— Значит, — задумчиво потёр бороду Леший, — К Кощею идти надобно.

— Во-во, — согласился левый, — А я что говорю?

— Сами справимся, — средний не поддавался уговорам уже который день.

— А я вот думаю, — начал правый, — Надо бы у Кощея испросить разрешения в деревне похулиганить.

— Чего? — хором спросил две другие головы.

— Чего-чего, — передразнил их правый, — Сожжём им пару амбаров и сразу сговорчивые станут, про птичку всё, что знают, расскажут. А то староста их заладил — нету, не видел, не знаем.

Средний призадумался. Прав его братан, однозначно прав, всё это время они отлично видели толпы мужиков, по лесу ищущих птицу. Видать неспроста — знают что-что. А староста их врёт.

— Пожалуй, ты прав, — после раздумий выдал он, — Летим, чего разлеглись?

Горыныч шумно поднялся, раскрыл крылья, уже сделал несколько взмахов.

— Возьми меня с собой, — попросил Леший.

Три головы переглянулись и дружно заржали.

— Ну ваще! — левый смахнул слёзы от смеха.

— Наглый народ пошёл, то одних подвези, то других…

— Ножками, друг, ножками, — поддакнул средний, — Нашёл извозчика.

И, оттолкнувшись от земли, Горыныч поднялся в воздух. Леший проводил его взглядом, он, в принципе, ничего другого и не ожидал — характер у змея скверный — да ещё и не в настроении он. Замок не так далеко, к вечеру дойдёт сам.

Замок Кощея.

— Что это? — Маша с удивлением рассматривала проступивший на предплечье узор, — Почему?

— Это знак, — провёл широкой ладонью по рисунку Владыка, — Теперь все видят, что мы принадлежим друг другу, — он смотрел на неё с такой нежностью, что у Маши защемило сердце.

«Как же теперь я без него? Я вернусь к себе, а он останется… Интересно…», — подумала вдруг Маша и спросила:

— А когда я вернусь домой, то это, — она указала на руны, — Останется со мной? — ей очень хотелось, чтобы они не исчезли и напоминали о нём.

— Значит, всё-таки не останешься? — нахмурился мужчина.

Хотя разговора об этом никогда не было, где-то в глубине души Владыка был уверен, что Маша примет именно такое решение.

— Я… — начала она, но он перебил.

— Что ж, я так и думал.

Она удивлённо посмотрела на него.

— Предполагал, что здесь ты не останешься, — Маша помотала головой, подтверждая его слова, — Поэтому я принял решение — я иду с тобой, и это не обсуждается. Думала сбежать от меня?

— Нннет, — растерялась Маша, — А как же там царство твоё, русалки и всё такое? — представить, что он добровольно откажется ради неё от всего этого, она пока не могла.

— А с этим отлично справится рыбка, будет теперь Владычицей морской. Вроде как повышение у неё, — улыбнулся Владыка и погладил Машу по волосам, вдохнул её запах и зажмурился от удовольствия.

— Никуда теперь не отпущу, слишком долго я тебя искал, — и руны вспыхнули на их руках, переливаясь серебристым светом.

Раздался стук в дверь, и после короткого «Да!» от Владыки, в комнату вошёл Кузьма:

— Прощеньица просим, но там Горыныч пожаловал.

Не обнаружив Кощея в замке, Горыныч расстроился и сгоряча снёс пару деревьев, стоящих на пути. Он уже примерялся к другим, стоящим чуть поодаль, как на ступенях появился Владыка, а рядом, держа его под руку, шла Русалка.

— О, Владыка, колечко нашёл? — удивился Средний.

— Какое колечко? — тут же проявили любопытство правый и левый.

— Горыныч, ты чего тут устроил? — увидев погром, недовольно заметил Владыка, — Кощей сердиться будет.

— А мы ему не скажем, — пробормотала правая, он как-то упустил из виду, что от Кощея ему может влететь по первое число, — Кузьма тут все приберёт, да ведь?

Из-за спины Владыки выглядывал любопытный управляющий. Соглашаться или возражать тот не спешил.

— А я благодарен буду. Когда амбары в деревне жечь начну, его не трону, — прищурился змей, поглядывая на Кузьму.

Услыхав про амбар, управляющий вышел чуть вперёд:

— Не извольте беспокоиться, — затянул свою привычную фразу, — Дрова в замке кончились, ночи холодные, вот и срубили деревца. Сейчас же и начнём, — развернувшись, он кинулся раздавать указания слугам.

— А где все? Почему пусто в замке? Девица эта где, противная? — уставился Горыныч на пустой балкон покоев Забавы.

— Так кто где, Кощей в деревню ушёл, там след Милы нашли. А Елисей в столицу отбыл, там тоже дела появились, — пояснила Маша.

— В деревню — это хорошо, — обрадовался Горыныч, — Нам как раз туда дорога, золотце моё искать. Кстати, — встрепенулся он, — Леший сюда путь держит, к вечеру должон дойти. Ладно, не досуг мне тут с вами, я к Кощею, — последнюю фразу он прокричал, взмахивая крыльями и поднимаясь вверх.

Маша уже было открыла рот сказать, что приняла решение идти за Василисой и Алёной, но Владыка её опередил:

— Я так понимаю, мы тоже уходим? — посмотрел он на Машу.

— Да, теперь, когда я тоже могу… — она кивнула на свои ноги, — Сейчас, только переоденусь, и мы идём.

— Согласен, помощь твоим друзьям не помешает. Предлагаю пойти к Кощею. Там помощь будет нужнее.

Девушка и сама хотела это предложить, тем более, что в столице наших и так много, ни к чему там в замке такой толпой бродить, а в селе совсем другая история.

— Значит, идём вместе? — подняла она глаза на Русала.

— Теперь всегда вместе, — он накрыл её руку своей, и они скрылись за дверями.

— Вместе они, — проворчал кот, — Я тоже вместе хочу. Где Ягушечка моя? Как там одна без меня? Тоже в деревню пойду. Эх, не успел, Горыныч улетел, — сокрушался кот, — Да ладно, пойду прослежу, чтоб вещи собрали, а то знаю я их, самое важное забудут.

Мила.

Вернувшись в дом, Мила по обыкновению спела для Ботко. Он уже свободно передвигался по дому и даже встретил их на крыльце, облокотившись о перила. Жар-птица была рада, что старик идёт на поправку, что силы возвращаются к нему. «Надо же, в нашем мире надо таблетки три раза в день пить, а тут песни слушать», — не переставала удивляться она. Но чем лучше становилось ему, тем грустнее было самой девушке. «Что со мной происходит? — пыталась понять себя птица, — Я же должна сейчас думать, что скоро увижу девчонок. Да они там с ума сходят, ищут меня, а я? Почему от мысли, что скоро всё закончится, мне так грустно?» — размышляла Мила, сидя в гостиной, и вдруг поняла. Ей будет не хватать Добрыни, ночных бесед и утренних прогулок, его заботы и ласковых слов. «Я что, влюбилась?» — вдруг призналась она сама себе.

Заметив, что Жар-птица грустна, Ботко нежно погладил её оперение:

— Что с тобой сегодня? Что беспокоит тебя?

— Сама не знаю, — вздохнула Мила, — Я очень скучаю по дому… — в голове вдруг возникла мелодия, и Мила не смогла удержаться:

Улетай на крыльях ветра,

Улетай на крыльях ветра,

Ты в край родной, родная песня наша,

Туда, где мы тебя свободно пели,

Где было так привольно нам с тобою…

Когда она закончила петь, то увидела, что в комнате собрались и Добрыня с Дариной. Они стояли у дверей, держась за руки, и задумчиво смотрели на птицу.

— Я не думал, что ты так тоскуешь по дому, — произнёс Добрыня, когда песня смолкла, — Завтра я отнесу тебя, куда скажешь.

— Спасибо, я очень благодарна тебе.

— Это мы должны благодарить тебя, ты спасла нашего отца, — Дарина подошла ближе и села рядом с Милой, — Что я могу сделать для тебя?

— Мне ничего не нужно.

Ей было радостно смотреть, как день ото дня их отец поправляется, встаёт на ноги, и большей награды она не желала. Видя её растерянность, Ботко поспешил ей на выручку:

— У вас что, дела закончились? — нахмурился он, глядя на своих детей, — Добрыня, после обеда приедет лекарь столичный, работу принимать, всё готово?

Добрыня кивнул:

— Я всё закончил отец. Сегодня же получу деньги и смогу расплатиться со старостой. Отдам всё до копеечки.