Хруст выскочил в сени, срывая занавеску.

– Ай да Клавка! Шпиёнку споймала.

Он сгрёб Лукерью в охапку и поволок в комнатенку.

– Кто такая? – набросился Огонек. – Зачем пришла? Что вынюхивала?

– Какая тебе в том разница? – Хруст обхватил горло девушки огромными пальцами. – Придушу ее и бросим в реку, пока темно. Камень привяжем – вмиг потонет, одни бурболки пойдут. А шубку вон, Клаве отдадим. Взамен потерянной душегреи.

– Вот еще! – фыркнула бомбистка. – Стану я с чужого плеча донашивать!

– Можно подумать, прошлую меховушку тебе в модном салоне справили, – хохотнул амбал. – Погоди нос воротить. Я ж аккуратно придушу. Кровью не запачкаю.

Степка попытался разжать его пальцы, а потом просто повис на руке бандита всей тяжестью.

– Не спеши, Хруст! Успеешь придушить. Нужно выпытать, как она наше логово нашла. Может и полиции адрес известен?

– Жандармы не стали бы девку посылать. Сами бы нагрянули. А если их лазутчица, так тем более придушим и дадим драла отсюда, чтобы не рисковать.

– Нельзя! – возразила Клавдия, и тут же пояснила, – То есть, хотите душить – я не против. А бежать нельзя. Вернутся Тихоня и Бойчук, кто их предупредит, что нас в Хапиловке нет? Жандармы ловушку подстроят, возьмут обоих, тут нашим планам и конец.

– Не за планы ты переживаешь, Клавка, а за своего хахаля, – припечатал амбал. – Боишься, что не с кем будет дудоры водить?

– Межеумок! – обиделась Клавдия и отошла к столу.

– Хоть бы и так… Но вообще ты прав, Степка. Успеем придушить. Сперва чуток потешимся, – Хруст прижал свою жертву к стене и полез свободной рукой под шубку Лукерьи. – У меня бабы давненько не было…

– Как… ты… сме… ешь! – пропищала девушка. – Хам!

– Строптивая. Мне такие по нраву. Еще бы помясистее была, а то тоща как шкелет, – бандит подмигнул Огоньку. – Но сгодится на разок, а?

– Не надо, Хруст, – пробормотал тот. – Я не хочу.

– А чего? Брезгуешь после меня? Так бери первым, я не гордый. Подержу ее, чтоб не брыкалась.

Степка покраснел и затравленно оглянулся на бомбистку. Амбал перехватил его взгляд.

– Или ты Клавку стесняешься? А мы попросим боевую подругу за дверью покараулить…

Бомбист попытался задрать узкую юбку Лукерьи, но не смог и просто разорвал по шву.

– Ну, чего встала? – окрысился он на Клавдию. – Брысь отсюда!

Та хотела что-то сказать, но потом опустила голову и пошла прочь. Открыла дверь и тут же захлопнула:

– Жандармы!

– Ах ты, гадина! – Хруст отбросил журналистку на тюфяки в углу комнаты и схватил смит-вессон, лежащий на комоде. – Ничего! Я тобой позже займусь.

– Много их там? – Огонек заряжал самодельный револьвер.

Клавдия пожала плечами.

– Я двоих заметила. Но эти сволочи по двое не ходят. Только толпой.

– Не боись, прорвемся! – амбал выбил плечом оконный переплет и дважды выстрелил в темноту.

В ответ раздались выстрелы, одна пуля просвистела у виска, оцарапав лысую голову, и впечаталась в побеленную стену.

– На задах тоже сидят, – Хруст вытер кровь рукавом рубахи, на кумаче она была почти незаметна. – Ловко время выбрали, держиморды. Ждали, пока спать ляжем, чтобы взять всех тепленькими. Девку в сени послали, чтоб знак подала. А хрен по-вашему выйдет!

Он выстрелил в окно еще несколько раз и сел на пол, перезаряжать револьвер.

– Бежать некуда! – взвыл Степка и заметался по комнате. – Всех перебьют.

– Не скули, Огонек. Первый раз что ли? Прорвемся. Клавка!

Бомбистка стояла посреди комнаты, глядя на себя в маленькое зеркальце над умывальником. Лицо ее было спокойным и не выражало никаких чувств. «Как у мертвеца» – подумала она. – «Да мы тут все давно уж мертвецы!»

– Клавка! Заснула что ли? – рявкнул Хруст. – Где Бойчук свои безделушки прячет?

– Портсигар с собой забрал, а бутылку я давно уж не видала.

– Эх, мать… У бомбистов и ни одной бомбы под рукой. Хороша шутка?

Амбал захохотал и выстрелил еще трижды. Степка подполз к двери, приоткрыл щелку, но выглянуть не успел – сразу несколько пуль выбили щепки у него над головой.

– Все, все, – бормотал он, – попались.

Клавдия подбежала к двери и задвинула железный засов. Вовремя. Снаружи кто-то сильно дернул. Она подняла револьвер, который бросил Огонек, выстрелила через дверь – раздался стон и следом громкая ругань. Бомбистка двигалась уверенно, не показывая страха. Оттащила напуганного мальчишку к тюфякам, направила ствол на Лукерью.

– Вставай, сука! Мы тебя вперед пустим, а сами позади спрячемся. В свою жандармы палить не станут.

Амбал еще дважды выстрелил в темноту за окном.

– Пусть они там прижухнут пока. Клавка! Подымай эту пелядь и веди на двор. Я крикну, чтоб не стреляли.

Он шагнул в сени и тут прогремел взрыв. Дверь разнесло в клочья, стена справа от входа обрушилась внутрь. Хруста отшвырнуло назад, как тряпичную куклу, засыпав осколками и известковой пылью. Оглушенный Огонек корчился на полу. Одна лишь Клавдия устояла на ногах и прицелилась в облако дыма, клубящееся в проеме.

– Я пристрелю всякого, кто посмеет войти! – закричала она.

– Стреляй. Всех не перестреляешь.

Порох шагнул на порог и картинно остановился, закуривая папироску.

– Бей врага его же оружием. Я велел саперам сделать бомбу, чтоб вы на своей шкуре испытали – каково это, подыхать от взрыва. Что, больно? – он придавил пальцы Огонька каблуком. – Страшно? Еще и не так напугаем.

У Клавдии вспотела рука, но палец на спусковом крючке не дрогнул.

– Изыди, сатана!

Она выдохнула и спустила курок. Но в последний момент Лукерья извернулась на тюфяке и пнула бомбистку в бедро.

Порох перехватил руку с револьвером, не давая выстрелить еще раз. Отбросил Клавдию в объятия подоспевшего Кашкина, а унтер-офицеру велел:

– Проверь, не прячется ли тут еще кто.

Сам же склонился к журналистке.

– Жива, дочка? Слава Богу, а я уж испугался.

Он помог Лукерье подняться, по-отечески обнял за плечи.

– Да ты вся дрожишь! – полковник достал из внутреннего кармана шинели плоскую фляжку. – На-ка вот, глотни. Глотни, говорю! Это арманьяк. Самый лучший, гасконский.

Луша закашлялась. Горло опалило жидким пламенем, но этот ароматный огонь мигом выжег все ее страхи, освободил сердце и разум из ледяных тисков паники.

– С-спасибо.

– Да полно, полно. За что же тут благодарить? Еще глоток? Вот, умница.

Девушка отступила на шаг, к ней возвращалась привычная самоуверенность.

– Вот уж не думала, г-н Порох что когда-нибудь в жизни обрадуюсь, увидев вас.

– Понимаю, г-жа Меркульева. Я сам бы еще вчера усомнился в этом. Но мы с вами, хоть и не друзья, а все же и не враги. По одну сторону закона стоим, как говорит наш общий знакомый, г-н Мармеладов. Замечу попутно, что он поведал мне историю про фотографа и портрет бомбистки. Карточка при вас?

– Да, – Лукерья расстегнула пуговицу жакета и сердито топнула. – Что же вы смотрите? Отвернитесь.

– Простите, – следователь потупился и, чтобы скрыть смущение, тоже приложился к фляжке.

Журналистка достала фотографию, спрятанную на груди, разгладила и протянула Пороху.

– Похожа! – он подошел к Клавдии, поднес портрет к ее лицу и сравнил. – Поразительное сходство! Я уж сколько раз пытался, а все мимо, ни одного портрета удачного. А тут – просто на зависть. Повезло тебе, девка. Ответишь по всей строгости за взрыв в «Лоскутной» и полсотни трупов.

Полковник вернулся к Меркульевой.

– А что же вы сразу этот портрет мне не принесли?

Журналистка покраснела.

– Хотела проверить по методу газетчиков… Чтобы полицейские и сыщики… Начали принимать меня всерьез.

– Сыщики, значит, – Порох бросил на нее проницательный взгляд. – Понима-а-аю. И что же, через этот кусок картона вы сумели так быстро найти логово бомбистов?

– Быстро? Я шесть часов ходила из трактира в трактир! В жуткой дыре на задворках, что открыта по ночам, я встретила кучера, который увозил бомбистов от «Лоскутной». Он меня сюда и доставил. А вы как узнали адрес?