Через двадцать минут я уже подходила к прачечной «Happy Ming», над которой жила с того момента, как ушла из дома. Общежитие было построено еще в двадцатые годы прошлого века, когда в Нью-Йорке не было места для такого количества приезжих. Четыре года назад мы вместе с Присциллой и Тавией сняли мансарду над прачечной. Внутри постоянно был слышен гул от стиральных машин, зимой невыносимо холодно, а летом невыносимо жарко, задний двор был полностью пропитан запахом стирального порошка и прочей химии. Зато арендная плата была неплохой для Нью-Йорка, и мы могли бесплатно стирать свои вещи.

Я вставила ключ в ржавый замок и толкнула дверь плечом. Стянула ботинки и поплелась на кухню. До меня донеслись смех соседок, тихая музыка с телефона и запах буррито, готовящегося в микроволновке. С меня стекали дождевые капли, будто я зонтик. Тавия и Присцилла удивленно переглянулись, а я села на единственный свободный стул – синий табурет, который мы когда-то нашли на улице.

– Вот ты где! Мы уж думали, что ты не придешь, – радостно воскликнула Присцилла, ставя на стол рядом со мной банку пива и бутылку соджу [3]. Она влила немного соджу мне в банку и отпила пену, выливавшуюся из банки.

Тавия с тревогой в глазах смотрела на меня, а я запрокинула голову назад и, застонав, пробормотала:

– Простите, пришлось задержаться на работе.

– Опять? – синхронно воскликнули девушки.

– Получается, что так, – я почувствовала их взгляды на себе и посмотрела на них. – Не смейте… – приказала я им.

Присцилла невинным жестом подняла руки.

– Надеюсь, дяденька Коксик наконец поднимет тебе зарплату.

Я цыкнула и перебила немного резко:

– Прис, хватит. Я и сама не в восторге от всего этого, но от твоих слов мне легче не становится.

Присцилла пожала плечами.

– Я просто говорю.

– Так делай это тише, – пробурчала я.

Тавия вмешалась по стандартной схеме, поставив передо мной бутылку пива, размороженный буррито и погладила меня по каштановым волосам.

– Прис лишь хотела сказать, что мы тебя любим и очень ждали, когда ты придешь.

Я слегка остыла и улыбнулась девочкам, откусив буррито.

– Ну что? – промычала я с набитым ртом. – Ты все еще хочешь куда-то пойти в такую прекрасную погоду?

Снаружи послышался гул, и я приподняла бровь. Девочки пожали плечами, а Присцилла открыла банку пива своими длинными ногтями.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего, просто моя пижама в не совсем подходящем виде.

– Ну уж нет! – резко прервала меня она. – Никаких пижам. Мой совет, лучше сожги ее. В «Дьяволе» сегодня ночь шотов. Один шот за два доллара, а дадите мне пофлиртовать с барменом, так и вовсе бесплатно.

– Тебе надо было видеть, как в прошлый раз парни ели из ее рук, – вмешалась Тавия, тихо хихикая.

– Да они бы и из моего пупка ели, – возразила Присцилла. Они похихикали.

Эти две девушки были абсолютными противоположностями, как день и ночь, но в то же время гармонировали, будто были созданы друг для друга. Присцилла Ванг родилась в Бостоне. Ее родители юристы, а она собралась стать визажистом в Нью-Йорке, из-за чего вечно возникали ссоры. Каждый раз по телефону они так громко кричали друг на друга, что соседи стучали швабрами и вениками по потолку и грозились вызвать полицию.

Тавия же была высокой, стройной блондинкой с локонами, струящимися водопадом по спине. Она танцевала в Международной школе балета, а в перерывах между занятиями подрабатывала официанткой в «Маленькой Италии». На первом курсе колледжа мы жили с ней в одной комнате, а когда Присцилла бросила юрфак, мы с Тавией переехали к ней.

– И? – вывела меня из раздумий Присцилла.

– Что «и»?

– Ты готова к сегодняшнему вечеру? Начнешь новую жизнь, выбросишь из головы бывшего и заведешь себе дружка на ночь? Я тебе говорю, нет лучшего способа забыть старый член, чем найти новый.

Я возмущенно фыркнула и опустила взгляд на свой обед.

– Не знаю, я очень устала. Может, я лучше пойду спать? – я потерла красные от усталости глаза, потому что не спала уже целых двадцать шесть часов.

– А вот и нет! Ответ неверный, – проворчала Присцилла.

Тавия бросила на нее строгий взгляд, а затем произнесла с улыбкой:

– Конечно, по поводу члена я не согласна, но тебе действительно стоит развеяться. Мы сто лет никуда не ходили вместе.

Прикусив нижнюю губу, я посмотрела в экран телефона. Лучше… ах, к черту. Я кивнула.

– Хорошо, пойдем.

– А вот и правильный ответ! – возликовала Присцилла.

– Только дайте мне пять минут.

Присцилла махнула рукой.

– Мы тебе даже десять дадим. Приведи себя в порядок: ресницы подкрась, помойся. А то воняешь.

Я закатила глаза.

– Ты тоже не благоухаешь.

– Ох, ненавижу, когда они там внизу.

– Ага, – согласился я, вглядываясь в темноту канализации перед нами. Несмотря на хлещущий дождь, вонь выгребной ямы и застоявшейся воды отчетливо доносилась до нас.

– Ты уверен, что Бозам там?

Крашер затаил дыхание, когда я осветил фонариком проржавевшую лестницу, ведущую вниз. Черные полосы прилипли к ступенькам. Я вручил фонарь партнеру, влажные платиновые волосы которого прилипли к голове, зубами стянул перчатку с правой руки и провел пальцем по вязкой слизи. От ощущения этой субстанции на своей коже я содрогнулся, волоски на затылке встали дыбом и мне пришлось сделать глубокий вдох. В смеси запахов канализации выделялось нечто, непохожее ни на один запах этого мира: ни человек, ни животное, ни разложение. Он больше напоминал неприятное жжение озона с горьковатым оттенком.

Холодный ветер хлестнул меня моими же мокрыми волосами по лицу.

– Даже если большинство следов смыл дождь, я уверен, что это он, – подтвердил я, услышал ругань напарника и натянул обратно черную кожаную перчатку. Гром гремел над нашими головами, а молнии рассекали небо, пытаясь разрубить его на части.

– Может, нам лучше… – не дослушав напарника, я прыгнул вниз.

Сначала была лишь темнота. Мой длинный плащ развевался на ветру. Наконец я опустился на дно. Вода брызгами разлетелась во все стороны, и я взглянул на измученное лицо Крашера. Дождь продолжал лить.

– Неужели мне тоже… – продолжал он.

– Крашер, прыгай. Времени нет.

Напарник простонал, и свет фонаря пропал. Послышалось трепетание черного плаща, по которому мы и получили прозвище «Черные птицы». Вскоре Крашер легко приземлился рядом.

Поднялись брызги воды, и тут же послышалась уже знакомая ругань. Мой напарник с отвращением взглянул на себя.

– Я себя подправлю. Ненавижу, когда нам приходится спускаться туда. Почему эти твари не могут подняться в Ритц? – пробурчал он.

– Потому что мы уже там, – сухо ответил я, забирая у Крашера фонарь. Луч осветил серую бетонную трубу, напоминающую червяка. Воздух был настолько плотным, что сложно было дышать.

– Что ты чувствуешь? – тихо спросил напарник.

Волоски на затылке словно завибрировали. Я вздрогнул, крепче хватаясь за четки, намотанные на запястье. В отличие от обычных четок с крестом на конце, с моих свисал Глаз Гора [4]. Я погладил знакомый гладкий камень, и чувства обострились: теперь я могу видеть каждую трещину и тень в этом пространстве.

– Должно быть, Бозам затаился неподалеку. Зверь ранен и явно не в восторге от того, что мы выгнали его из укрытия.