- Герберт, - поправил он ее. - Как она умерла?

Это то, что и я хотел знать.

- Сгорела заживо.

***

В течение следующих недель Таня носила траур по своей всаднице.

Герберт попытался разузнать побольше информации. Он поговорил с другим Меднорогим, который поклялся защищать Елену.

Итан был отрезан от Пейи смертоносной фауной и флорой. Никто не мог дозвониться.

Виверны напали на замок. Когда король Хельмут пришел в себя, он рассказал, кто предал королевскую семью. Это была правая рука короля Альберта, Горан. Близнец короля Хельмута.

Я вспомнил его. Он свободно говорил по-вивернски и питал страсть к темной магии. Он был блестящим Драконианцем, но, казалось, был обречен на зло. Горан был тем, о ком говорилось в предсказании Вайден, и причиной, по которой существование Елены должно было храниться в секрете.

Меднорогий также подтвердил, что смерть королевы произошла так, как сказала Таня. Виверны привязали ее к кровати и подожгли. Елена никогда не узнает своих родителей. Оба погибли в засаде.

Это был печальный день для всех, но и нам предстояла работа. Защищать Елену будет сложнее, чем мы ожидали. Больше не было возможности ждать, пока угроза минует. Нам нужно было защищать ее до тех пор, пока ей не исполнится шестнадцать, и она не сможет претендовать на трон Пейи.

***

Прошло несколько беспокойных месяцев.

Однажды Таня спросила, в безопасности ли Блейк или тоже заперт в Итане. И вот так просто это пришло ко мне, как толчок в живот.

Я был Блейком.

Я вспомнил, как Таня произнесла мое имя в хижине, когда родилась Елена, но я не мог вспомнить, что она сказала. Моя жизнь была беспорядочным пятном, но у меня было имя.

***

Елена могла ходить без посторонней помощи и начала складывать слова. Я назвал ей свое имя. Я сказал ей, чтобы она никогда не говорила его при взрослых, и она поняла.

Она была такой умной и действительно моей лучшей подругой. Она сдерживала мой гнев и разочарование. Она становилась ярче каждый день в течение года и трех месяцев.

- Блейк, - прошептала она однажды в саду, когда Таня развешивала белье.

- Да, Медвежонок? - Я начал использовать прозвище Герберта.

- Это? - Она указала на палку.

- Палка, - четко произнес я.

- Павка, - сказала она, шепелявя.

- Практически. - Я протянул кулак, и она стукнула по нему. Она рассмеялась, когда я издал звук взрыва от соприкосновения наших кулаков.

- Павка? - Она указала на куст, поникший бархатисто-голубыми шарами.

- Нет, - усмехнулся я. - Это черника.

- Теника?

Я кивнул.

- Попробуй ягодку. Тебе понравится.

Она сорвала одну и отправила в рот. Она скривила лицо. Должно быть, ей досталась терпкая.

Я рассмеялся.

- Попробуй какую-нибудь покрупнее, они слаще.

- Эту? - спросила она, указывая вместо этого на лист.

- Листок, - сказал я.

- Листок, - решительно произнесла она.

Таня подошла к нам.

- Тсс, - сказала я, приложив палец к губам.

- Детка, - сказала Таня, присаживаясь на корточки. - С кем ты разговариваешь?

- Не надо. - Я покачал головой.

- У тебя есть невидимый друг?

Я высунул язык и издал пердящий звук.

Она рассмеялась.

Таня тоже засмеялась, но ее глаза блуждали по округе в поисках меня. На мой вкус, она была слишком наблюдательна. Не получив никакого ответа от Елены, она вернулась, чтобы развесить белье.

Это было на грани срыва.

***

Прошло еще несколько месяцев.

Елена становилась выше, ее волосы становились длиннее, а речь - более четкой. Последнее меня встревожило. Она легко могла сказать Герберту и Тане, что я всегда был рядом.

У нее появился вкус к чернике. Она так сильно любила ее, что хотела поделиться ягодами со мной.

- Ради любви к твоей чернике, - сказал я. - Я не могу ее есть.

Она хихикнула и сунула мне в рот еще одну. Она исчезала в ту же минуту, как коснулась моего языка.

- Во имя любви к чернике, - повторила она. Фраза прижилась. Мы пользовались ей постоянно. Когда она падала, или делала что-то не так, или ненавидела что-то, я говорил это, и она повторяла, вставала и уходила от боли.

Было приятно, что что-то от меня останется с ней.

Я сидел на диване, а Елена была рядом со мной. Герберт сидел в кресле напротив нас и читал газету. Она тихонько играла с моим браслетом. Она потянула слишком сильно. Браслет расстегнулся и упал ей в руку.

- Басет, - сказала она и улыбнулась мне.

Черт, черт, черт, черт!

Я попыталась схватить браслет, но мои руки прошли сквозь него. Я не мог взять его обратно.

Таня подошла к нам.

Я хватанул ртом воздух и попытался спрятать браслет. Ничего подобного, черт возьми, никогда раньше не случалось. Что это значило?

Таня взяла браслет из рук Елены.

- Чей это? - спросила она Герберта.

Он выглянул из-за своей газеты.

- Не произноси моего имени, - сказал я ей.

Герберт положил газету на свой стул и подошел к нам. Он поднял Елену.

- Чей это браслет, Медвежонок?

Я покачал головой. Мое дыхание участилось.

- Чей это браслет? - спросил он забавным голосом.

Она рассмеялась.

Таня не сводила глаз с браслета в руке Герберта. Я видел в них беспокойство.

Герберт поцеловал Елену в висок и уложил ее обратно на диван. Он вернул ей мой браслет.

- Узнай, - сказал он Тане и вышел из комнаты.

Близок к провалу.

Я снова опустился рядом с Еленой и выдохнул.

Таня посмотрела, как Герберт исчез на кухне, затем перевела взгляд на Елену. Казалось, она осматривала местность вокруг себя, когда внезапно ее глаза встретились с моими. Могла ли она видеть меня?

- Она - твой единственный шанс. Я умоляю тебя, не причиняй ей вреда. Защити ее ценой своей жизни.

Я ахнул. Она разговаривала со мной. Я кивнул, сам не зная почему.

Она наклонилась к Елене, взяла браслет, улыбнулась и спросила:

- Это Блейк, детка?

Какого хрена?

Взгляд Елены переместился на меня, и я покачал головой.

Она снова посмотрела на Таню.

- Я люблю тебя, мамочка, - сказала она, обняла Таню, которая крепко обняла ее в ответ.

Я уставился на Елену, разинув рот.

Блейк был моим человеческим обликом. Я был Рубиконом. Однажды она должна была заявить на меня права.

***

Наступил второй день рождения Елены. Это был тот же список гостей, что и при первом - двенадцать. Это было печально. Была ли такой ее жизнь? Прятаться, не имея настоящих друзей.

Были сделаны снимки, и она пошла поиграть в тренажерном зале «джунгли», который построил для нее Герберт. Я помогал ей подниматься. Защищая рукой, чтобы она не упала.

Я не мог выкинуть из головы то, что сказала мне Таня. Я был Рубиконом. Это был факт. Я помнил себя Рубиконом. Это была яичница-болтунья, но я знал, кто я такой.

Елена спустилась с горки, и я поймал ее прежде, чем она приземлилась на землю. Мне хотелось взять ее на руки, но Таня всегда наблюдала. Я высунул язык, и Елена передразнила меня. Мы оба рассмеялись.

Мы корчили друг другу рожи, когда у меня в голове промелькнуло воспоминание. Подросток пристально смотрел на меня издалека. У нее были глаза медвежонка.

Что? Откуда бы я мог знать ее подростком? В воспоминаниях Елена понятия не имела, кто я такой. Как такое могло быть? Я был с ней с самого рождения. Я был ее лучшим другом.

Пришло еще одно воспоминание. Сильная боль пронзила мой висок, и я схватился за голову.

- Блейк, ты в порядке? - спросила Елена.

Елена-подросток прошла мимо меня. Я не стал смотреть на нее. Она шарахнулась в сторону, когда я зарычал на нее.