Вылив из бурдюка последнюю каплю, Арлинг с сожалением подумал о колодце, который Магда с драганами засыпала так рано. На душе свербело еще после того первого источника, что они разрушили у арены. Трудно убеждать себя в том, что делаешь хорошее во имя будущего, уничтожая то, что дарило жизнь. Тьма давно пожирала сердце Арлинга, и, если Фадуна не вернется к нему, этот бой закончится не его победой.
Магда отказалась от обливаний, забравшись на бархан и то и дело посыпая голову песком. Регарди разрывался между желанием просить у нее прощения за все на свете и стремлением расколошматить остатки лагеря вдребезги. Она с ним разговаривала, но осмысленность исчезла из ее слов, будто сама Фадуна спряталась глубоко внутри, оставив вместо себя безумную оболочку.
А вот Нехебкай, наоборот, проявлял удивительную разговорчивость, болтая обо всем, что Арлинг слышал и чувствовал. Когда они уничтожали следы пребывания в лагере, Индиговому захотелось петь, а вслед за ним и Арлингу. Если бы Регарди поскорее не забрался на верблюда, он бы еще и в пляс пустился. В ответ на возмущения Нехебкай охотно пояснил, что этот праздник подарил людям он, поэтому создателю отмечать его полагается с особым размахом. Мол, хорошо, что их пригласили в веселую компанию, а то Арлинг с компанией убийц-сектантов только тоску наводить умеют. Регарди сомневался насчет «веселой» компании Сейфуллаха, но с Индиговым устал спорить. Его мысли занимал другой вопрос – что делать с Магдой, пока он будет заниматься подготовкой к встрече? И тут неожиданно предложил помощь Нехебкай.
– Так и быть, я за ней присмотрю, – сообщил он ему. – Можешь оставить ее вон на тех валунах. Не бойся, солнце Видящей не навредит, а вечером ты ее заберешь.
– Как же, – фыркнул Арлинг. – На тех валунах ее и с земли, и с воздуха заметят.
Какая опасность могла прилететь с неба, Регарди еще не придумал, но решил думать и о ней тоже, раз дело касалось Фадуны.
– Сказал же, присмотрю, – уже с раздражением ответил Индиговый. – На пути бога только безумец встанет. А в Карах-Антаре он пока только один. И это ты.
– А раньше нельзя было за ней присмотреть? – с не меньшим раздражением спросил Регарди. Появилась возможность обвинить Нехебкая в раздоре с Магдой, но тварь, засевшую в его голове, было трудно переспорить, а тем более, в чем-то винить. Все равно, что втыкать ножи в себя же.
– А раньше мне этого не хотелось, – нагло ответил Индиговый. – Завтра Новый год. Время делать подарки. Я хочу веселья, поэтому давай заканчивай свои грязные делишки поскорее, и пойдем радоваться новой жизни. И благим намерениям. У тебя их пока мало, но скоро появятся. Мне Магда сказала.
О «грязных делишках» Нехебкаю лучше было помолчать, но, как ни крути, бог самумов был прав. Делишки, которые собирался провернуть Арлинг, и впрямь были грязными. И Магде лучше на них не смотреть.
Когда Регарди объявил, что собирается оставить Фадуну на трех огромных валунах, торчащих посреди пустыни, словно маяк в пучине, Хамна с Алленом хором заявили, что Магде легче свернуть шею немедленно – мол, зачем обрекать нечастную на страдания. Слушать о милосердной смерти из уст жестоких убийц было противно, сдержаться и не наброситься на етобаров – невыносимо трудно, но Арлингу в то знойное утро помогал сам Нехебкай, и равновесие было восстановлено. Хамна и так косилась на Регарди, когда он разговаривал с самим собой, сейчас же и вовсе убедилась в его безумии. Впрочем, в особой любви к Магде она замечена не была, поэтому долго возражать не стала, а вот Аллен воспротивился, и у них с Арлингом, наверное, все-таки случилась бы драка, если бы не вмешалась сама Фадуна.
– Когда небеса расколются, когда звезды осыплются, когда моря перельются, когда все могилы перевернутся, тогда я умру, – сказала она етобару. – Иди с душегубом, ему нужно собрать свою кровавую жатву. Он соберет ее и без тебя, но так мы с ним увидимся гораздо позже. А от разлуки с ним у меня болит здесь.
Она приложила руку к животу с таким печальным видом, что Арлинг так и не понял, издевалась она или просто снова все перепутала. Можно подумать, Видящая не знала, где находится сердце. Но за душегуба решил обидеться.
Ученики расхохотались, улыбнулся и Аллен. Кивнув Фадуне, он подвел своего верблюда к дромадеру Арлинга. Магда была права. Арлинг управился бы и сам, но услышать еще одного «мясника» из ее уст не хотел. Пусть все будут мясниками, раз они решили пойти с ним. Что же поделаешь, если его путь столь кровеносен.
– Может, этих с ней оставим? – предложила Хамна, указав на учеников, но Арлинг коротко мотнул головой и пустил своего дромадера бегом, сам поразившись тому, как верблюд мгновенно его послушался. Не иначе как вмешался Индиговый, подхлестнув животное. Время безумных поступков началось еще в пещере. И закончится оно должно было не скоро.
Арлинг еще долго чувствовал спиной стоявшую на камнях Фадуну. Магда раскинула руки в стороны, подставив лицо солнцу. С ней ничего не могло случиться – даже солнечный ожог. Ведь теперь ее прикрывал Нехебкай.
Вооружившись безумием, Регарди приближался к каравану Сейфуллаха, чтобы установить свои правила игры.
Кучеяры праздники любили, а Новый год был самым любимым народным праздником Сикелии, уходившим корнями в доколониальное прошлое страны. Война за независимость и освобождение нескольких территорий никак не повлияли на кучеярские традиции, и подготовка к празднованию Нового года и последующего за ним Дня благих намерений началась в караване с самого утра. Естественно, знатные кучеяры спали, готовя себя к бессонной ночи. Суетилась прислуга, и это были уже не нарзиды, а кучеяры, шибанцы, островитяне и те керхи, которые давно прижились в городах, бросив стада и кочевой образ жизни. Охрана тоже отдыхала. По лагерю бродили всего два патруля из четырех человек каждый, да еще один разведывательный отряд группа Арлинга заметила в окрестностях, когда подбиралась к спящему каравану.
В Сикелии насчитывалось самое большое количество кланов наемных убийц и боевых школ, и, тем не менее, убийство у кучеяров считалось самым тяжким грехом, а разбой и нападения накануне Дня благих намерений и вовсе нельзя было ничем искупить. Даже иман никогда не отправлял Арлинга на задания в последний день уходящего года. Потому охрана Аджухама и ходила расслабленно – кучеяры не верили, что кто-то будет столь равнодушен к своей судьбе, что решится на преступление. Они, конечно, посматривали по сторонам, но чувствовалось, что все их мысли заняты пиром, весельем и, конечно, салютом, без которого не обходилось ни одно празднование Нового года. Салюты всегда готовили в Шибане, а так как Сейфуллах провел на юге значительное количество времени, надо было полагать, что салют у шибанцев он закупил внушительный.
С тех пор как в его жизни снова появилась Магда, Арлинг не мог назвать себя равнодушным к судьбе своей и мира, потому его тревожила странная политика имана, который, пока Регарди спал, превратился из учителя и политика в реформатора природы. А когда Арлинга что-то тревожило, и он не мог найти ответ, его лодка часто поворачивалась против течения, традиций и обетов. Хамна стала халруджи, Аллен еще недавно был смертником, но еще они оба оставались етобарами, самыми жестокими и бездушными сектантами-убийцы Сикелии, поэтому за них Арлинг не волновался. То, что он задумал накануне Дня благих намерений, чувства етобаров вряд ли бы задело, хотя бы потому, что они давно нарушили все мыслимые традиции и обеты, посягнув на верность клану. После того как всех етобаров уничтожил гремер, в их головах наверняка происходила переоценка ценностей, но вряд ли она имела отношения к кучеярским народным обычаям. Когда Арлинг приказал нападать, они подчинились, не раздумывая.
Сейфуллах выбрал место за грядой одинокой дюны рядом с оазисом, которого, как подтвердили Хамна с Алленом, раньше здесь не было. Вокруг небольшого пруда явно искусственного происхождения росли не только известные уже деревья-курупчи с жесткими листьями и неувядающая травка сима, добытая из ледников, но и «старые» обитатели сикелийских пустошей – кактусовый молочай, акации, сумах и эвкалипт. Еще молодые поросли, но уже с достаточно сильными запахами, чтобы Арлинг смог их узнать. Где-то выл на приближающуюся жару пустынный волк, появление которого в Карах-Антаре уже было знаком грядущих перемен. Раньше эти низкорослые, но свирепые твари водились только на севере Сикелии. Некстати вспомнился гремер, и Регарди поспешил отогнать тревожные мысли. И так было о чем волноваться. Игра с Сейфуллахом да еще на его территории не обещала ничего хорошего.
