– Возможно, это мой последний шанс побыть человеком, – грустно улыбнулась она. – Белая Госпожа в любви не нуждается, но Дэйра нуждалась в ней всегда. Ты… можешь подождать меня внизу. Я пойму.

Она сняла плащ и протянула его Нильсу, оставшись в шелковой тунике, похожей на лунный свет. Следом сняла туфли и с удовольствием ощутила старый камень, приятно холодивший босые ступни. Потом подняла руки и, собрав копну белых густых волос, встряхнула головой, рассыпая их по плечам. Теперь уже и у Нильса не было сомнений, что хранилище пряталось у них под ногами, ведь иного объяснения, почему у Дэйры вдруг отросли волосы, не имелось.

С луной расставаться было тяжко, но Дэйра смахнула с себя ее свет, сразу почувствовав больше свободы. Белая Госпожа подождет, ей хотелось еще немного побыть Дэйрой. Она не оглянулась на Нильса, когда входила в цветочную арку, но сердце радостно скакнуло, когда поняло, что он идет следом. Не бросил. От этой мысли она ощутила себя как никогда хорошо. Даже близость хранилища не придавала столько сил, как осознание того, что Нильс не отвернулся. И не важно, что произойдет между ними в том гроте. Она будет помнить именно только этот момент: как он не оставил ее одну.

***

Помещение, в которое они долго спускались по лестнице, вырезанной прямо в камне, чем-то напоминало Пещеру Радости. Способное вместить легендарного кашалота, которого мечтали поймать все рыбаки Майбрака, с огромным куполом, украшенным сталактитами, и лазурным озером, спрятавшимся в чаше бассейна под просторным балконом, где жрицы встречали прибывших. Стены пещеры были изрезаны нишами, которые, спускаясь, превращались в гроты, некоторые из них наполовину скрывала вода. Ниш был много – Дэйра сбилась со счета, пытаясь разглядеть, сколько именно людей извивалось в сладострастном танце любви в крохотных пещерах, к каждой из которых поднималась витая лестница.

Вдоль озера стояли гигантские чаши, в которых жрицы подбрасывали разноцветные порошки, мгновенно вспыхивавшие в струях пламени. Следом из чаш вырывались клубы ароматного пара, который вместо того, чтобы раствориться, собирался в густые облака под куполом пещеры. Где-то пели – то были настоящие певцы, спрятанные в невидимых нишах, но Дэйре по-прежнему пел ее собственный певец, чей голос звучал все торжественнее.

Мужчин на балкон не допускали, они должны были войти в зал через другой коридор, и Нильс исчез в темном проеме стены вслед за жрицей, которая вызвалась его проводить. На миг отчаяние и чувство беды, похожие на пленников, вырвавшихся из темницы, захватили разум Дэйры, но восстание было подавлено быстро. Она увидела, как в тот же проход жрицы повели группу мужчин в одеяниях священников Амирона, и успокоилась. С Нильсом ничего не случится, а вот тайна, почему праздник Ганзуры был разрешен официальной церковью, наконец, раскрылась. Хорошо, что Нильс согласился пойти с ней. Она думала, что готова к любви с незнакомцем, но, увидев похотливые взгляды стариков в рясах священников, поняла, как сильно ошибалась. Дэйра-человек по-прежнему смотрела на мир наивными глазами.

Перед тем, как увести Нильса, жрица объяснила, что ему сообщат, в какой нише его будет ждать Дэйра. Взгляд, который бросил на нее Нильс, прежде чем скрыться в темноте, был странным, но поразмыслить над оттенками чувств, которые прятались в его глазах, Дэйра не успела.

Женщины в белых одеждах, принимавших девушку, которая спустилась в пещеру раньше, освободились и теперь звали ее. Одна из них держала чашу с ароматно пахнущей краской. Дэйра видела, как жрицы наносили эту краску на руки и скулы прихожанок, создавая причудливые узоры. Вероятно, эти знаки должны были потом стать доказательством того, что она провела ночь в храме Ганзуры. Представив, как посмотрит на ее разрисованное лицо Амрэль, Дэйра с трудом удержалась от улыбки.

Близость хранилища удерживала от веселья. Дэйра ощущала его, как путник, уже вдыхающий запах моря, но знающий, что ему еще предстоит миновать гору, преграждающую путь. Эта гора поросла колючками, ее подножье – раскаленная лава, а вершина – скользкая глина. Магия тоже закончилась. Она так явственно чувствовала ее там, под луной, и такую пустоту испытывала здесь, в пещере, где хранилище, казалось, должно быть прямо у ног.

Когда Дэйра вышла из темноты и подошла к жрицам, в их взглядах что-то изменилось. Те же приторные улыбки и изучающие, внимательные глаза, в которых вдруг промелькнуло иное, незнакомое им доселе чувство – страх.

Пальцы женщины, державшей чашу, едва заметно задрожали, дыхание остальных стало сбивчивым, а во взглядах читался невысказанный вопрос: что ты здесь делаешь?

– Рисуй, – коротко приказала Дэйре той, что судорожно сжимала кисть, и откинула волосы со лба, обнажая красные шрамы.

Они не посмели ослушаться, но долго переглядывались, будто решая, что за знаки следует нарисовать той, которую здесь точно не ждали. Наконец, жрица едва заметно провела кистью по коже Дэйры. Зеркала не было, но в испуганных глазах женщины она увидела две полоски, прочертившие каждую ее скулу. Никаких знаков и символов, но, видимо, они знали, что делали. Знала и Дэйра. Утром ей не понадобиться ничего предъявлять Амрэлю, потому что она пришла сюда не ради него. И даже не ради Нильса. Она была здесь ради себя – чтобы попрощаться.

Ее проводили в просторную нишу, которая находилась на первом ярусе у озера, и очевидно, предназначалась для избранных. От любопытных глаз любовников скрывал занавес из незнакомой материи – она была прозрачной изнутри, позволяя любоваться на озеро и горевшие чаши, но непроницаема снаружи. Провожать Дэйру вызвалась целая процессия из жриц. Одни несли чаши с фруктами, другие покрывала, третьи – шкатулки с неизвестным содержимым. В другое время Дэйра бы, наверное, задумалась, с чего бы этой ей оказывалась такая честь, но журавис все-таки одолел. Дурман, с которым насильно познакомил ее Феликс много недель назад, ворвался в голову давно забытым, но по-прежнему горячо любимым другом.

Дэйра откинулась на подушки и стала бездумно наблюдать, как жрицы увиваются вокруг нее, устраивая поудобнее. Стены просторной ниши украсили горящие свечи и какие-то обрядовые амулеты, предназначение которых было непонятно, но спрашивать было лень. Фрукты источали нежнейшие ароматы. Оторвав ягоду с налитой соком кисти винограда, Дэйра кивнула, позволяя жрицам удалиться. Эти женщины умели заставить новенькую прихожанку ощутить себя по-настоящему богиней. И все бы было хорошо, если бы не голос певца, который стал потихоньку утомлять своими бесконечными гимнами в ее честь.

Она успела доесть виноград и заняться фруктом, который пах грушей, но походил на ломтик желтого арбуза, когда в голову закрались первые тревожные мысли. Мимо ее ложа прошла уставшая парочка, потом еще одна. Жрицы несколько раз подходили к чашам и подкидывали в них благовония. Журависа в воздухе было столько, что Дэйре казалось странным, почему она до сих пор не видела единорогов, опустивших головы к лазурной воде озера, или парящих под куполом пещеры драконов с зелеными крыльями.

У Нильса могло быть много причин для задержки. Например, жрицам показалось, что он одет не подобающим образом, и ему предложили сменить костюм на более подходящий случаю. Дэйра до мельчайших подробностей помнила его черный сюртук, жилет, расшитый серебряной нитью, и сорочку цвета слоновой кости, украшенная у горла брошью с изображением луны и солнца. Нильс принарядился для церемонии выбора невесты, вместо которой попал на помолвку Дэйры. Потом он, вероятно, ее искал – как ей хотелось верить, и не успел переодеться. Так и пришел в храм – красивый и ослепительный, по крайней мере, для нее. Нет, с его костюмом было все в порядке, но могли быть и другие причины.

Например, он мог передумать.

Дэйра отложила ломтик незнакомого фрукта, поднялась и принялась мерять нишу шагами, то и дело поглядывая в сторону балкона. Прибывших девушек становилось все меньше – ночь подходила к концу. Лица жриц становились все более уставшими, чем радушными. На другом берегу лазурного озера толпилась группа священников Амирона, которые не иначе как исповедовались друг другу в блудливых грехах. Что еще они могли так долго обсуждать в храме Ганзуры под утро, Дэйра не знала.