– Действительно, ничего особенно, – наконец, произнес брат наместника. – Да и драган к тому же.
Обычно так говорили о нарзидах, самой грязный и бедной прослойке Балидета – с презрением, снисходительностью и легким недоумением. Мол, как так получилось, что наравне со смелыми и мудрыми кучеярами земля носила ничтожных червей, погрязших в лени и глупости? Арлинг был уверен, что Сокран сделал это нарочно, но, как ни странно, его слова не ранили. Они были мелкими камешками, которые отскочили от него, не причинив вреда. Острые стрелы находились в руках учителя, который, похоже, как раз выбирал его самое уязвимое место.
– Я бы так не сказал, – задумчиво протянул Рафика Аджухам, став преградой, временно защитившей Регарди от гнева учителя. – Если бы не его светлые волосы и рост, я принял бы его за кучеяра.
Наверное, это можно было считать комплиментом. Вот только кому он предназначался – Арлингу или учителю – оставалось непонятным.
– Он ходит без трости, выглядит здоровым, опрятен – продолжал купец, и Регарди не мог избавиться от ощущения, что его осматривали, как породистую лошадь на рынке. – Хотел бы я, чтобы все калеки Балидета были на него похожи. Тебя зовут Арлинг, верно?
«Наконец-то, вы вспомнили, что у лошади есть имя», – злобно подумал Регарди, заставляя себя вежливо кивнуть.
– Покажи нам, что ты умеешь, Арлинг, – обратился к нему глава города, откидываясь на подушки. – Твой учитель сказал, что ты неплохо танцуешь. Хм… Сараджа, пожалуй, для тебя слишком трудна, а вот гарусту ты, наверное, знаешь.
Рафика хитро глянул в сторону мрачного молчащего имана, довольный, что нашел способ проверить его ученика.
«Что я умею? Я могу свернуть шею тебе и твоему сынку, и ты даже глазом не успеешь моргнуть», – мрачно подумал Арлинг, но тут хрустнул еще один орех, и он медленно выдохнул, чувствуя себя скорлупой, скопившейся горкой рядом с рукой имана.
– Ты слышал господина наместника, Лин, – медленно произнес учитель, и по его голосу Регарди понял, что он тоже сдерживался из последних сил. – Исполни гарусту и можешь быть свободен. Да, кстати. Постарайся ничего не перевернуть и не спотыкаться.
Он издевался? Хотел его унизить? Мстил за опоздание? Наказывал за вчерашний прогул? Арлингу казалось, что воздух вокруг него раскалился так сильно, что обжигал кожу. Лицо то полыхало всеми оттенками красного, то вдруг становилось бледным, словно незрелый плод маскатового дерева.
Однако приступ гнева закончился так же быстро, как и начался. Учитель хотел, чтобы он исполнил гарусту. Значит, Арлингу следовало подчиниться. Иман был недоволен его опозданием и невежливым обращением с гостями. Значит, Регарди должен исправиться в ближайшее время. Учитель назвал его обучение в школе экспериментом, но ведь так оно и было на самом деле. А что до его возмущения и обиды, то они не имели значения.
Гаруста была, действительно, легким танцем. Он изучил ее с Атреей еще в первый год обучения и несколько раз исполнял в храмах, отрабатывая наказания за прогулы. Другое дело, что гаруста состояла из множества поклонов, и тут приходила мысль, а не выбрал ли Рафика этот танец нарочно, чтобы его унизить?
Впрочем, в пальцах имана уже были не орехи, а десертная палочка из железа, которая успела превратиться в крючок. Испытывать дальше терпение учителя Регарди не осмелился.
Танец занял не больше пяти минут. Поклон, медленный поворот, присед, еще раз поклон, плавные движения рук, присед, легкий подскок. Будь тут Атрея, она осталась бы недовольной и наверняка заставила его повторить еще раз. Запоздало вспомнив, что во время танца полагалось улыбаться, Арлинг выдавил улыбку, которая получилась настолько жалкой, что иман тяжело вздохнул, а молодой купец, внимательнее других наблюдавший за его движениями, коротко хохотнул.
– Вы меня простите, иман, но это похоже на цирк уродов, – сказал он, закидывая ногу за ногу. – Я таких слепых видел в прошлом году в Самрии. Только они еще умели фехтовать на саблях. А ваш драган владеет боевыми искусствами? У вас, как-никак, боевая школа.
«Наглый, напыщенный, маленький мерзавец! Как ты смеешь так обращаться к великому мастеру!» – хотелось крикнуть Арлингу, но Рафика его опередил, более вежливо пересказав ту же мысль:
– Сейфуллах не хотел оскорбить вас, дорогой Тигр, – бархатистым голосом произнес глава города. – Он еще юн и не понимает, когда можно позволить птицам разума вылететь наружу, а когда лучше держать их в клетке, радуя окружающих своим молчанием. Ваша работа достойна восхищения, мой друг.
– Вы слишком строги к своему сыну, уважаемый Рафика, – сладким голосом ответил учитель. – Он лишь повторил то, что я говорил ранее. В мое оправдание можно сказать лишь то, что я готовил этого юношу не для цирка. Его будущие зрители – простые люди, пришедшие в храм не развлекаться, а молиться и прославлять Семерицу. Что касается твоего вопроса, Сейфуллах, думаю, мой ученик сам на него ответит. Ты умеешь драться, Лин?
Это был запрещенный прием, и Регарди почти ощутил довольную ухмылку имана, который, подогнув под себя ноги, приготовился слушать, как он будет выкручиваться.
Может, ответить честно? Арлинг переступил с ноги на ногу и повернулся к Сейфуллаху. Признаться им, что он тайно тренируется с иманом в подземелье Дома Солнца, убивает людей, приговоренных к смерти учителем, обучает младших учеников и сопровождает имана на тайные собрания Белой Мельницы? А может рассказать о том, как на прошлой неделе он устроили драку с учениками из Школы Двух Солнц, после которой учитель заставил его всю ночь провисеть на руках на ветке дерева под своим окном? Наказание было заслуженным, потому что Регарди напал первым, не сдержавшись после брошенного в его адрес оскорбления. Обычно он был терпеливым ко всяким слухам о его «истинных отношениях» с учителем, но после ухода Беркута с Олом, а потом Сахара, было достаточно неосторожного слова, чтобы вывести его из себя.
Взвесив все и посмаковав мысль о том, как бы вытянулись рожи у этих самодовольных купцов, скажи он им правду, Арлинг ответил:
– Я собираюсь стать слугой в храме богини жизни, а, как известно, великая Семерица не терпит насилия.
Лучше было не придумать, но, как ему показалось, молодой купец остался недоволен ответом.
– И что же ты будешь там делать? – задал он новый вопрос, еще глупее предыдущего.
– Зажигать свечи, подметать полы и молиться, – вежливо произнес Арлинг, гадая, у кого закончится терпение первым – учителя или гостей. По его мнению, показная порка прошла более чем успешно. Унизить его сильнее было трудно.
Первым терпение кончилось у имана.
– Господа, не смею больше отвлекать ваше внимание на этого ученика. Арлинг, ты можешь быть свободен.
Рафика с Сокраном кивнули, соглашаясь, и Регарди поспешно поклонился, стараясь опередить Сейфуллаха, который собирался спросить что-то еще. «Время вопросов кончилось, и кому-то пора убираться домой», – мрачно подумал он, но вслух сказал:
– Да продлится жизнь ваша в совершенстве ваших достоинств и вечном могуществе, добрые господа.
Однако прощание, выполненное по всем правилам, не могло сгладить испорченное опозданием приветствие, и он еще долго чувствовал недовольный взгляд имана.
До Огненного Круга Арлинг дошел в задумчивом спокойствии. Мысли медленно плавали в бульоне эмоций, ждущих кипения, чтобы выплеснуться наружу. Равнодушие закончилось, когда босые пятки ощутили знакомый песок площадок, где прошла большая часть его жизни. Регарди чувствовал, что если он не выпустит пар прямо сейчас, то взорвется, разлетевшись на тысячи кусков по всему Кругу. И никакая сила не сможет собрать его обратно.
Разбежавшись, он подпрыгнул и атаковал ногой деревянную куклу, пекшуюся под солнцем в углу площадки. Верхняя чурка, служившая головой, не выдержала и, оторвавшись, с глухим треском отлетела к ногам учеников, взирающим на гайрана Арлинга Регарди в немом изумлении.
Оказавшись на земле, он не сразу понял, что эти мальчишки делали на Огненном Круге. Если ему не изменяла память, после его урока у них начинались занятия по истории. Впрочем, долго ждать ответа не пришлось. Молодых кучеяров можно было ругать за лень или незнание уроков, но дисциплина после года учебы в Школе Белого Петуха становилась не пустым словом. Ученики не имели права покидать Огненный Круг без разрешения учителя, поэтому терпеливо дожидались возвращения Арлинга, хотя и понимали, что от мастера Кхена, не выносившего опозданий, им достанется.
