– Кто этот парень с повязкой на глазах?
– Ученик имана. Из Школы Белого Петуха.
Вот тогда он и понял, что не имел права на ошибку. Арлинг еще никогда не осознавал себя и свое место в мире так четко, как сейчас. Не сын Канцлера, не слепой, не северянин, не Арлинг Регарди. Ученик имана. Вот кем он стал. И вот, кем хотел остаться.
Взявшись за гриву с поводом левой рукой и ухватившись за заднюю луку седла правой, он толчком взлетел на лошадь, чувствуя, как его переполняют сила и уверенность. Один конец повода пропустить между безымянным пальцем и мизинцем, а его свободный конец зажать между указательным и большим пальцами. Кисти рук держать вертикально, вплотную друг к другу. Простые правила вспомнились легко, словно он услышал их накануне. Погладив пегую по шее, Регарди почувствовал, как лошадь отозвалась, дружелюбно мотнув головой в его сторону. Это был хороший знак.
Но полет его чувств и мыслей испортил Финеас.
– В тебе есть все кроме разума, Арлинг, – сказал он, придерживая повода пегой. – Ты хоть подумал, в какую сторону собрался скакать?
«Нет, об этом я как раз и не думал», – пронеслось в голове у Регарди, который от одних этих слов почувствовал себя на земле.
«Но ведь для этого у меня есть ты, Финеас».
– Я уже отправил Беркута в конец улицы, – не разочаровал его лучший ученик. – Он будет петь, а ты слушай и скачи на его голос. И еще. Эти лошадки – горячие штучки. Им не нужно толчков, чтобы перейти на рысь и галоп. Достаточно освободить повод.
– Не волнуйся, Фин, – небрежно бросил Арлинг, стараясь изобразить на лице самое спокойное выражение, на какое был способен. – Я ослеп, но не потерял память. Лучше пригляди, чтобы наши корзины не растащили, пока я буду добывать нам победу.
Наверное, с большим бахвальством сказать было уже нельзя. Но он сделал это специально и совсем не для Финеаса. Как никогда раньше, ему нужно было в себя поверить.
– Керхарееег! – крик пронесся над рынком, словно молитва жреца над склоненными спинами верующих. Сердце Регарди гулко стукнуло, но тут раздался голос Беркута, затянувшего песню на другой стороне ряда, и времени на страх не осталось.
Началось. Арлинг пришпорил лошадь и почувствовал, как застучало в висках. Финеас не соврал: стоило ему слегка сжать ноги, как пегая рванула вперед, едва не опрокинув его на землю. Было бы обидно упасть в самом начале. Однако восстановить равновесие удалось почти сразу. Наверное, вспомнились уроки имана на столбе Огненного Круга, хотя, возможно, сказались навыки прошлого. В конце концов, он болел лошадьми с тех пор, как научился ходить.
Заставить себя освободиться от мыслей оказалось труднее, чем удержаться в седле.
Пусть его голова будет пуста, как ствол старого дерева, выскобленного ветрами и временем. Пусть его сердце будет свободно от тревог и сомнений. Пусть он ничего не чувствует и не слышит. Ничего кроме песни Беркута, которая звучала все громче:
Развей, ветер, мою тоску,
Не дуй, ветер, под небом,
Ты подуй над землей
Подуй над песками, барханами,
Подуй потихоньку, ласково,
Неси ветер свои струи потише,
Подуй над могилой моей возлюбленной.
Несмотря на жару и усилия, которые ему приходилось прилагать, чтобы не свалиться, Арлинга прошиб холодный пот. Ну и песню выбрал мальчишка! Это был подлый удар, который он ему припомнит. Позже. Когда закончит с одним назойливым кучеяром, приближение которого было неизбежно.
Фарк догонял быстро, но Регарди пошел на хитрость, которая позволила ему оторваться и выиграть время. И хотя у себя дома в подобных играх он не участвовал, зато не раз видел, как соревновались мальчишки в Мастаршильде. И, как оказалось, хорошо все запомнил. Обычно новичок пытался направить лошадь немного в сторону от догоняющего, чего и ждал от него Фарк, сразу повернувший коня под острым углом, чтобы перехватить убегающую «землю». Но Арлинг поступил иначе и рванул на сближение, разминувшись с Фарком буквально на секунду. «Карп» такого маневра не ожидал, и начало скачки было выиграно.
Все шло хорошо, если бы не голос Беркута, который раздавался так отчетливо, словно они находились в огромном пустом храме с прекрасной слышимостью.
Далеко в степи сад стоит,
Окружен он песками белыми.
В нем – большая возвышенность.
На возвышенности – красивое дерево,
Под ним бьет родник холодный,
Серебром блестит-выбивает,
Золотом жгучим отливает.
Вода по изгибам течет, выливается.
В той воде – маленькие рыбки.
На его берегах – пионы цветут,
Цветут, а цветы осыпаются…
На той возвышенности лежит моя милая,
Под барханом погибшая.
Пегая оказалась не просто резвой. Перейдя в галоп, она совершено диким образом стала подкидывать круп, норовя его скинуть раньше Фарка, который заходил справа. Но почему-то кучеяр волновал его куда меньше, чем проклятая песня Беркута, которая слышалась отовсюду.
Чувствуя, что держаться в седле становится труднее, Регарди отпустил поводья и, пригнувшись к шее пегой, вцепился ей в гриву. Так поступали новички при увеличении скорости, но для него это было единственным шансом не свалиться. Он сразу почувствовал себя устойчивей.
Однако Беркут делал все возможное, чтобы он проиграл.
Под гору лежит голова ее,
В гору вытянуты ноги,
Поперек горы ее руки.
У головы ее соловей поет,
У ног – иволга воркует,
На пальцах ее ласточки щебечут.
Над ней – ястреб летает.
Фарк промахнулся. Его палка со свистом пролетела мимо плеча Регарди, вызвав бурное оживление толпы. Может быть, у «карпа» споткнулась лошадь, или у него скрутило живот, или в него ударила молния – Арлинг не знал, но был уверен в одном. Лошадь Фарка сбросила темп, отстав на полкорпуса.
Регарди продолжал мчаться вперед, прижимаясь к теплой шее пегой и стараясь не слышать слов Беркута, которые обливали его ледяным дождем:
Лицо ее, как восходящее солнце.
Как у хорошей лошади грация,
Как у быстрой лани у моей милой походка,
Она – что светлое зеркало,
Что кольцо серебряное,
Что роза прекрасная.
Осталось совсем немного. Он и не ожидал, что сможет продержаться на скачущей галопом лошади так долго, уверенный, что упадет раньше, чем «карп» успеет его достать. Но чудо продолжалось. И оно было незабываемо.
Чувство полета вызвало бы полный восторг, если бы не Фарк, который вдруг оказался рядом. Арлинг почти физически ощутил, как кучеяр заносит палку. Впрочем, его падение всегда было лишь вопросом времени. Хитрость со сближением и попытка удержаться в седле были слабым утешением для гордости некогда одного из лучших наездников Согдианы. Куда придется удар – в плечо или шею, он не знал, зато хорошо слышал дыхание кучеяра и хрип его лошади рядом со своей ногой. Несмотря на то что Арлинг прирос к пегой, словно вторая шерсть, иллюзий он не питал. Кучеяр выбьет его из седла, как только приблизится настолько, чтобы нанести удар.
Регарди с трудом заставил себя подождать, пока палка начнет движение, неумолимо двигаясь к его плечу. Финеас был прав и здесь. «Карп» собирался сломать ему шею. Интересный вопрос – а в керхареге кого-нибудь убивали? В положительном ответе сомневаться не приходилось.