— Итак, каково твое магическое число?

— Давай посмотрим. Был парень, с которым я лишилась девственности, потом я встречалась с ним год в старших классах. Он мне изменил, и я трахнула его лучшего друга. Грубо, я знаю. Потом несколько парней до того, как я встретила Рокки. Думаю, всего шесть.

— А Рокки?

— Рокки? Он даже не может вспомнить… Думаю, он перестал считать после тридцати.

Я смеюсь: — Ну, может, он и раньше был таким, но, черт возьми, девочка, ты отхлестала своего мужика.

— Я знаю, как его развлечь, — она шевелит бровями.

Мужчины возвращаются, и Рокки рассказывает Никки о спортивной команде, которую он встретил, и что-то о том, что в понедельник мы с ними пообедаем. Уилл медленно идет обратно к нам, он выглядит усталым, его возбуждение улетучилось.

— Вы, ребята, отвезете внедорожник домой. Если Лекс не возражает, я бы хотела с ним погулять.

Лекс смотрит на меня и удивленно наклоняет голову в сторону. Мы прощаемся, и я спрашиваю Лекса, не хочет ли он прогуляться по Рокфеллер-центру.

Мы берем такси, тихо разговариваем об игре, пока не добираемся до места назначения.

Лекс находит нам скамейку, где можно посидеть рядом с артистами, играющими музыку. Там собирается небольшая толпа, семьи радостно прогуливаются вокруг, а туристы щелкают все и вся в поле зрения.

— Мне здесь нравится, — говорю я, наблюдая за толпой вокруг нас, — Когда я впервые приехала в город, я могла сидеть здесь часами и просто смотреть на проходящих мимо людей. В этом есть что-то успокаивающее.

— Помню, однажды, кажется, мне было двенадцать или около того, мама с папой привезли нас сюда, и мы пошли кататься на коньках. Адриана упала сильнее всех… ей пришлось накладывать швы на голову, настолько все было плохо. Весь лед был в крови. Я не могу не вспоминать об этом каждый раз, когда я здесь.

— Как часто вы бываете в Нью-Йорке?

— По крайней мере, раз в три месяца. Это зависит от работы, конечно. Я никогда не был здесь ради удовольствия…, — он делает паузу, затем смеется.

— Я бы поспорила с этим.

— Какой грязный ум, мисс Мейсон, — поддразнивает он, отводя взгляд на людей, проходящих мимо нас.

— Как поживают твои мама и папа? Они все еще живут в Кармеле?

— Лето они проводят там, но большую часть времени они в разъездах. Вместо того чтобы осесть в больнице, папа путешествует по всему миру, помогая людям, у которых нет средств на лечение.

Из тех разговоров, которые мы вели раньше, Алекс, которого я знал, страстно хотел стать врачом. Он разделял те же качества, что и его отец, часто говорил о том, насколько интенсивна медицинская практика и как она изменила его так, как он и представить себе не мог.

— Это мог быть ты, — мягко напомнил я ему, — Что заставило тебя окончательно уйти?

Сдвинувшись на скамейке, он засовывает руки в карман джинсов, наблюдая, как пара перед нами целуется, делая селфи. Мой вопрос, грубый и в то же время целенаправленный, раздвигает границы между нами. Мне нужно узнать его снова, потому что вопросы без ответов позволяют моему разуму разгуляться.

— Это было после того, как я узнал о Саманте и о том, что она солгала о ребенке. Я вернулся с поисков тебя, и все говорили мне оставить тебя в покое, позволить тебе жить так, как ты заслуживаешь. Я, конечно, спорил, но в конце концов послушался, решив, что они правы, — на мгновение закрыв глаза, он ущипнул себя за переносицу, прежде чем снова широко открыть их, — Я не мог помогать людям, не в том состоянии духа, в котором я был. Сначала я столкнулся с дедом. Он был рад передать бразды правления своим бизнесом. Я согласился вернуться и учиться, первоначально взяв на себя лишь небольшую часть работы.

— А что случилось потом? — спрашиваю я, пытаясь все осмыслить.

— Я утроил нашу прибыль, и компания выросла. Он был доволен и хотел передать остальное мне. Я отказался, я хотел сосредоточиться только на той части, которая принадлежала мне. Тогда отец перестал со мной разговаривать. В конце концов, у меня все стало получаться благодаря тому, что у меня не было жизни и я работал двадцать четыре часа в сутки. Через год мой дед скончался, и компания перешла ко мне.

Я не могу найти нужных слов. Так много вещей не изменилось, и в то же время так много вещей было совершенно другим.

— И ты богат. Все окупилось, — говорю я, восхищаясь его упорством.

— Меня было не остановить, — вздыхает он, как будто это проклятие, — Деньги, власть, контроль… Я жил и дышал этим, но нельзя отрицать, что я был одинок.

— Но Лекс, посмотри на себя…, — я поворачиваюсь к нему лицом, заправляя колено под ногу, — ты можешь иметь любую женщину, какую захочешь. Почему ты не остепенился и не нашел кого-то?

Качнув головой, он смотрит на меня с ухмылкой:

— Вот тут ты ошибаешься. Я не могу иметь любую женщину, которую захочу. Иначе мы бы не сидели здесь просто как друзья.

Я молчу, обдумывая его последний комментарий и пытаясь придумать, как ответить, не отталкивая его.

— Мне просто нужно время.

— Я пытаюсь понять, Шарлотта. Поверь мне.

— Я знаю, что пытаешься, — я склоняю голову, играя со свободной ниткой на джинсах, — И я благодарю тебя за то, что ты дал мне это.

Прохладный ветерок проносится мимо нас. Вздрогнув, Лекс предупреждает меня, что сейчас обнимет меня, чтобы согреть. Хорошие друзья именно так и поступают. Я смеюсь над его жалким оправданием, но все равно позволяю ему это сделать, наслаждаясь приятными ощущениями.

— Ну что, есть что-нибудь интересное на этой неделе?

— Волнующего — нет. Занят, да…, — он колеблется, но я не знаю, почему, — В понедельник я лечу обратно в Лондон. Я пробуду там две недели, а потом вернусь сюда, чтобы работать над открытием нового офиса.

Теперь в этом есть смысл. В последний раз, когда он сказал мне, что собирается в Лондон, я повела себя как избалованная девчонка и сбежала от него.

— Ты злишься на меня?

— Нет. Мне жаль, что я вела себя как капризный ребенок, когда тебе пришлось уехать в последний раз. Я полностью понимаю твои рабочие обязанности. Всегда есть электронная почта, смс, Facebook, Skype и твиттер. Я уверена, что мы сможем найти способы поговорить друг с другом.

Он усмехается, качая головой: — У меня нет времени на социальные сети.

— Ну, тогда мы можем придерживаться старой доброй переписки.

— Звучит неплохо.

Я не хочу заканчивать вечер, но уже поздно, и я устала после прошлой ночи. Толпы людей медленно расходятся, оставляя нас почти одних любоваться прекрасным зрелищем, открывающимся перед нами. Небоскребы освещены, и я никогда еще не чувствовала себя настолько дома, здесь, в этом большом городе.

Но, может быть, дело не в городе.

Может быть, дело в человеке рядом со мной.

— Где ты останавливаешься, когда ты здесь?

— «Уолдорф» — мой дом вдали от дома. Когда шеф-повар точно знает, что ты ешь, ты знаешь, что у тебя все хорошо.

— Или много денег, — добавляю я.

— Да, и это тоже. Ты свободна завтра на обед?

Этот вечер проходит так хорошо, и я не хочу его испортить. Я могу солгать, но что за дружбу я пытаюсь построить на лжи и обмане? Сейчас или никогда.

— Я не хочу ссориться, Лекс, — осторожно говорю я, — Но у меня поздний завтрак с Самантой.

— Самантой. Точно, — выражение его лица напрягается, внезапное скрещивание рук дает понять, что он недоволен, — Могу я спросить, почему?

— Бизнес. Конфиденциальные вопросы. Юридические… если ты умеешь читать между строк.

— Верно.

— Но завтра вечером я свободна?

С многообещающей улыбкой он опускает руки обратно в карманы: — Звучит идеально.

— Это свидание. Нет, извини, это не тот термин, который ты хочешь использовать… дружеская встреча, включающая что-нибудь вкусненькое.

Не в силах скрыть озорную ухмылку, расплывающуюся по его красивому лицу, он опускает голову, издавая слабый смешок. Я вижу, что он хочет что-то сказать, пока, наконец, не происходит щелчок, и мой смех поглощает меня.