— Постарайся меня понять, Андрей Петрович. Комбинат стоит на пороге новой невиданной реконструкции, нового взлета. За это целиком несем ответственность мы с тобой. В более узком смысле — ты. Тебе, в частности, поручена разработка плана перспективного развития. С учетом, как требует от нас законодательство, экологической стабильности. Короче говоря, в своих планах мы должны исходить из того, что окружающая среда не должна нести урона от хозяйственной деятельности. Так?

— В идеале, который недостижим, так.

— Вот и превосходно. Впредь прошу тебя не выходить в своих действиях за указанные рамки… О том, полезны волки для человечества или вредны, ведут дискуссии специалисты. Если желаешь, можешь и ты высказать свое мнение в печати. Мнение свое личное, а не замдиректора комбината Мечова. Договорились?

— Это все?

— Пока все.

— По плану у тебя вопросов нет?

— Есть, как ни странно, и много. Но это особь статья.

— Можно подумать, что история с волками выпела тебя из равновесия, — приободрился Мечов. — Тоже мне горе! Я так уверен, что волки и для домашнего поголовья полезны. На больного оленя у них око наметано. А пастухам я бы посоветовал стеречь получше, вот что… Извини, но мне не нравится, когда из мухи делают слона. Капля, мир… К чему все это?

— К тому, Андрей Петрович, что из всех человеческих испытаний самое беспощадное это испытание властью. Между нами скажу, что выдерживают его очень и очень немногие. Мне хочется, чтобы ты оказался в их числе. Говорю это, как друг. Попробуй заглянуть в себя, пересмотри систему устоявшихся ценностей.

— Последнее время, Владлен Васильевич, меня только и делают, что учат.

— Может, недаром? К двадцатому мне нужен не только технически обусловленный документ, но и человек, способный провести его в жизнь, — Логинов выплеснул остывший чай в фикус и первым поднялся из-за стола. — Ты на работу сейчас?

— Куда же еще?

— Тогда поехали, хватит лясы точить.

— Кусов на пенсию не собирается? — с невинным видом поинтересовался Мечов, надевая в прихожей плащ.

— Пусть тебя это не волнует, — замкнувшись в лице, отрезал Логинов. — Когда пойдет, тогда пойдет. Он человек заслуженный и много претерпевший. Оставь его в покое, по-дружески прошу.

— Я? Его?! — Андрей изумленно раскрыл глаза. — Меня бы кто в покое оставил.

— Нечего казанской сиротой прикидываться. Не лучше ль, как сказано в бессмертной басне, на себя, кума, оборотиться? С цемзаводом ты сам виноват, подставился.

— Отдаешь на съедение?

— Напоминаю, что нужно советоваться, предварительно. Особенно, когда дело касается крупных объектов.

— Значит, берешь сторону Валюжного?

— В этом вопросе, безусловно.

— Кусов уже знает твое мнение?

— Пока нет… Кстати, Андрей Петрович, дать себя переубедить отнюдь не значит потерять лицо. Напротив. Советую использовать шанс и наладить с Кусовым отношения. Нам всем еще долго, надеюсь, придется работать вместе, — Логинов отомкнул замок и крикнул жене. — Уходим, Веруша, скоро не жди.

Июля двадцать пятого дня, как и положено по календарю, солнце впервые нырнуло за горизонт. С белоночьем в тундру, где на озерах так и не стаял до конца лед, пришла осень. Взыграл своенравный восточный ветер, раздувая жар, обметавших небосклон закатных перьев, дохнул холодком дальних кочевий. И враз поредели комариные тучи. Затрепетали жалко неброские смолевки и поздние лютики. Утки-морянки, гагары и прочие транзитные водоплавающие встретили первую зорю протяжным кличем. А после время, словно под уклон, покатилось. Белые мухи по утрам замелькали. Напитались жидкой синькой блеклые сумерки. Вертолет, на котором Мечов с Лосевым вылетели из Мессояхи, шел на одной линии с солнцем, насквозь пронзавшим незащищенные светофильтрами прямоугольнички окон. Даже здесь, в золотой высоте, оно выглядело багровым, как на закате. «МИ-8» опускался прямо в ночь, точнее, в полуночную сыворотку, когда зелень кажется серой и, как степные курганы, неясно темнеют усеченные сопки мерзлотных бугров.

Вызванный по радио вездеход уже помигивал противотуманными фарами. Раздутые баллоны повышенной проходимости и округлый фургон делали его похожим на дирижабль. Под колесами блестела грязь, а в воздухе плавал мелкий сухой песок, взбаламученный затихающими винтами.

В распахнутую дверцу просочилась сырая прохлада. Неуемная птица пеночка печально попискивала где-то в подножном березнячке. С ближайшей буровой доносился приглушенный визг вращающегося ротора. Невидимая вышка была помечена сигнальным огнем на крон-блочной площадке. Дальней незнакомой звездочкой прокалывал темноту тонкий заостренный рефракцией лучик.

От места посадки до буровой вертолет мог доставить за несколько минут, но Мечов, хоть ночь застала в пути, пожелал покрыть последние километры на машине. Хотелось своими глазами увидеть, как легла в мерзлотный грунт третья нитка газопровода. Строительство станции для охлаждения нагретого до пятидесяти градусов газа решили осмотреть на следующий день. Собственно, только за этим Мечов и прилетел в Междуречье. Сама по себе Восьмая буровая ничем особенным его не привлекала. Ни трудовыми достижениями, ни по части удобств не выделялась она среди прочих вышек, разбросанных по мессояхским болотам. Те же вагончики с телеантенной, рация для связи с базой, добавочный комплект труб под навесом и цистерна с аварийным запасом горючего. На случай плохой погоды, когда вертолет не сможет своевременно доставить ни бочки с соляркой, ни сменную бригаду.

Одним словом, совсем не обязательно было ночевать именно на Восьмой. В любом стандартном балке из сборного дюраля всегда отыщется свободная койка для бродячего человека. Остановив свой выбор на самой далекой буровой, Мечов исходил из того, что оттуда было рукой подать до стройплощадки. Чтобы не тратить попусту драгоценное время, он надумал сделать небольшой крюк и пройти вдоль трубы. Засыпку можно было превосходно разглядеть и в сумерках. Зато весь следующий день высвобождался для Евражкина Кута, где взрывники заложили под холодильную станцию котлован. Намеченный маршрут сулил выгоду чуть ли не в целые сутки, и Лосев его горячо одобрил.

В желтом пронзительном свете свежая полоса грунта над трубами показалась ему почти черной. Вывороченный гусеницами вязкий суглинок сохранил рельефные траковые отпечатки, в которых сумрачно поблескивала вода.

— Остановите, — Мечов тронул водителя за плечо и приглашающе кивнул Герману. — Хочешь размять кости?

Они спрыгнули на волглую пружинящую под ногой землю.

— Метров тридцать, — прикинул на глаз Андрей ширину коридора. — Еще куда ни шло…

— Это и есть прогресс, который вы несете? — недоверчиво хмыкнул Лосев. — Ничего себе, впечатляет… Сколько лет понадобится, чтобы все опять заросло?

— Десять. А то и двенадцать… Ягельники трудно восстанавливаются.

— А деревья?

— Еще дольше. Холод, мрак… Растут медленно. Деревце толщиной в палец вытянется лет за пятнадцать. Не нравится?

— Почему? Не так уж и плохо. Пусть через двадцать лет, но все-таки сюда вернется нормальная жизнь. И зверь будет бродить, не ведая препонов…

— Чтобы вырастить более-менее приличный лес, нужно лет семьдесят, не меньше. Работаем, можно сказать, на правнуков.

— Уверен, что им леса будут нужнее нашего. Сей спокойно, дорогой товарищ, разумное, доброе, вечное.

— Я-то тут при чем? Траншею проложили еще в прошлый сезон, когда я ни сном ни духом не ведал, что Логинов имеет на меня виды. И вообще, насколько мне известно, газовщики меньше всего руководствовались экологическими соображениями. На данном этапе такой вариант надежнее. Вот и весь сказ.

— Но тебя он устраивает и чисто экологически?

— Опять же на данном этапе… Так уж сложилось, что темпы освоения Заполярья существенно опережали уровень знаний. О природе вообще и Севера в частности. Отсюда и постоянные огрехи и одновременно неуклонное стремление к совершенствованию. Я понимаю, что метод проб и ошибок — не самое лучшее, но так было. Теперь, надеюсь, все пойдет иначе. Как-никак пытаемся решать задачи в комплексе.