Сидя за длинным столом, уставленным неизменными бутылками минералки и хрустальными пепельницами, он курил трубку за трубкой с откровенной симпатией поглядывая на начстройупра Валюжного, столь же заядлого курильщика.

Когда закончился предварительный обмен мнениями и оживленная вначале беседа стала медленно угасать, Логинов предложил начать осмотр комбината.

— Что бы вам хотелось повидать в первую очередь? — спросил он, предупредительно наклоняясь к профессору.

— Безусловно, атомный реактор.

— Не возражаете? — Владлен Васильевич перевел взгляд на Дональдсона.

— О’кей, — рослый канадец лихо выколотил трубку о каблук, ухитрившись не уронить на пол ни крупинки, и первым направился к двери. — Хотя, видит бог, мне это ни к чему, — бросил он на ходу.

Риво выразительно заморгал и тоже поднялся.

Кусов, председатель горисполкома и начальник авиагруппы, на которого была возложена обязанность показать гостям дальние объекты, заторопились по своим делам.

— Поедешь? — спросил Логинов, пропуская Мечова вперед.

— Пожалуй… Этот Риво толковый малый и с ним интересно поговорить… Я только к себе заскочу, кое-куда звякнуть.

Войдя в неустроенный, пахнущий свежей побелкой и древесностружечными плитами кабинет, Мечов присел на угол письменного стола. Небрежно придвинул к себе телефон и набрал номер Лосева.

— Ты у себя, старик? — спросил, листая перекидной календарь с пометками. — Придется внести некоторые коррективы.

— Непредвиденное осложнение? — поинтересовался Лосев.

— Канадцы, понимаешь, опять прилетели… Нет, не по поводу овцебыков… Хочу съездить с ними на реактор. Не желаешь присоединиться?

— Я уже видел.

— Знаю, что видел, а все-таки?..

— Нет, лучше поработаю дома. На буровую-то когда собираешься?

— Точно сказать пока не могу. Попробуем созвониться завтра. Лады?

— Лады.

Едва Мечов опустил трубку, раздался звонок.

— Наконец-то! — узнал он томный, с капризными нотками, голос Гали. — А я вам второй день названиваю… Совсем не бываете в кабинете.

— Занят, Галочка, занят… Что-нибудь срочное?

— Срочное? — она выдержала долгую паузу, — срочного нет ничего. Когда мы увидимся? — спросила быстро и глухо.

— Не знаю. Я же заранее предупреждал, что ничего обещать не могу. Простите, Галочка, но я себе не хозяин.

— Мне позвонить вам еще?

— Конечно, когда хотите… А знаете что? Лучше я сам вас разыщу, когда буду свободен.

Опустив трубку, Мечов облегченно вздохнул, снял плащ с вешалки и выбежал из кабинета. Послав секретарше воздушный поцелуй, сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

Успевшие привыкнуть к мальчишеской манере нового замдира сослуживцы, уступая дорогу, жались к стене. Отвечая мимолетной улыбкой на приветствия, он спешил и радовался, погруженный в себя, словно парил в поднебесье. Даже если бы и не ждали его сейчас канадцы и Логинов, он едва ли сумел заставить себя идти помедленнее, как все. Упоение собственной быстротой подымало жизненный тонус, подхлестывало и будило мысль, и порождало неожиданные идеи. Он фантазировал на бегу, не зная преград, перепрыгивал через невозможное.

В машине — Мечов сел рядом с шофером — разговор зашел об Инуике. Увидев надземные желобы, Дональдсон обрадовался, как ребенок.

— Ей-богу, парень, который додумался проложить водопровод вместе с отоплением, заслуживает золотого памятника! Мы бы просто погибли без такой штуки… Вообще-то один раз мы уже погибали. Да, джентльмены, вполне серьезно. Мы не только поставили крест на собственном городе, но даже заставили себя вычеркнуть из памяти его имя. Хотите узнать, почему?

— Разумеется, господин мэр, — вежливо откликнулся Логинов.

— Очень интересно, — без особого воодушевления поддержал его Мечов.

Оба были превосходно осведомлены насчет печальной эпопеи Инуика. До последнего времени этот город, выросший из пушной фактории, называли Аклавиком. Он стоял на мысу, сложенном из смерзшегося ила и льда, огибаемый стремительным током реки Маккензи. Одинокий, заброшенный, фактически никому кроме местных жителей ненужный, влачил свои дни средь моховых болот и голой тундры, где бесчисленные озера чередовались редкими островками елового леса.

В Заполярье есть много городов, которые могли бы позавидовать климату Аклавика. Семь месяцев зимы, малоснежной и не очень суровой, короткое и довольно теплое лето. Можно ли желать большего на такой широте? Отнюдь не морозы и не огромные грязные лужи, затоплявшие улицы и летнюю пору, когда оттаивал грунт и воды искали стока, заставили жителей покинуть насиженные места. Река, подарившая жизнь, размывая сезон за сезоном смерзшимся грунт, положила предел дальнейшему существованию города. Спасти его можно было лишь ценой фантастических затрат, и правительство приняло решение пожертвовать Аклавиком.

— Мы были вынуждены переехать на новое место, — объяснил Дональдсон, — примерно в шестидесяти милях от прежнего. Специальная изыскательская партия нашла более подходящую территорию. Как вы догадываетесь, новый участок должен был обеспечить удобную и экономичную планировку. И, главное, хороший грунт, пригодный для прокладки коммуникаций, сооружения фундаментов и так далее. Пришлось разработать сложную систему удаления сточных вод, разыскать залежи песка и гравия, не забыть о переброске грузов с речных судов на морские, по возможности обеспечить себя местным углем, древесиной, гидроэнергией. Кроме того, городу срочно требовался аэродром. Ведь у нас не менее двух месяцев в году ледостав и таяние льда прерывает всякую связь с внешним миром. Суда зажаты льдами и даже собаки не в состоянии преодолеть путь до Инуика… Я знаю, у вас аналогичные проблемы, и мне крайне важно узнать, как вы их разрешаете.

— Вы все увидите собственными глазами, господин Дональдсон, — скрывая улыбку, пообещал директор. — Наш мэр ничего от вас не утаит.

— Безусловно, у нас с вами аналогичные проблемы, — с непроницаемым лицом поддакнул Мечов. Во избежание международных осложнений, он не решился провести параллель между бывшей пушной факторией, которая и в лучшие годы не насчитывала пяти тысяч жителей, и своим четвертьмиллионным индустриальным центром. Хватит того, что на банкете в честь мэра норвежского города Хаммерфеста, претендовавшего на звание самого северного, он уже пытался однажды доказать, что лишний градус к полюсу еще не делает город городом и, уж если на то пошло, самым северным будет Диксон. Ничего путного из этого не вышло: норвежец остался при своем, но обиделся смертельно.

— Как похоже на Инуик! — не уставал поражаться Допальдсои, прильнув к оконцу. — Мы тоже ставим дома на сваи или защищаем грунт шлаком. Превосходная новинка, ребята, должен вам сообщить! И хворост, обычный лесной хворост, очень способствует сохранению верхнего слоя.

— Это так же похоже на вашу эскимосскую дыру, — не выдержал темпераментный радиохимик, — как Шартрский собор на вигвам! — он ткнул кулаком в стекло. — И тот и другой остроконечные, понимаете ли… Мы едем на атомный реактор, достопочтенный сэр, на атомный, а вы толкуете про ездовых собак!

— Атомы меня не волнуют, — невозмутимо отмел Дональдсон. — Вам они нужны? О’кей! Я не протестую и еду с вами! Пусть вас тоже не трогает мой хлеб. Так будет справедливо. Я рад, однако, что вы, наконец-то, заговорили нормальным человеческим языком. Прошу принять мои поздравления. Джентльмены, полагаю, тоже довольны, — он обернулся к Логинову, сохранившему полную безучастность.

Мечов едва удерживался от смеха. Канадцы ему понравились оба. Впрочем, и тот норвежец, говоря по правде, оказался неплохим парнем. Хоть и не преминул всучить на прощание проспект, где крупными буквами значилось на трех языках: «Хаммерфест — самый северный город в мире».

Реакторный зал с окнами от пола до потолка и бесшумной автоматикой поразил флегматичного старину Дина в самое сердце.

— Вот это отгрохали, должен сказать! — восхищенно поцокал он языком и, проявив практическую сметку, осведомился. — На сваях? На шлакобетонной подушке?