– Выкладывай, сестренка! – начала Китти, надевая запачканный китель и разглядывая свое новое творение. Выглядело заманчиво: разорванная красная тряпица хорошо смотрелась на светлом фоне.

– Речь… речь идет о…

Элизабет взяла в руки бутылочку с духами и снова поставила ее на место.

– Да?

Китти уже с головой ушла в работу и почти забыла о присутствии Элизабет. А той нужно было сделать глубокий вдох и собраться с силами.

– Речь идет о моем женихе.

– О лейтенанте? – рассеянно уточнила Китти.

– О ком же еще?

Китти немного подвинула мольберт к окну и стала рисовать зеленые листочки. Поникшие травы, папоротники. Может, добавить птиц?

– А что с ним?

– Ничего, – сказала Элизабет. – Вообще ничего. Он ведет себя подчеркнуто корректно, приветливо, сдержанно, уважительно.

Китти нарисовала кошачьи уши и удовлетворенно оглядела свою работу.

– А что тебя беспокоит? Лучше, если бы он сделал тебе страстное предложение? Осыпал тебя жаркими поцелуями? Затащил бы тебя в спальню?

– Нет, конечно, – возмутилась Элизабет.

– Нет? – с ироничной улыбкой спросила Китти.

– Во всяком случае, не так бесцеремонно. Если ты понимаешь, о чем я. Но он мог бы иногда… искать возможности уединиться со мной. Я имею в виду, физически… Прикоснуться ко мне… Не страстно, но хотя бы как-нибудь… нежно…

Китти нажатием кисти нарисовала насколько листочков, но сердцем она была уже далеко от мольберта. Бедная Элизабет. Что она могла ей сказать?

– Знаешь, Лиза, некоторым мужчинам приходится сдерживать себя, чтобы не поддаться неконтролируемой страсти. Вот почему внешне они кажутся холодными и отстраненными, в то время как внутри у них все пылает. Они могут потерять голову и наброситься на женщину от малейшего прикосновения…

Элизабет наморщила лоб, звучало это не то чтобы правдоподобно. Дважды Клаус фон Хагеман обнимал ее за плечи, не теряя при этом самообладания. Время от времени он обращал свой взор на ее декольте, не слишком при этом волнуясь.

– Так он относится к тебе с уважением, Лиза. Ты его невеста, он хочет на тебе жениться. Ты выйдешь за него девственницей, у вас будет настоящая первая брачная ночь…

Из уст Китти это звучало довольно тоскливо. У нее не будет настоящей брачной ночи, у нее уже все было. Она поставила на любовь и проиграла. Навсегда.

– Знаешь, Китти, – осторожно начала Элизабет. – Боюсь, что я все делаю неправильно. Нам все время рассказывают, что нужно вести себя подобающе, быть покорной, не перечить мужчине, доверять ему и всякое такое. Но о действительно важных вещах мы ничего не знаем.

Китти окунула кисть в воду и вытерла руки тряпкой. Да, тут Элизабет не так уж неправа, в пансионате такого и правда не услышишь.

– Помоги мне, Китти. Я прошу тебя. Не хочу испортить еще и свою первую брачную ночь.

В этом была вся Элизабет. То она все время упрекала, обижала ее, ныла, как она страдает от своей сестры. То сейчас вдруг ей понадобился опыт Китти. Китти хотела было ей сказать, чтобы просто спросила у Августы, но выражение отчаяния в глазах сестры задело ее за живое.

– Что ты хочешь знать?

Элизабет сделала еще один глубокий вдох, потом собралась и задала вопрос всех времен:

– Как происходит первая брачная ночь?

Китти пожала плечами, сказав, что ей это неведомо. У нее такой не было. Обычные – не брачные – страстные ночи, когда она была одно целое с любимым, сердце к сердцу, тело к телу… Глаза Элизабет постепенно расширялись, и казалось, она близка к панике.

– Нужно… раздеваться?

– Об этом позаботится твой муж…

– Он будет меня раздевать? – Элизабет была потрясена. – Совсем?

– Хотя бы верх или низ…

– Голова и ступни?

– Господи! – взмолилась Китти, изобразив, что она рвет на себе волосы. – Ты же не глупая. Он будет трогать твою грудь. А также внизу.

Элизабет покорно кивала. А что такое «внизу»?

– То, что у тебя между ног. Он захочет туда.

Не может этого быть. Еще ребенком она узнала несколько отвратительных бранных выражений, услышала их на кухне. Но этим занимались слуги. А не люди их круга, получившие хорошее воспитание…

– Господи боже, да ты знаешь об этом еще меньше, чем я предполагала, – вздохнула Китти. – Когда мы были в Померании у дяди Рудольфа, ты лошадей, что ли, не видела? На пастбище, где мы с корзинкой для пикника наступили на муравейник? Там был жеребец, помнишь? Ну вот! Примерно так же происходит и у людей.

Это сравнение не помогло Элизабет справиться со страхами. Наоборот – нарисовало в ее голове ужасные картины. Китти поняла, что нужно рассказать подробнее.

– Ты ведь знаешь, как выглядит мужчина. Я имею в виду под одеждой.

– Нет!

С сестрой было непросто. Она нарочно выставляла себя дурой. При этом детьми они часто принимали ванну вместе с Полем.

– У него спереди такая штуковина. Чтобы писать.

– Ах, это, – выдохнула Элизабет. – Это я знаю. Ты своим жеребцом порядочно меня испугала, Китти! Я уж думала, у мужчины тоже такой длинный…

– Он становится твердым, – бесцеремонно перебила ее Китти. – А также толстым и длинным. Не таким, как у жеребца. Но не таким уж маленьким.

Элизабет побледнела. Таки да. И им он хочет… Но это невозможно, там ведь слишком узко. И вообще, она представила, что ее жених будет бегать вокруг нее с этой штукой, как у жеребца… Какой ужас.

Китти постепенно поняла, что начала не с того. Если продолжать, то сестра от страха запрется в первую брачную ночь в своей комнате.

– Послушай, Лиза. – Китти пододвинула для себя стул. – Первый раз немного больно, немного. Второй раз будет замечательно. А потом ты не сможешь остановиться. Это такое чувство, как будто летишь. Лежать, тесно прижавшись, когда два существа становятся одним целым. Ласкать друг друга, отдаваться ему, вместе смеяться, вместе пройти сквозь огонь и воду.

Элизабет смотрела на нее с сомнением. Могло ли быть так, что столь отвратительные вещи могут вызвать столь сильные ощущения?

– Вот увидишь, Лиза. Ты окажешься на седьмом небе. Теперь, когда ты все знаешь, ты не будешь бояться первого раза.

– Да… – пробормотала Элизабет. – Конечно. И спасибо тебе.

Вообще-то было лучше, чтобы она ничего не узнала. Но теперь уж поздно.

– Оно было черное и одновременно прозрачное, – сказала Мария Йордан загробным голосом. – А когда промелькнуло рядом со светильником в коридоре, так и вовсе растворилось. Но потом, в полумраке, снова обрело очертания.

– А как оно выглядело? – спросила Августа. – Как мужчина или как женщина?

Повариха с грохотом поставила на кухонный стол кастрюлю с гороховым супом, заметив, что на вилле не водятся привидения.

– Это только сон, – не поверила Эльза.

– Сновидения – наваждение, – заявил Гумберт.

– Сновидения Марии Йордан часто сбывались.

– Пожалуйста, расскажите, как это было! – стала умолять Ханна. Она сидела за сочинением на тему «Император Вильгельм II и его семья», но обсуждать сон Марии Йордан было куда увлекательнее.

– Это был темный силуэт, ни мужчина, ни женщина. Скорее, нечто из другого мира, страшный посланник, который будет ходить кругами возле виллы, пока не выполнит свою миссию, и только тогда удалится в свою далекую обитель…

– Муха навозная, – проворчала повариха. – Жужжит-кружит, откладывает яйца, а потом усвистит в окно.

– Тссс! – остановила ее Эльза и замахала руками, словно отгоняет целый рой мух. – А с какой миссией пришел этот темный посланник?

Мария Йордан сделала глубокий вдох, приложила руку ко лбу и закрыла глаза. Очевидно, пыталась вспомнить.

– Речь шла о бремени, – пробормотала она. – Бремени, которое нам всем нести…

– Болезнь господина Мельцера? – полюбопытствовал Гумберт. – Но ему уже получше.

Йордан кивнула. Она сейчас ступила на тонкий лед, потому что хотя и видела странное видение, но что оно значит – понятия не имела. Ясно только, что это было неприятный сон, наверное, не надо было есть вечером гороховый суп. Повариха использовала прошлогодние запасы сухого гороха, пока он не «запаршивел».