Алисия уставилась на молодого человека немигающим взглядом. Что он несет? Он пьян?

– Элизабет? Я не понимаю, лейтенант фон Хагеман. Вы говорите, что сделали предложение моей дочери Элизабет?

Он отчаянно замотал головой.

– Да нет же, сударыня. Я говорил о вашей младшей дочери Катарине.

Теперь до супруги фабриканта наконец дошло. Ссора девочек этой ночью. Ненависть Элизабет по отношению к сестре, ее странная реакция сегодня утром. О, господи, вот это удар! Но хуже было то, что Элизабет не доверилась ей.

– Сударыня, я прошу вас помочь! – умолял лейтенант, в возбужденном состоянии он не обращал внимания на реакцию собеседницы. – Поговорите с Катариной. Я готов услышать любой ее ответ. Но я не выдержу этой неопределенности. Через несколько дней мне предстоит вернуться в полк.

– Понимаю…

– Нет ли сейчас возможности повидаться с вашей дочерью?

– Сожалею!

Лейтенант покорно уронил руки.

«Ишь, какой прыткий, – подумалось Алисии. – Молоко на губах не обсохло, а все туда же, как сказал бы мой отец. Похож на тех парней, которые частенько заглядывали к ним в поместье в Померании. И которые мне никогда не делали предложения. К большому сожалению».

– Мой дорогой юный друг, – начала она мягко. – Позвольте мне как матери сына и двух дочерей дать вам материнский совет. Прежде всего ваше предприятие – каким бы достойным оно ни было – все же довольно преждевременно. Катарине еще нет восемнадцати, зимой она только выходит в свет, и…

– Как раз это меня и беспокоит, сударыня, – взволнованно перебил он. – Как только Катарина станет королевой бального сезона и молодые люди падут к ее ногам, сможет ли она понять, у кого из них честные и серьезные намерения? Не станет ли она жертвой ложных нашептываний, необдуманных обещаний…

Тем временем Алисия совершенно рационально взглянула на ситуацию. Как бы плохо все ни оборачивалось для Элизабет, о благополучии семьи тоже нужно было подумать.

– В этом вы можете полностью мне доверять, лейтенант фон Хагеман. Будем говорить прямо: я тоже приветствовала бы союз наших семей. Кроме того, по-моему, в вашем лице моя дочь обретет понимающего и заботливого супруга.

Лейтенант буквально на глазах расцвел от счастья.

– Сударыня, не знаю, что и сказать. Если бы Катарина подала мне хотя бы знак. Глазами. Улыбкой. Написала бы пару строк…

Алисия раздумывала. Пожалуй, несколько строк Катарина в самом деле могла бы написать. Никаких обещаний, разумеется. Просто любезности.

– Дайте время моей дочери, лейтенант. И себе – тоже. Я позабочусь о том, чтобы Катарина дала вам знак. Но это не произойдет сразу. Вы должны понимать: сначала ей придется побороть свою девическую стыдливость, а уж потом она доверит мысли бумаге и почтальону.

– Вы так милосердны, сударыня! Обещаю терпеливо дожидаться ее письма. Хотя каждая секунда ожидания для меня как острый нож в сердце.

– Я учту, молодой человек.

На этом разговор был окончен, требовать дальнейших уступок он не посмел. Алисия уже и так пообещала больше, чем могла выполнить. Жаль, что ее маленькая Китти такая мечтательница. Немного здравой практичности Элизабет ей бы не помешало.

На прощание Алисия протянула руку, которой наш дерзкий господин лейтенант лишь слегка коснулся губами. К сожалению, жест получился, скорее, лихой и заученный, чем искренний. Ну да ведь она и не Китти.

В дверях появился Роберт с подносом. Ему было поручено достать из шкафа чайные и кофейные чашки и отнести их в библиотеку перед вечерним собранием. Увидев госпожу Элизабет в дверях, смежных с красной гостиной, он вежливо откашлялся.

– Стучать надо! – прикрикнула она на него.

Ей было неловко, что именно Роберт застал ее за подслушиванием. С другой стороны, а почему не Роберт? Вообще-то он как раз вовремя.

– Простите, барышня.

Она подождала, пока он поставит поднос на стол. Затем обошла стол и встала напротив Роберта. Она уперлась руками о столешницу, максимально открыв его взору зону декольте.

– Хотите знать, о чем сейчас договариваются там, за стенкой?

Взгляд Роберта блуждал, его как мужчину, разумеется, манила ее грудь. Но он принуждал себя смотреть в другую сторону.

Она наклонилась еще ниже и злорадно улыбнулась. Камердинер сходил с ума по Катарине, как и все мужчины. И все-таки не мог оторвать взгляд от выреза на ее платье. Пусть смотрит!

– А я вам скажу. В этот самый момент моя мать затевает брак между лейтенантом фон Хагеманом и моей сестрой. Что скажете?

Роберт побледнел. Бедный парень, он не умел притворяться. Все в этом доме, кто не был слеп и глух, заметили, как безнадежно он был влюблен в Китти. У Роберта не было ни малейшего шанса, но он все равно страдал, как жалкий пес. Элизабет почти физически ощущала его отчаяние, но в отличие от него у нее были и средства, и возможности бороться за свое счастье.

– Меня… меня это не касается, фрейлейн.

– О, а вот здесь я совершенно иного мнения, – твердо произнесла она. – Судьба моей бедной сестры касается нас всех. И меня, и вас. Мы должны помешать ее обручению с человеком, который не сделает ее счастливой.

Роберт замолчал и уставился на Элизабет. Он только слегка качнулся, в остальном же не подал вида.

– Вы мне поможете? – спросила она.

– Каким образом?

Она помолчала, потому что хлопнула соседняя дверь. Беседа между матерью и лейтенантом была окончена, молодой человек покинул виллу.

– Очень просто, – прошептала Элизабет.

Роберт не ответил, у него дрожал подбородок. Что бы она сейчас ни предложила, он в случае согласия рисковал своей работой.

– Вы ведь относите письма на почту, не так ли?

– Да, фрейлейн.

Она победоносно улыбнулась, на щеках обозначились ямочки.

– Вам всего лишь будет нужно поменять местами два письма. И все.

Глядя на дам из благотворительного общества, можно было подумать, что они неделями недоедали!

Закуски разлетелись враз. После доклада дамы, по словам Эльзы, практически дрались за еду. Чтобы подогреть их интерес, во время доклада уже начали разливать чай, кофе и вино. Напитков тоже было выпито изрядно.

– На этом у меня все, – заявила повариха, когда последняя тарелка с угощениями покинула кухню.

– Говяжьих языков больше нет, куриные яйца закончились, икра, к моему сожалению, – тоже. Осталась только ветчина да соленые огурцы.

– Какая разница, что ты им подашь. Большинство из них уже так накачались мозельским, что и сухую корку жрать станут.

– Августа! – предупредила ее Эльза, которая несла к лифту два кофейника. – Смотри, чтобы тебя Шмальцлер не услыхала!

– Твоя правда, – проворчала Августа. – Случайно стукнули друг о друга два бокала, естественно, вино выплеснулось не только на ковер, но и на диван. Госпожа директор Гутвальд опрокинула тарелку с тремя икорными закусками, а госпожа доктор Люритц – та, что плохо видит, прошлась по ним. Теперь черная икра втоптана в красный ковер…

– И не скажешь, что дамы собрались для помощи голодающим детям Африки.

Мари, которая без конца варила кофе, кипятила чай и мыла посуду, со вздохом присела на табуретку возле плиты. Вообще-то Августа болтала много ерунды, но последняя ее фраза была в точку. Мари видела такие сборища в приюте. Папперт время от времени приглашала покровителей и попечителей заведения на обеденное застолье. В такие дни кухня работала на полную катушку, подавали кофе, сладкое, было много показной суеты, и что самое отвратительное – в конце воспитанницы должны были выступить перед приглашенными – прочитать стихотворение или спеть песню. Ах, как очаровательно, как невинно выглядели эти маленькие сиротки, как мило они были одеты! Надо ли говорить, что красивые платья разрешалось надеть только на мероприятие, а уже вечером их отнимали. Все в тот день, кроме воспитанниц, ели, пили и чудесно развлекались.

– Что такое, Мари? – накинулась на нее повариха. – Отдыхать потом будешь. Иди мыть посуду! И осторожно с дорогими фарфоровыми тарелками.