Дойбель говорила без сожаления, по ее мнению, Луиза Хофгартнер сама была виновата в столь плачевном финале. Мари прикусила губы, чтобы не сказать лишнего, но внутри у нее все клокотало. Может, от нищеты ее мать и заболела? Ей пришлось недоедать и мерзнуть, потому что Мельцер все вывез?

– Так от чего же она умерла? Ведь она была так молода.

– Так и что… от туберкулеза. Поднялась температура, потом кровь горлом пошла. Быстро она умерла. Наверно, даже лучше, что мучаться не пришлось.

Женщина тяжко вздохнула, кажется, воспоминания давались ей нелегко. Она откинулась на спинку своего плетеного кресла и вцепилась руками в потрепанные подлокотники.

– Перед самой смертью Луиза попросила нас позвать священника. Мы так и сделали – в конце концов, это по-христиански. Она исповедовалась перед пастором и умерла во Христе Господе нашем.

Мари пробрала дрожь. Да, она знала, что жизнь может быть жестокой. Она отняла у нее Додо и мать. Смерти не было важно, кто перед ней – молодой или старик, любят его или ненавидят, останется ли без матери маленький ребенок…

И преподобный отец Лейтвин отнес тебя тогда в сиротский приют…

Мари насторожилась. Имя было ей знакомо. Это был священник, бывавший несколько раз в приюте и молившийся вместе с ними. В Великий пост перед Пасхой и перед Рождеством.

Его преподобие Лейтвин знал мою мать? Но почему он ни разу…

И тут ее ударили сзади: дверь распахнулась, и Мари прилетело в спину.

– Думаешь, я не догадывалась? – завопила хозяйка. – Франц – и тот заметил, но я сперва ему не поверила. Вон отсюда, ублюдочная! Сукина дочь!

Она набросилась на Мари, намереваясь вцепиться ей в волосы, но Мари ловко увернулась и поставила между собой и Матильдой табуретку. Матильда споткнулась, ушибла колени и вульгарно выругалась.

– Убью, дрянь такая! Сейчас позову полицию, под суд пойдешь! Шлюха! Воровское отребье!

Мари воспользовалась тем, что толстуха не могла быстро подняться, и проскользнула мимо нее на лестницу. Спускаясь, она слышала, как Матильда ругается со своей матерью, которая тоже за словом в карман не лезла и отвечала на брань.

Мари оказалась в тесном коридоре перед входной дверью. Там ее ждал Франц – тот тип, что в прошлый раз катил на тачке бочонок шнапса.

– Отойди в сторону и дай мне пройти! – потребовала она, еле дыша.

У мужчины были грубые черты, нос картошкой, тонкие синюшные губы. Не моргнув глазом, он схватил Мари за руку. Она вскрикнула от боли, потому что он стащил ее с последних ступенек и прижал спиной к входной двери.

– Шпионить вздумала?

Он крепко держал ее одной рукой, а второй замахнулся, чтобы ударить в лицо. В последний миг Мари нащупала спиной дверную ручку и надавила на нее. Дверь распахнулась, удар пришелся мимо, а Мари спиной повалилась на тротуар. В первый момент она будто оглохла, затем попыталась встать на ноги. Но Франц опередил ее и склонился, намереваясь схватить за волосы.

– Эй! – послышался мужской голос. – Оставь ее!

Потом одновременно произошло несколько вещей, которые Мари осознала лишь позже. Сначала она закричала от боли: Франц все-таки вцепился ей в волосы и приподнял ее с земли. Однако в следующее мгновение он сам взвыл от боли и ярости. Нападавший взял его сзади за горло, беспощадно прижав его голову к своей груди. Захват был столь сильным, что Франц вскоре стал задыхаться.

– Это называется «шея в замке», приятель. Так что не дергайся, а то останешься калекой.

Мари схватилась руками за волосы, кожа на голове горела, но она понимала, что сейчас нужно как можно скорее вставать и убираться отсюда. Она поднялась на ноги, подобрала с земли свой испачканный в грязи платок и обомлела.

– Мари! Ах ты, господи, Мари!

– Господин…

Боже, и за что судьба так обошлась с ней? Ее спасителем стал не кто-нибудь, а Мельцер-младший. Причем он даже не сразу ее узнал. Он помог бы любой женщине, которую избивает в переулке это чудовище.

– С ума, что ли, сбрендил, Франц? – В дверях стояла хозяйка. – Отпусти. Сейчас же отпусти, идиот! Это же сын директора господин Мельцер-младший!

– Да я его отпустил, – прокряхтел Франц. – Это он не пускает!

Пауль убрал руки, мужчина, откашливаясь и изрыгая проклятия, заковылял к пивной.

– Что ты тут делаешь, Мари? Здесь! – Пауль с ужасом смотрел на нее. – Уж не в пивной ли ты была?

Она с трудом взяла себя в руки. Что она должна была ему сказать? Только не правду. Но тогда нужно быстро наврать что-то правдоподобное.

– Я… я искала подругу. Мы были вместе в сиротском приюте. Ее зовут Додо.

Бедная Додо, вероятно, простила бы ей эту ложь. Возможно, она смотрела сейчас с небес и болела за свою подругу.

– Искала здесь? – усомнился Пауль.

– Да, она работает в трактире, так она мне говорила… Молодой господин замотал головой, словно не мог это осмыслить. Потом деловито приобнял Мари за плечи и спросил, все ли в порядке.

– Я не привыкла ныть, господин. Вот только мой платок безнадежно испорчен.

– Тогда пойдем, – решительно сказал Пауль. – Я провожу тебя до ворот Святого Якова, оттуда ты в целости и сохранности доберешься до виллы.

– Вам не следует этого делать, господин. Нас могут увидеть вместе.

– Переживаешь за свое доброе имя? – раздраженно спросил он. – Тогда тебе не следовало бы ходить по темным переулкам в Нижнем городе.

Она молча шла рядом с ним. Он предусмотрительно брал ее под руку, когда им попадались на дороге выбоины, пропускал вперед в узком переулке. Мари теперь почувствовала боль в спине и плечах, ушибы еще долго будут напоминать ей об этой прогулке. Но хуже всего было то, как она выглядит в глазах Пауля. Что он о ней думал? Уж конечно, он понял, что она лжет, и в результате решил, что в пивную она ходила к своему любовнику. Куда же еще могла пойти кухарка в свободный день?

На них то и дело оглядывались прохожие: хорошо одетый молодой человек и девушка в мокром, грязном платке являли собой исключительно странную парочку. Она закрутила спутанные волосы в узел и повязала платком, но ветер выхватывал густые пряди и закрывал лицо. Уже смеркалось, когда они с Паулем подошли к воротам Святого Якова, уличное освещение еще не зажгли, но вдали был виден свет фабрик. Пауль остановился в тени ворот, Мари тоже застыла.

– Теперь я тебя отпущу, Мари, – прошептал он тихо. – Могу я тебя кое о чем попросить?

Он впервые был так близко. Так близко, что, казалось, она ощущает его тепло, запах волос, кожи. Мари вдруг охватила странная дрожь.

– Все что угодно, господин.

Она посмотрела на него и под его настойчивым взглядом осознала, что этот ее ответ он мог интерпретировать неверно. Но опасения оказались напрасными.

– Обещай мне, что никогда больше не будешь делать подобных глупостей, – произнес он и основа положил ей руку на плечо. – Слава богу, я оказался там вовремя и смог тебя защитить.

– Простите, господин, – прошептала она. – Я у вас в долгу, вы меня спасли.

– Я сделал это с радостью, Мари, и сделал бы для тебя много больше, если бы мог.

На какое-то мгновение Мари показалось, что он привлек ее к себе, и она, околдованная близостью, не сопротивлялась.

Его серые глаза очаровали ее, казалось, они полностью подчинили ее.

– Мари, – тихо пробормотал он. – Иди, пожалуйста. Иди, пока не поздно.

Она вся сжалась, испугавшись себя самой. Суетливо закуталась в свой платок и не оглядываясь побежала вниз по улице.

Шофер придерживал для Алисии дверь автомобиля, и она ощущала на себе его тревожный вопросительный взгляд. Это нервировало. Разумеется, прислуга так и ли иначе участвовала в жизни хозяев, что было вполне естественно, ведь все обитатели виллы были, по сути, одной большой семьей. Однако досадный инцидент с Китти Алисия предпочла бы скрыть от персонала.

– Домой, Роберт, – произнесла она приветливо, но отстраненно.

– Слушаю, госпожа.

Роберт закрыл за ней дверь, обошел машину и сел за руль, Алисия видела, что он взволнован. Рядом с ними прогремел трамвай. В вагоне стоял кондуктор в синей форме, сидели несколько пассажиров. Алисия не любила эти громкие лязгающие трамваи и с тоской думала о старых добрых конках.