Она запнулась и последние фразы произнесла медленно и отрывисто. Муж вдруг рухнул, лицо ужасно перекосилось. И тут она позвала Мари. Они вместе расцепили скрюченные пальцы и вынули пистолет, а потом как-то сумели перетащить Иоганна на диван.

– У него, верно, случился удар. Перенапряжение, гнев, испуг… Ну а что я должна была делать? Скажи мне, Пауль, что я должна была делать? Я не могла просто так наблюдать, как он покончит с собой!

– Мама, ты все сделала абсолютно правильно, – с нажимом сказал Пауль. – Я бы повел себя точно так же.

Он подошел к матери и обнял ее, стал тихо уговаривать не корить себя, она столько недель посвятила отцу и сейчас хотела как лучше. Она уберегла его от тяжкого греха, он должен быть ей благодарен…

Последний аргумент особенно успокоил Алисию. Да, она спасла душу супруга от непосильной ноши, потому что грешно собственноручно лишать себя жизни, которую даровал Господь. Все трое вздрогнули от стука в дверь.

– Врач, госпожа. И священник, – сообщил Гумберт.

– Где пистолет? – шепотом спросил Пауль мать.

– Мари убрала его в стол.

Пауль кивнул и обменялся взглядами с Мари, по-прежнему караулившей у двери. Она была рядом, действовала спокойно и разумно, как и всегда. Все хорошо.

– Проходите, господа…

Пастор Лейтвин пропустил вперед врача. Медицинский советник Грайнер был невысокого роста, сухой человек в очках и с седой бородой. Он поздоровался с присутствующими, выразил Алисии свое сочувствие, пожал руку Паулю. В Мари он явно увидел прислугу и проигнорировал. Затем поманил Гумберта, который принес его медицинский кофр, и приказал расположить его на кресле. Неторопливо открыл замки: в кофре был целый арсенал из блестящих металлических инструментов, коричневых бутылочек, цветных коробочек, красных резиновых приспособлений, белых бинтов и прочих вещей, среди которых выделялись щипцы для родовспоможения.

Доктор ловко приподнял одно веко больного, расстегнул на нем рубашку, чтобы послушать сердце. Его преподобие Лейтвин все это время, скрестив руки, стоял у двери и казался весьма взволнованным.

– Похоже на апоплексический удар, госпожа, – дал свой вердикт Грайнер и убрал стетоскоп в боковое углубление в чемодане. – Его как можно скорее необходимо переправить в госпиталь для гемодилюции. Как долго он уже в таком состоянии?

Алисия хотела ответить, но в этот момент больной пошевелился. Иоганн Мельцер сделал движение рукой, будто хотел отодвинуть доктора в сторону.

– Не… нет… не госпиталь. Пастор… Лейтвин… пастора… Медицинский советник Грайнер слегка отошел, когда Мельцер опять повел рукой. Однако заметил, что раз больной в состоянии говорить, это хороший знак: после инсульта пациенты обычно теряют речь.

– Ну тогда закрывайте свой чемодан, господин медицинский советник, – добродушно сказал Лейтвин. – Теперь моя очередь.

Врач повиновался неохотно. Нельзя откладывать поездку в клинику. Даже из-за священника. Воля больного не имеет сейчас значения, для его же пользы его нужно доставить в больницу как можно скорее.

– Мой муж привык, что в этом доме всегда уважают его волю, господин доктор, – решительно произнесла Алисия. – И сегодня мы не будем это менять.

– В таком случае мне здесь больше нечего делать, госпожа Мельцер!

Он захлопнул кофр, вежливо поклонился Алисии, Пауля удостоил лишь кивком головы. На святого отца, который сел возле Иоганна Мельцера, посмотрел с презрением.

Едва он скрылся за дверью, как послышался слабый голос больного. Было заметно, что ему трудно выдавливать из себя слова. Однако указания его были понятны и четки.

– Уйдите… уйдите все. Остается… остается только святой отец. Я… хочу… хочу… исповедоваться.

– Мама! Прошу, скажи, что случилось!

Китти с Элизабет подбежали к Алисии, когда она в сопровождении Пауля и Мари вошла в красную гостиную.

– У него второй удар?

Элизабет была бледна как полотно, по щекам катились слезы. Все надеялись, что папа поправится. И вот теперь все обернулось таким несчастьем. А ведь она только в субботу молилась за него.

– Он исповедуется, – сказала Алисия и обняла Элизабет. – Мы все должны быть сильными, девочки. Одному Богу известно, останется ли папа с нами или уйдет в вечное царство.

Китти с рыданиями бросилась к Мари, она не могла поверить, что отец умирает. Ведь он всегда был таким сильным, так много работал, никогда не уставал, не утомлялся. Что они будут без него делать?

Пауль с тяжелым сердцем смотрел, как нежно Мари успокаивает Китти, шепчет ей утешительные слова, гладит по волосам. Вообще-то Китти можно было только позавидовать, она общалась с Мари ежедневно, могла даже обнимать и целовать. К нему самому Мари относилась с холодным равнодушием.

– И что теперь будет? – причитала Китти. – Почему нам нельзя к нему?

– Его преподобие Лейтвин позовет нас, когда папа захочет нас видеть. – Алисия в присутствии дочерей снова взяла себя в руки. – До тех пор нужно проявить терпение.

Позвали Гумберта и попросили чаю. Камердинер обрадовался этому поручению, он был очень бледен, но отважился спросить о состоянии больного.

Маленькие часы с маятником на камине пробили три, потом половину четвертого. Китти вспомнила, как папа играл с ними в парке в прятки. Когда они были маленькими. Конечно, только по воскресеньям. Элизабет опять заплакала, и разговор прекратился. Вскоре явился Гумберт и объявил, что господин директор желает видеть своего сына Пауля. А еще – Мари.

– Мари?

Все были удивлены, если не сказать – неприятно задеты.

– Меня? – уточнила Мари. – Ты правильно понял, Гумберт?

– Мне так сказал пастор. Я вообще-то переспросил, и он повторил – молодого господина и Мари.

Алисия на мгновение закрыла глаза, будто ей предстояло пережить что-то тяжелое, о чем никто не должен знать. Безусловно, она ждала, что муж захочет увидеть ее – свою жену.

– Ну иди с богом, Мари, – сказала она. – Все сейчас выяснится.

Она улыбнулась Паулю, подбодрила его и налила себе чаю. Мари провожали раздраженными взглядами, когда Пауль пропустил ее вперед себя.

До кабинета было всего несколько шагов, Гумберт объявил об их приходе и открыл дверь. Его преподобие Лейтвин находился возле письменного стола, Иоганн Мельцер полусидел в подушках, на вошедших он посмотрел так, словно стоял перед судом.

– Сядьте там, – приказал он.

Несмотря ни на что, казалось, его состояние улучшилось по сравнению с тем, что было час назад. Лицо вытянулось, только левое веко нависало и рот был искривлен, но под седой бородой это было почти незаметно.

Пауль и Мари молча сели на предложенные стулья. Мари сложила руки на коленях, ее грудь поднималась и опускалась. Пауль вдруг ощутил жгучее желание обнять Мари, как будто он должен ее защитить. Но остался сидеть неподвижно.

– Начинать всегда трудно, – произнес Лейтвин со своего места. Прозвучало как требование, и Иоганн Мельцер так это и воспринял.

– То, что я хочу сказать, – заговорил он и вытер платком левый уголок рта, – то, что я хочу сказать, касается Мари. Мари Хофгартнер – дочери моего бывшего партнера Якоба Буркарда.

Вот и сказал. Открыто признался, что лгал. Пауль видел, как лицо Мари порозовело, она открыла рот, желая что-то сказать, но Иоганн Мельцер продолжал, не обращая на нее внимания:

– Тебя, сын мой Пауль, я позвал, чтобы обо всем узнал из моих уст. Не Мари должна тебе рассказывать, я сам это сделаю. После решишь, проклянешь ли меня или сможешь простить.

Пауль не знал, нужно ли ответить, и решил промолчать. Что еще отец собирался рассказать? Ведь во лжи он уже сознался.

Мельцер снова вытер левый уголок рта, из которого текла слюна. По всей видимости, ответа он не ждал и продолжал говорить:

– Когда я тридцать лет назад пришел к Якобу Буркарду в его каретный сарай, где он собирал разные свои изобретения, я сразу понял, что нашел нужного человека. Он был один из тех, кто чувствует пульс времени, кто придумывает механизмы, в которых нуждается мир. Надо сказать, там много было всякой всячины, он даже хотел собрать телефон, который можно носить с собой. Но в первую очередь он проектировал и мог собрать прядильные и ткацкие станки. Что сказать? Мы стали партнерами, начинали с малого, ни у него, ни у меня не было денег. Но я понимал, как строить бизнес, а Якоб понимал в машинах. Банк ссудил нам денег, и за короткое время фабрика выросла до немыслимых размеров. Я купил парк, перестроил летний дом в виллу…