Увидев в конце аллеи виллу, Пауль ощутил странное облегчение, в нем шевельнулось какое-то неясное предвкушение. Вход в дом освещали огни, хотя на первом этаже в окнах служебных помещений и так горел свет. На втором этаже все было темно, на третьем – одиноко светилось одно-единственное окошко. Пауль напряг глаза – должно быть, это комната Китти. Сердце заколотилось, захотелось даже насвистеть песенку.

Извозчик остановился перед лестницей портика, Пауль выпрыгнул из коляски и дал щедрых чаевых. Пусть и старик, и кляча порадуются. Было видно, что и тому, и другому недолго осталось заниматься извозом. Возраст брал свое, очевидно, оба знавали лучшие времена.

С перчатками и шляпой в руках Пауль поднялся на крыльцо, звонить в дверь он не стал, зашел в дом самостоятельно. Почему бы не попробовать? Он ничего у нее не потребует. Всего-то подойти чуть ближе, мило побеседовать, почувствовать на себе ее взгляд, окунуться в эту темную бархатную бездну. Лишь ненадолго…

В холле царил полумрак, только возле лестницы горела газовая лампа, с помощью нее персоналу было проще отыскать электрический выключатель. Кажется, никто не заметил возвращения Пауля, прислуга, верно, собралась в кухне праздновать Новый год. Он вдруг подумал, что некоторые слуги сегодня получили отгул и оправились к своим семьям и друзьям. Но кто? И не вернутся ли они вскоре? Вновь ему вспомнилась грязная пивная в Нижнем городе, тот тип, поваливший Мари на землю… Ведь Мари не ушла туда снова? Нет, она ему обещала. Но кто сказал, что обещание не будет нарушено?

– Никогда! Хоть на голову становись. Я ни за что этого не сделаю!

Пауль подходил к лестнице, когда из коридора, ведущего в кухню, донеслись гневные интонации. Голос принадлежал Роберту. Пауль помедлил, однако нашел неуместным подслушивать разговоры слуг и пошел вверх. Ковер приглушал звук его шагов.

– То есть ты лучше сядешь в тюрьму? Будешь побираться, потому что никто не возьмет тебя на работу, с такими-то рекомендациями…

А это говорила Августа. Какой бы злобной она ни была, для Пауля у нее всегда была наготове наивно-покорная улыбка.

– Давай завязывай. Никто ничего не докажет. Тем более ты.

Теперь Пауль остановился и навострил уши. Кажется, тут какая-то грязная история. И надо же – в ней замешан Роберт, от которого Пауль никак не ожидал.

– Могу поклясться перед судом, – вполголоса ответила Августа. – Ты припрятал письмо фрейлейн, а взамен положил в почту другое. Которое достал из пиджака.

– Не смеши, Августа. Зачем мне это делать? Какое мне дело до писем молодой госпожи?

Пауль услышал, как Августа отрывисто рассмеялась. Было похоже на кашель.

– Зачем? Понятно зачем. Потому что ты не хотел, чтобы она писала лейтенанту фон Хагеману любовные письма. Ты в своей слепой ревности подменил настоящее письмо своим. Может, даже почерк скопировал и подпись подделал. Ты знаешь, что за такое, если все вскроется, тебе грозит каторга?

– Ни одного слова правды! Ты сама ослеплена ревностью и выдумываешь ложь. Кто поверит в этот бред? Никто. На тебя же и свалят, Августа.

– Если женишься на мне, Роберт, тогда я тебя не выдам, – изменившимся голосом запричитала Августа. – Я вижу, что ты сгораешь от своей злосчастной любви, поэтому и предлагаю тебе. Ты всерьез думаешь…

– Тссс! – прошипел он. – Тихо. Кто-то пришел.

– Да кто пришел, света же нет!

Паулю стало неловко, когда Роберт вышел из коридора в холл. Прятаться от лакея было смешно, однако если бы Роберт понял, что Пауль подслушивал разговор, стало бы совсем уж неприятно. Он медленно опустился на табуретку и погрузился в тень балюстрады, пережидая, пока Роберт уйдет.

Затем Пауль осторожно стал подниматься и обдумывал услышанное. Он не совсем понял, но все выглядело так, будто бедняга Хагеман получил подложное письмо. Надо будет при случае спросить Китти, но зная свою младшую сестру, он с трудом мог себе представить, что она пишет любовные письма. История, в сущности, пустяковая, однако плохо, что Роберт совершил подлог. У них сложилось неверное мнение об этом парне. Надо будет обсудить с мамой. Потом. Сейчас у него другие планы.

Пауль зашел в красную гостиную, включил люстру и нажал на звонок для вызова прислуги. Не прошло и минуты, как появился Роберт.

– Господин… Мы не слышали, как вы вернулись… Поздравляю с Новым годом.

Лакей заметно нервничал, и Пауль изобразил веселье, чтобы тот успокоился:

– И тебя с Новым годом, Роберт. Пусть исполнятся все наши желания и надежды.

Роберт с улыбкой поклонился и промолчал. Думал ли он о том, что молодой господин слышал разговор, который не предназначался для его ушей?

– Остальные еще не вернулись или уже спят?

– Ваши родители, обе сестры еще в гостях. Но мы полагаем, что скоро вернутся.

– Я тоже так думаю, – кивнул Пауль. – Принесите сюда шампанского и бокалы, чтобы мы быстренько могли выпить за Новый год.

– Слушаюсь, господин.

На этот раз казалось прошла вечность, пока Роберт вернулся в красную гостиную. Он принес шампанское как положено, в серебряном ведерке со льдом.

– Поставьте, я сам разолью. Спасибо.

Пауль подождал, пока Роберт покинет гостиную, затем открыл одну из бутылок и наполнил два бокала. Шампанское еще не охладилось и сильно пенилось, пришлось несколько раз доливать. Он с тревогой подбежал к окну: не въезжал ли в ворота виллы автомобиль? Нет, к счастью, ему показалось.

С бокалами в руках он прошел по коридору, быстро и не пролив не единой капли поднялся на третий этаж и поставил свою ношу на комод.

Сердце Пауля забилось сильнее, но не от ходьбы по лестнице. Он постучал.

Ни звука. Пауль с ужасом подумал, что Китти, уходя из комнаты, просто не выключила электричество. Он постучал посильнее. Ничего. Ему стало любопытно. Он решительно надавил на ручку и открыл дверь.

Она была там! Стояла с блокнотом перед мольбертом, на котором была раскрыта книга. Оказалось, что она срисовывает репродукцию знаменитого Давида Микеланджело.

– Господин… извините, я… я была так увлечена… Очаровательные темные глаза смотрели на него с ужасом, так смотрит загнанная в ловушку серна.

– Не бойся, Мари. Это я должен извиняться, что ворвался в чужую комнату.

Без сомнения, она его слышала, но посчитала, что если не ответить, он уйдет. Пауль прошел в комнату, попытался посмотреть на рисунок Мари, но она, покраснев, спрятала его за спину и поспешно захлопнула книгу. Потому что намеревалась рисовать обнаженного юношу? Паулю понравилась ее стыдливость. Нет, все же там, в Нижнем городе, она сказала ему правду.

– Но художник не прячет свои работы. Искусство предназначено для всех. Даже для меня.

– Я не художница, господин. Я только потому рисую, что госпожа поручила мне. Она дает мне уроки, я должна выполнять задания.

Новая ипостась Китти – строгая наставница по рисованию. Она не уставала удивлять.

– Ну раз уж мы тут стоим, – непринужденно произнес Пауль, – может, выпьем за Новый год?

Как по волшебству, появились два бокала, один он протянул Мари. Она отшатнулась.

– Благодарю вас, господин. Но, пожалуйста, я бы не хотела пить алкоголь.

«Жеманничает, – подумал Пауль. – Но ничего. Господи, как же она хороша в новой одежде. Интересно, она зашнуровывает корсет? Наверняка».

– Ты не откажешься выпить всего глоток за удачный Новый год. Давай, будь хорошей девочкой и возьми бокал. Вот так…

Она так грациозно держала бокал за тонкую ножку, словно тот был создан, чтобы подчеркнуть красоту ее руки. Мари даже удалось улыбнуться. Она посмотрела на Пауля, проницательный взгляд ее темных глаз лишил его на какое-то мгновение речи. «Мари, – нашептывал ему мозг, – Мари, Мари»…

– Тогда давайте выпьем за вас, господин, – твердо проговорила Мари. – И за вашу семью. Для всех вас этот год должен стать мирным и счастливым.

– И за тебя, Мари. За долгое счастливое время, что мы проведем вместе на вилле.

Бокалы, соприкоснувшись, издали тонкий приятный звон. Пауля позабавило, что Мари, видимо, никогда в жизни не пила шампанского. Она сморщила нос и больше не притронулась.