Его слепая уверенность в своей способности довести меня до оргазма могла бы привести в бешенство, если бы это не было так чертовски горячо. Я протягиваю руку, чтобы ущипнуть его за сосок. Винсент легко ловит мою руку и опускает ее между нами, прижимая ладонь к низу живота, чтобы я могла чувствовать его внутри себя, пока он ласкает мой сверхчувствительный клитор подушечкой большого пальца.
Я не могу пошевелиться. Я придавлена потным, раскрасневшимся, тяжело дышащим парнем, который, очевидно, собирается завоевать золотую олимпийскую медаль, доведя меня до второго оргазма, и я не в силах остановить его.
Я действительно, действительно не хочу, чтобы он останавливался.
— Подожди, — всхлипываю я, выгибаясь под прикосновениями. — Винсент…
— Позволь этому случиться, — говорит он. — Я говорил тебе, Кендалл. Я люблю, когда ты в беспорядке.
— Отвали…
И тогда я кончаю. Снова. Точно так, как он и говорил.
Если первый был ударом молнии, то этот — раскат грома. Нет быстрого всплеска или внезапного ослабления. Накатывающее давление растет и растет, а затем, почти мягко, перетекает через некую не отмеченную переломную точку. Но возникающий в результате поток, который проходит рябью по телу, совсем не нежный. Он такой интенсивный и глубокий, что я на мгновение теряю всякий контроль над своим телом. Кажется, я всхлипываю. Кажется, между ног разливается тепло. Кажется, я так крепко сжимаюсь вокруг Винсента, что он выкрикивает мое имя, словно призыв. Покачивая бедрами и издавая низкий рык, он следует по краю, бедра прижимаются вплотную к моим, в то время как член пульсирует, прежде чем рухнуть на меня сверху.
Винсент дает всего мгновение, чтобы оценить всю тяжесть его веса, к тому же сокрушительного, прежде чем обхватывает одной рукой мою поясницу и переворачивает нас так, что я оказываюсь распростертой на влажной от пота груди. Я чувствую, как эхо собственного сердцебиения отдается между ног.
В течение очень долгого момента мы оба слишком измотаны, чтобы что-то делать, кроме как пытаться отдышаться.
А затем, медленно, мозг начинает перезагружаться.
Черт возьми.
Я пытаюсь сжать губы и молчать, потому что кажется невежливым начинать громко смеяться после секса, но Винсент, должно быть, чувствует, как я дрожу.
— Черт, — он пытается сесть. — Я сделал тебе больно?
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, в равной степени раздраженный и восторженный.
— Боже мой, Винсент! Я в порядке. Черт возьми. Почему мы не сделали этого несколько недель назад?
Напряженная озабоченность на его лице немедленно исчезает.
— Так хорошо, да? — спрашивает он с самодовольной ухмылкой.
— Это было… — я замолкаю, недоверчиво качая головой. — Идеально. Это было идеально.
Я много думала о том, как потеряю девственность.
Я знала, что в худшем случае это может повлечь за собой либо полное отсутствие удовольствия, либо… ладно, это то, о чем я старалась не думать — отсутствие согласия. В лучшем случае я полагала, Гарри Стайлс заметит меня в конце одного из своих концертов и увезет в неуказанный европейский город, чтобы устроить восхитительно вычурное свидание, прежде чем мы в конце концов займемся любовью при свечах на ложе из лепестков роз.
Эй, у девушки могут быть свои мечты, и он был тем, по которому я пускала слюни со старшей школы и с годами постепенно добавляла все больше сюжетных моментов.
Но это?
Это было лучше.
Неуклюже, неистово, беспорядочно и идеально. Мы с Винсентом общались — даже когда это было скорее практично, чем провокационно — и смеялись — даже когда выставляли себя полными дураками — и оба кончили так сильно, что, думаю, потребуется добрых полчаса, чтобы вернуться к реальности, так что я записываю это на свой счет как крупную победу.
Все любовные романы, которые я читала, и самые смелые фантазии, которые лелеяла, могут поцеловать меня в задницу.
Они не соответствуют этому. Для меня и Винсента.
— Это было идеально, — соглашается он.
Я улыбаюсь.
И тогда говорю, очень тихо:
— Я действительно рада, что дождалась тебя.
Лицо Винсента морщится.
— Черт, Холидей. Не будь такой мягкой.
Его голос нежный, а глаза подозрительно блестят. Думаю, возможно, то, что я только что сказала, значит для него больше, чем он готов признать. Я обхватываю ладонями его лицо по обе стороны и приподнимаюсь, чтобы поцеловать, нежно, но достаточно крепко, чтобы, надеюсь, он почувствовал то, в чем я тоже не готова признаться. Когда мы отстраняемся и смотрим друг на друга, у меня непоколебимое чувство, что мы думаем об одном и том же: наполовину страшно, наполовину радостно осознавать, что ты влюбляешься в кого-то, но становится немного легче, когда знаешь, что ты не одинок.
— Это было действительно весело, — шепчу я.
Винсент кивает.
— Да, мы определенно сделаем это снова. Но придется дать мне немного времени, чтобы прийти в себя. Это было… сильно. Я действительно не планировал быть таким грубым.
Я приподнимаюсь на локтях.
— Эй, — говорю я, прижимая кончик пальца к его груди. — Я просила об этом.
Я ни за что не позволю ему избивать себя и изображать мученика за то, о чем очень недвусмысленно просила. Во всяком случае, это я собираюсь извиниться за то, что не предупредила заранее, что он открывает банку с сильно сдерживаемым сексуальным напряжением.
Но Винсент только фыркает.
— Я знаю, что это ты просила.
Я поджимаю губы и застенчиво прижимаюсь подбородком к его обнаженной груди. Оглядываясь назад, это, вероятно, была не самая лучшая идея — просить жестко и быстро, когда мое тело к этому не привыкло.
Винсент тоже выглядит немного потрепанным. Волосы потемнели от пота и торчат во все стороны. Крошечные розовые царапины и вмятины в виде полумесяцев усеивали его грудь и руки в тех местах, где я прижималась слишком сильно. Тело раскрасневшееся, влажное от пота и дрожащее. Он выглядит так, словно только что выиграл в овертайме матч чемпионата в жестокой борьбе.
— Возможно, я была немного чересчур амбициозна, — признаю я.
— Ни хрена себе, — говорит Винсент. — Мне нужно убрать с тебя беспорядок.
Мое лицо вспыхивает.
— Ты не обязан этого делать…
— Помолчи и позволь позаботиться о тебе, Холидей.
Я скатываюсь с Винсента, чтобы тот мог метнуться в ванную и снять презерватив. Он оставляет меня лежать на матрасе в одиночестве всего секунд на пятнадцать, прежде чем возвращается с одним из полотенец, немного влажным, чтобы оно не растеклось по всему полу. Одним сухим уголком он вытирает пот и немного тонального крема с моего лба, а затем протирает между ног несколькими нежными движениями влажной стороны полотенца. Он использовал теплую воду. Это мило.
Но Винсент всегда милый.
Хорошо.
Почти всегда.
Винсент бросает полотенце в наполовину заполненную корзину для белья, затем возвращается к кровати. Но вместо того, чтобы сесть на идеально свободный участок матраса рядом, он наваливается своим огромным телом прямо на меня, словно личное утяжеленное одеяло.
Воздух со свистом покидает легкие.
— Привет, — говорит он мне в шею.
— Привет, — ворчу я в ответ.
— Хочешь пойти поужинать или что-то в этом роде?
Я смеюсь, затаив дыхание.
— Прямо сейчас?
Он качает головой, уткнувшись в изгиб моего плеча.
— Нет. Пока мы просто собираемся сделать это, планируем, так что ты знаешь, на этот раз я никуда не уйду.
Мои глаза зажмуриваются и становятся влажными.
Долгое мгновение мы остаемся в таком положении. Прижатые друг к другу. Винсент удовлетворенно хмыкает, когда я провожу ногтями по его затылку сквозь влажные от пота волосы.
— Я немного проголодалась, — наконец бормочу я.
Винсент приподнимается на локтях.
— Наверное, сначала стоит одеться. И тебе следует выпить немного воды и принять Адвил или что-то в этом роде. Но я имел в виду то, что сказал о настоящем свидании. Летом в центре города открылся новый тайский ресторан. Я узнал о нем только через Postmates31, но онлайн он выглядит неплохо. Наверное, там хорошо и уютно. Посмотришь?
