Я никогда не хотела быть центром внимания или девушкой, у которой миллион знакомых. У меня небольшой тесный внутренний круг. Но, очевидно, что у Винсента совсем другие представления о социальной жизни, потому что эти красивые, шумные люди — его друзья. Это крошечная вселенная, в которой он солнце и все вращаются вокруг него.

Я чувствую себя пролетающим астероидом.

Мы несовместимы.

Я отбрасываю эту мысль. Неважно, что Винсент и я совсем разные. Я не собираюсь выходить замуж за этого парня — это смешно. Просто хочу залезть на него, как на дерево.

Я могу это сделать.

Я собираюсь, черт возьми, сделать это.

Джабари быстро обводит нас по столовой, где вокруг двух разных столов для пив-понга собралась толпа, а затем возвращается через холл в гостиную.

— Я думала, мы идем за напитками, — кричу я Нине.

Джабари определенно слышит меня.

— Бар в той стороне, — бросает он через плечо. — Как вы относитесь к Jungle juice¹⁵?

Не думаю, что он на самом деле ждет ответа.

Джабари вытягивает шею и осматривает гостиную, слегка пыхтя от разочарования. Такое чувство, что он привык видеть прямо поверх голов окружающих, но на этой вечеринке полно студентов-спортсменов, которые играют в баскетбол, волейбол, футбол и другие виды спорта, в которые обычно играют крупные люди. И, возможно, я немного благодарна за ненормально высокую толпу — так не чувствую себя совсем не в своей тарелке, но это все равно сборище пьяных незнакомцев, шатающихся в темноте под настолько громкую музыку. Ритм отдается в костях и я внезапно прихожу в ужас от необходимости скрыть подступающий приступ панической атаки, когда наконец замечаю…

— Дружище!

Голос Джабари перекрывает грохочущую музыку и ударяет меня прямо в грудь. Прежде чем я успеваю морально или эмоционально подготовиться, он проскальзывает сквозь толпу, увлекая остальных за собой в дальний угол гостиной.

А вот и Винсент.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Винсент сначала не замечает меня — толпа достаточно плотная, да и я наполовину скрыта за подругами. Но мне хорошо видно его.

Темные волосы сияют в неоновом свете голубых и пурпурных ламп, а лицо словно вырезано из греческой античности — резкие углы и романтические изгибы отражены светотенью. Даже в окружении разношерстных студентов-спортсменов Винсент впечатляюще высок и широкоплеч. Он выглядит более достойно, чем принц преступного мира. Опаснее, чем наемный убийца мафии на работе. Более властно, чем миллиардер в сшитом на заказ костюме. Что является совершенно глупым решением для моего мозга, поскольку на нем просто черная футболка, темные джинсы и потертые белые кроссовки — обычная одежда для вечеринок в колледже.

Бандажа, который находился на левой руке в течение нескольких недель, теперь нет. Вид обнаженного запястья, слегка веснушчатого и покрытого тонкими волосками, не должен быть таким эротичным, но, черт возьми, я таращусь, как викторианец, заметивший открытую лодыжку¹⁶.

Мой взгляд поднимается на несколько дюймов и останавливается на предплечье, где нарисованы две линии черным маркером.

Отметки для подсчета.

Я не настолько оторвана от университетской культуры, чтобы не знать о старой традиции празднования дня рождения в Клементе — выпивать за каждый прожитый год жизни, но немного трудно поверить, что звездный баскетболист выпил лишь два бокала почти в десять часов вечера в свой двадцать первый день рождения.

А потом я вижу лицо Винсента и понимаю, что он однозначно трезв.

Парень выглядит измученным.

Джабари хлопает его по спине — движение, которое кажется наполовину успокаивающим, наполовину насмешливым — и Винсент вздрагивает, затем устало вздыхает, когда узнает, чья рука перекинута через плечо.

— Винни, у меня хорошие новости!

— О, боже. Что ты уже сделал?

— А что я сделал?

— У тебя такой вид, словно что-то натворил. Я тебе не доверяю.

— Черт, ты не в настроении. Нужно еще выпить? Потому что я сам все принесу. Водку «Спрайт»? Ром с колой? Не знаю, что, черт возьми, в них входит, я сделаю все, что в моих силах.

Винсент выдавил улыбку — неохотно — и провел рукой по лицу.

— Мне не нужна выпивка. Здорово, будь в этом доме примерно на двести человек меньше. Нас закроют до того, как сюда прибудут все, кого на самом деле пригласили. Серьезно. Кто половина этих людей?

— Хорошо, хорошо, — уступает Джабари. — Я скажу Гриффину, чтобы он убавил музыку, и лично присмотрю за первокурсниками и прослежу, чтобы никто из них не отравился алкоголем. Но прежде, чем пойду и сделаю это…

— Сказал же, мне не нужны шоты, — ворчит Винсент, но Джабари продолжат свою речь, полностью игнорируя друга.

— Я приготовил подарок на день рождения.

Винсент морщится, как будто ожидает худшего, но затем Джабари отходит в сторону, представляя меня взмахом руки, словно он — одна из участниц шоу «Цена правильная», а я — новенький гидроцикл, за который какому-то бедолаге придется платить непомерные налоги.

Винсент, бедняга, разевает рот в шоке.

— Срань господня, — говорит он. — Кендалл!

Джабари запрокидывает голову и кричит:

— Сюрприз, малыш!

Это не совсем то, как я представляла наше воссоединение, в нем определенно нет того возвышенного романтического эффекта, когда мистер Дарси марширует по туманным вересковым пустошам, чтобы сказать Элизабет, что любит ее, но я пытаюсь преодолеть разочарование. Хорошо, что здесь слишком громко, чтобы слышать и слишком темно, чтобы видеть друг друга. А со всех сторон потные пьяные люди.

Прекрасно, что Джабари, Нина и Харпер наблюдают, как мы с Винсентом пялимся друг на друга, словно на экзаменах, к которым оба не готовились.

Я внезапно осознаю тот факт, что плечи сгорблены и я обхватываю себя руками. Я тут опускаю их по бокам и стараюсь высоко держать подбородок. Взгляд Винсента немедленно опускается к моей ключице, а затем вниз — до основания обнаженной груди. Я ощущаю жар его взгляда, как физическое прикосновение. Он снова поднимает на меня глаза и с трудом сглатывает.

— Ты пришла, — хрипит он. Во взгляде пляшут огоньки.

— Мне обещали чтение стихов, — я пожимаю плечами.

— Точно, — уголок рта Винсента дергается. — Приготовься к тому, что будешь чертовски поражена, Холидей. Я выучил кое-что из Шела Сильверстайна специально для тебя.

Я смеюсь, испытывая слишком большое облегчение, чтобы делать что-то еще. Что это? Подшучивание? Удобно, знакомо и так весело, что кружится голова.

Я могла бы заниматься этим дерьмом всю ночь.

— Вы действительно флиртуете так? — спрашивает Джабари.

Вопрос задан с удивительной нежностью, но Винсент все равно вздрагивает, словно только сейчас вспомнил, что его друг стоит рядом. Выражение его лица разглаживается, превращаясь в жесткую маску. Я вспоминаю парня, который пришел в библиотеку три недели назад: холодный, уверенный в себе, застрявший где-то на полпути между отчужденностью и мудачеством. В тот вечер он был смущен. Не в своей тарелке, не в духе и расстроен тем, что нуждается в помощи.

Эта задумчивость, которую он совершает — защитный механизм.

— Эй, Хендерсон, — говорит Винсент, — ты можешь свалить?

Джабари, похоже, ничуть не обиделся. Он отдает честь товарищу по команде, поворачивается к Харпер и говорит ей что-то, чего я не могу разобрать из-за музыки. Она кивает и делает жест Нине, затем хватает меня за рукав и притягивает к себе, чтобы прокричать в ухо:

— Я собираюсь подняться наверх и познакомиться с некоторыми товарищами по команде Джабари. Оставляю Нину за главную, потому что ты безнадёжна и я тебе не доверяю, так что делай, что она говорит, хорошо?

— Но…

— Нет. Парень хочет тебя, Кенни. Не облажайся.

Харпер мягко, но слегка снисходительно щиплет меня за щеку, а затем они с Джабари теряются в толпе. Я смотрю на Нину, которая складывает руки на груди и выпрямляется, как вышибала у входа в бар, прежде чем кивнуть.