Не знаю, поймет ли он когда-нибудь, как много значат для меня эти слова.

— Ну, ты ни с кем раньше не встречался, а я, — фыркаю я, — очевидно, в этом тоже не сильна. Так что, может, стоит просто разобраться с этим вместе.

Винсент кивает.

А потом берет мои руки в свои и подносит их к губам, по одной за раз, чтобы запечатлеть два нежных поцелуя на костяшках пальцев. Это так похоже на Джейн Остин, что я думаю, что сейчас расплачусь.

— Твои пальцы, — говорит он очень серьезно, — чертовски холодные.

— Идет дождь. Я пришла сюда пешком. Подай на меня в суд.

Винсент смеется слишком громко. Я могу сказать, что он нервничает — из-за того, что пытается справиться с этим ради меня, — поэтому я ободряюще сжимаю его руки.

— Я хочу тебя так сильно, что иногда это причиняет боль, — тихо признается он, небольшая морщинка залегает между бровями, когда он смотрит вниз на мои руки, обхватывающие его, одним из больших пальцев водит взад-вперед по костяшкам. — Не знаю, нравится ли мне это чувствовать. Не хочу быть одним из тех парней, которые ведут себя как пещерный человек с девушкой, которая ему нравится, но чувствую себя… жадным.

И вот оно. Мои собственные чувства его словами.

— Тогда будь жадным.

Винсент моргает, как будто не понимает.

Я пожимаю плечами.

— Если чувствуешь, что и я, тогда не понимаю, в чем проблема. Я была жадной. Ты тоже можешь быть жадным. Проси, что хочешь.

Он прочищает горло и говорит:

— Я хочу поцеловать тебя.

Сердце начинает биться быстрее.

Я шепчу:

— Докажи это.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В первый раз, поцеловав Винсента, я действовала инстинктивно.

Это очень похоже на тот первый поцелуй.

И, возможно, дело в том, что мы уже знаем, как приятно прижиматься губами друг к другу или, может быть, просто испытываем слишком большое облегчение и слишком взволнованы, чтобы терпеть. Потому что в один момент Винсент держит мои руки в своих с нежным почтением, а в следующий прижимает к своей груди, обхватив одной рукой за талию. Я хватаю двумя руками его черную спортивную куртку Clement и приподнимаюсь на цыпочки, полная решимости пойти навстречу. Он возвращает должок, запуская руку во влажные от дождя волосы и дергая их слишком нежно, чтобы по-настоящему причинить боль, но достаточно сильно, чтобы я задохнулась, когда подбородок запрокидывается.

Он целует меня. Сильно.

Словно умирает с голоду.

Я целую его в ответ и надеюсь, что Винсент не возражает, что мои глаза снова на мокром месте.

Всю неделю я была взбудоражена, как шампанское. Теперь Винсент откупорил меня, и все чувства, которые я испытывала, вырываются на поверхность так быстро, что нет возможности остановить беспорядочный перелив.

Я действительно чертовски скучала по нему. Его улыбке. Его голосу. Жару его тела, такого большого и твердого. Мягкому прикосновению едва заметной щетины к коже. Тому, как он пахнет — стиральным порошком и тем знакомым запахом чего-то теплого и пряного, от которого кружится голова. Тому, как обхватывает мою голову и бедра, словно не успокоится, пока не почувствует каждый дюйм моего тела рядом со своим. Мы целуемся так, словно влюбленные, воссоединившиеся после того, как один из них вернулся с войны или что-то в этом роде, что, вероятно, излишне, учитывая, что мы всего лишь пара студентов, стоящих в отделе романтики местного книжного магазина университетского городка.

Но еще каких-то десять секунд назад я действительно думала, что все испортила и позволила этому парню ускользнуть.

Итак, я думаю, что заслуживаю немного драматизма. Только в этот раз.

Я настолько потерялась в Винсенте, что не замечаю приближающихся шагов.

Но слышу возмущенный вздох, за которым следует:

— Ой.

Наши рты раскрываются от удивления.

В конце прохода стоят две девушки, обе в толстовках Клемент и обе смотрят на нас широко раскрытыми глазами. Они держат телефоны в руках, что, как я понимаю, является фирменной позой заядлых читателей, которые всю неделю искали рекомендации и пришли в магазин вооруженными и готовыми к бою.

Верно. Потому что сегодня вечер пятницы.

А это книжный магазин.

И, судя по всему, мы не можем сделать гребаный перерыв.

— Мне так жаль, — заикается одна из девушек. — Нам просто нужно добраться до…

Она замолкает, прочищает горло и указывает на полку с надписью «ПИКАНТНЫЕ КНИГИ» позади нас, как будто ей невыносима мысль о том, чтобы произнести это вслух. Я чувствую непосредственное родство с этой девушкой. И это, наверное, единственная причина, по которой я не говорю ей и ее подруге, чтобы те, пожалуйста, отправились к чёрту.

— Да, нет, конечно, — писклю я, разжимая побелевшие костяшки пальцев на куртке Винсента и прочищаю горло. — Извините.

Винсент не двигается с места. Требуется несколько ободряющих похлопываний по плечу, прежде чем он смягчается и освобождается с мучительным стоном. Я приглаживаю волосы на затылке, которые основательно взъерошены, а затем разглаживаю складки на безразмерном кардигане. Винсент смотрит на меня с таким выражением, которого я не видела на его лице с тех пор, как Джабари Хендерсон прервал празднование дня рождения в спальне.

Я перевожу извиняющийся взгляд на Винсента, словно то, что нас прервали — моя вина.

Взгляд, которым он бросает в ответ, говорит: «Пожалуйста, прекрати мои страдания».

Винсент протягивает руку, чтобы взять с полки подсолнухи — и я рада напоминанию, потому что на мгновение забыла о существовании буквально всего, кроме Винсента. Я бы так расстроилась, если бы потеряла записку. Я хватаю бумажку с полки и прячу в самое надежное место бумажника, прямо между студенческим билетом, который не могу позволить себе потерять и подарочной картой в магазин спортивных товаров, к которой я не прикасалась с тех пор, как она появилась в мой семнадцатый день рождения.

Я также пытаюсь дотянуться до «Принцессы мафии», но колеблюсь, когда в голову приходит замечательная мысль.

Мне не понадобится любовный роман, чтобы пережить эти выходные.

Я поворачиваюсь к паре девушек в конце прохода.

— Вот, — говорю я, постукивая по голому животу на обложке, — эта действительно хорошая. Она юрист. Он бывший наемный убийца. В третьей главе есть сцена в лифте, где он… да. Я ее еще не закончила, но книга… на пять звезд.

Губы Винсента дергаются, когда я снова поворачиваюсь к нему лицом.

— Пойдем? — спрашивает он, предлагая руку.

Я обхватываю рукой его предплечье и сжимаю, когда мы начинаем позорную прогулку из отдела романтики. Позади нас, самым тихим шепотом, который я когда-либо слышала, одна из девушек говорит:

— Это самая дерьмовая обложка, которую я когда-либо видела.

— На наклейке написано, что книга стоит всего доллар, — указывает ее подруга.

— Да, потому что это мусор.

— Значит, ты ее не покупаешь?

— Конечно покупаю.

Изношенные старые деревянные полы скрипят под ногами, когда мы с Винсентом направляемся к выходу из магазина. Все точно так же, как было, когда я ворвалась сюда: хорошо одетая пара, просматривающая раздел истории искусств, все еще листает книги по архитектуре, а старик, расположившийся в кресле напротив научной фантастики, погружен в то, что выглядит как книга Толкина. Женщина за стойкой регистрации устраивает показ криминальных триллеров. Это странно. Все занимаются своими делами, как словно я только что не пережила событие, изменившее жизнь, через три прохода.

Мы с Винсентом медленно останавливаемся у двери. Дождь льет как из ведра, деревья вдоль улицы снаружи — сплошные темные пятна, раскачивающиеся на воющем ветру.

— Моя машина в нескольких кварталах отсюда, — говорит Винсент. — Хочешь подождать здесь, пока я заеду?

Его рыцарское предложение хоть и оценено по достоинству, но немного запоздало.

— Я уже мокрая, — замечаю я. Винсент позволяет своему взгляду скользнуть вниз по моему телу и вернуться обратно. Хочется рассмеяться, но я этого не делаю. Вместо этого покачиваюсь на пятках, шатаясь от того, насколько сильно мне нравится, когда он смотрит так, словно настолько же взволнован, насколько и я.