Язык Винсента следует по моей нижней губе, сопровождая нежным царапаньем зубов. Я задыхаюсь. Трудно что-либо расслышать из-за биения сердца, отдающегося в ушах. Когда он опускается ниже, чтобы провести поцелуями по линии моего подбородка, я вздрагиваю и протягиваю руку, чтобы запустить пальцы в его темные волосы. Они густые и гладкие как шелк.

Я мягко, даже скорее экспериментально, дергаю его за волосы. Винсент стонет в шею. Я чувствую это глубоко в костях, звук отдается эхом и ударяет прямо между ног. Я прижимаюсь к нему и резко вдыхаю, когда чувствую это — твердость под мягкими черными джоггерами. Не знаю, почему так шокирована. Из обширных литературных исследований я знаю, как все это работает. Но мысль о том, что Винсент щеголяет с эрекцией из-за меня, вызывает еще один прилив жара.

Мгновенно я начинаю злиться на его брюки и свои собственные леггинсы за то, что они мешают. Хочу, чтобы те исчезли. Нуждаюсь в том, чтобы Винсент прижимался ко мне, теплый, скользкий и уязвимый. Я скольжу руками по его бицепсам, сжимая твердые мышцы под натянутым хлопком, и использую их как рычаг, чтобы прижаться бедрами к его.

— Черт, — говорит Винсент. — Ты убиваешь меня, профессор.

И тут в голову приходит ужасная мысль: он даже не знает моего имени.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Я откидываюсь назад и жадно вдыхаю воздух, пытаясь сориентироваться. Винсент пользуется открывшейся возможностью и наклоняет голову, покрывая поцелуями мою обнаженную ключицу.

Хорошо получается. Подозрительно хорошо.

— У тебя вошло в привычку соблазнять девушек в библиотеках или это в новинку? — я хочу, чтобы слова прозвучали как шутка, но уверена: он слышит тревогу, просачивающуюся сквозь голос.

Винсент в последний раз целует меня в основание шеи, прежде чем выпрямиться.

— Нет, — говорит он, затем исправляется: — То есть, я соблазнял девушек, но никогда в библиотеке. И происходящее сейчас — не какой-то план. Мне действительно необходимо сдать работу в понедельник, еще этот дурацкий гребаный бандаж, — он поднимает поврежденную руку и опускает ее. — Настоящий ад. Я растянул запястье во время летней тренировки. Это не просто просьба о сочувствии.

Я наблюдаю за ним прищуренными глазами.

— Просто растянул?

— Упал на нее.

— Хм. Повреждение кажется довольно серьёзным.

— Тренер, — напряженно говорит Винсент. — Возможно, слишком остро отреагировал. Он не хочет, чтобы я пропускал больше игр, чем необходимо.

Я поджимаю губы, вспоминая, как он грубо обращается с командой соперника на баскетбольной площадке. Слова вылетают изо рта прежде, чем я успеваю их обдумать:

— Уверен, что никого не ударил?

Винсент вздыхает и откидывает голову назад, поднимая глаза к потолку.

— Предполагаю, ты знаешь, кто я.

— Да, я не хожу на вечеринки, но это еще не значит, что полностью оторвана от всего происходящего в этой школе.

— Ты когда-нибудь была на моем баскетбольном матче?

— Нет, но смотрела видео, на котором ты сломал нос тому парню в прошлом году.

Винсент морщится.

— Не самая лучшая моя идея. Хотя мудак сам напросился.

— Что он сделал?

На мгновение он кажется удивленным — как будто ожидал, что я буду проповедовать о том, что насилие никогда не будет решением.

— Он сказал то, чего не должен был.

— Тебе?

— Нет. Моему товарищу по команде. Джабари.

— О, — я хмурюсь. — Ну, тогда ты облажался, Найт.

— Действительно?

— Ага. Стоило бы нанести еще как минимум три удара, прежде чем судьи удалили тебя с игры.

Винсент выдает слегка застенчивую улыбку, которая творит ужасные вещи с моими внутренностями. Его здоровая рука опускается мне на плечо. Интересно, знает ли он, что я чувствую электрические разряды удовольствия каждый раз, когда подушечка его большого пальца касается ключицы.

— Кажется несправедливым, что ты знаешь мое имя, а я твое нет, — бормочет он.

До сих пор я не осознавала, что анонимность была одеялом комфорта. Конечно, могла бы сказать Винсенту вымышленное имя, но нечто в том, что я лгу ему, заставляет желудок скручиваться от чувства вины.

— Кендалл, — тихо говорю я.

— Ну, Кендалл, — шепчет он. — Прижимание к полкам — не инструмент для пикапа, если это то, о чем ты беспокоишься.

Я сдерживаю улыбку.

— Я так и не думала. Это был бы своего рода неудачный трюк. Не знаю, как ты смог бы по-настоящему привлечь девушку у книжной полки, имея только одно хорошее…

Единственное предупреждение, которое я получаю, — это озорной огонек в темных глазах Винсента.

А потом он обхватывает меня здоровой рукой за талию, под кардиганом и поднимает. Я издаю унизительный визг удивления и обвиваю руками его шею, одной хватаясь за волосы, а другой крепко сжимая в кулаке рубашку. Я не маленькая. И сложена не так, как героини, которых швыряют в спальнях и называют милыми или дерзкими. Несмотря на ширину плеч Винсента и впечатляющий обхват его бицепсов, я немного боюсь, пытаясь ухватиться сильнее.

— Это была шутка. Я пошутила!

— А я нет.

Он ослабляет хватку. Я чувствую, как пальцы впиваются в бедро, достаточно сильно, чтобы причинить боль самым восхитительным образом. Может быть, даже появится синяк. Не знаю, почему мысль об этом приводит в трепет.

— Не урони меня, — предупреждаю я.

— Ты же в курсе, что я мог бы даже приседать, верно?

Упругий изгиб его задницы, прижатой к моим лодыжкам, является достаточным доказательством.

— Просто говорю.

Винсент смеется, обжигая кожу горячим дыханием.

— Просто дай мне минутку. По крайней мере, позволь попытаться вести себя спокойно. Обещаю, что не уроню тебя, Кендалл.

Мое имя в его устах снова вызывает желание. Винсент, должно быть, чувствует это, поскольку делает шаг вперед, пока я не чувствую что-то твердое позади — книжную полку. Та прикручена к стене, поэтому я знаю: мы, вероятно, не сможем ее опрокинуть, но все равно кажется ненадежным быть прижатой чему-то, когда под ногами нет ничего.

Все это очень опасно.

— Что ты там говорила, — бормочет он. — О том, что я мог бы приставать к тебе, прижав к книжной полке? Поскольку, думаю, я более чем способен сделать это.

Я наклоняю голову, позволяя губам коснуться его уха.

— Докажи это, — шепчу я.

Винсент не смеется, но в его груди раздается рокот — низкий и подозрительно похожий на рычание — прежде чем тот наклоняется вперед, чтобы снова поцеловать меня. На этот раз это не так нежно. Наши губы встречаются с голодом, от которого скручивает живот.

Он не может быть настоящим. Эта мысль крутится в голове, когда бедра Винсента прижимаются к моим. Откуда взялся этот парень? Потому что было бы так чертовски невероятно — устроить с ним небольшую словесную перепалку, почитать любимые стихи, а потом стать прижатой к стене, и я не могу поверить, что прожила почти двадцать один год своей жизни, не испытывая подобных чувств. Мозг затуманивается. Мой мир рухнул: крепкое и теплое тело Винсента, его руки, обнимающие меня, прижимающие ближе, в то время как рот…

Что-то с тяжелым стуком падает на пол слева от меня.

Я отшатываюсь от Винсента.

Я, должно быть, сбросила ее с полки. Придется выяснить, откуда она взялась, чтобы Марджи не пришлось..

О, черт.

Марджи.

Определенно, прошло уже пятнадцать минут, а это значит, что есть очень реальный шанс того, что она поднимется сюда, чтобы переставить книги.

Я отчаянно хлопаю Винсента по руке.

— Опусти меня, пожалуйста.

Он немедленно это делает.

Как только ноги оказываются на полу, я обхожу парня и оставляю между нами расстояние в несколько футов. Его здоровая рука опускается. Отсутствие тепла тела Винсента напоминает о том, какой арктической становится атмосфера в этой библиотеке, но я сопротивляюсь желанию поплотнее закутаться в кардиган и зарыться. Я не буду прятаться. Не тогда, когда Винсент стоит передо мной с розовыми щеками, припухшими от поцелуев губами, растрепанными волосами и ошеломленным выражением лица.