— Есть причина, по которой ты даешь свое резюме? — перебиваю я.
— Я пытаюсь доказать свою точку зрения, Холидей, — Винсент пожимает плечами. — Похоже, у тебя довольно высокие ожидания от любовных увлечений. И ты явно не заинтересована ухаживаниях от кого-то, кто не является миллиардером, членом королевской семьи или каким-то сверхъестественным существом.
Этот удар слишком близок к цели, поэтому я прибегаю к своему обычному защитному механизму: язвлю.
— Ухаживал? Прости, мы в Викторианской Англии?
— Нет, мы в Starbucks.
Я была на шаг близка к тому, чтобы пнуть его. Действительно близка.
— Ты неисправим.
— А у тебя нереалистичные стандарты.
Его колено ударяется о внутреннюю сторону моего бедра, которое не подогнуто на стуле. Я вздрагиваю от прикосновения, но Винсент не двигается, чтобы разорвать его. Позволяет весу своей ноги и теплу кожи прижаться ко мне.
Я думаю о напутственных словах Нины, сказанных этим утром:
«Хотя бы схвати его член под столом»
В одном безудержном порыве воображения я вижу привлекательность. У меня длинные руки. Все, что потребуется — это несколько умелых, осторожных маневров и я могла бы засунуть руку ему под рубашку и прижаться к нежной коже чуть выше пояса. По крайней мере, я думаю, что она мягкая. Мозг довольно хорошо воспроизводит остальную часть сцены: маленькую дорожку волос ниже пупка, щекочущую подушечки пальцев. Натяжение резинки, когда я просовываю руку в шорты. Горячая кожа твердеет в ладони, в то время как темные глаза Винсента пригвождают меня к месту и безмолвно говорят все, что хочется услышать.
Я хочу тебя. Я тоже это чувствую.
«Чуть сильнее, Холидей, ты его не сломаешь»
Проблема в том, что я ни хрена не понимаю, что делаю. Я прочитала достаточно любовных романов, позволяющих оценить механику всего этого: позы, движения, диалоги, но читать о сексе — совсем не то же самое, что смотреть в глаза парню и знать, что ты хочешь его внутри себя.
Винсент — не пустая оболочка, на которую я могу спроецировать. Больше нет.
Прямо сейчас я не чувствую той наэлектризованной уверенности, которая присутствовала в темном уголке библиотеки. На самом деле, трудно быть уверенной в себе, если вспомнить, как Винсент ушел той ночью. Он не задержался, чтобы попрощаться, не позволил помочь ему ознакомиться с антологией Энгмана11, не отговорил от приступа паники в женском туалете. Он никак не дал понять, что хочет видеть меня в своей жизни в качестве кого-то другого, кроме наставника. Итак, чего он хочет? Интрижку на одну ночь? Девушку? Маленькую дурочку, за которой будет волочиться месяцами, просто чтобы потом посмотреть, как далеко она за ним побежит?
— Поговори со мной, Холидей, — Винсент толкает меня коленом. — Ты выглядишь так, словно борешься с панической атакой.
Потому что так и есть.
Я фыркаю и выплескиваю кофе со льдом на стол, между нами.
— Чего ты от меня хочешь? — спрашиваю гораздо резче, чем предполагалось. — Из-за записки… Я просто… подумала, что это репетиторское занятие, а потом прихожу сюда, и ты…
Я неопределенно показываю на то, как он развалился в кресле напротив, широко раскинув руки и ноги, так что те могут легко обхватывать меня.
Выражение лица Винсента меняется. Он садится прямо, но ссутулив плечи. Это движение, которое я, как высокая девушка, хорошо узнаю. Он съеживается. Делает себя меньше.
— Мне действительно нужна была помощь со стихотворением, — говорит он. Затем, более мягко признается: — Но хотел увидеть тебя снова. Очевидно.
Сердце бешено колотится. Мне действительно не следовало пить так много кофе.
— Очевидно?
Винсент раздраженно вздыхает.
— Ты знаешь, почему я здесь, Кендалл.
Но я не знаю. Винсент наблюдает, как я моргаю, глядя на него с открытым ртом и слишком ошеломленная, чтобы что-то сказать, и наклоняется над столом, достаточно близко, чтобы я уловила запах стирального порошка и теплого пряного одеколона, аромат, по которому до сих пор не осознавала, что скучаю.
— Вопрос в другом, — говорит он, прищурив глаза, — почему ты здесь?
Потому что хотела знать. Потому что должна знать, ситуация две недели назад во время ночной смены была случайностью или я могла снова почувствовать то же самое. И теперь кажется, что сожалею об этом любопытстве, потому что, увидев Винсента снова, убедилась: что-то в нем заставляет меня чувствовать головокружение и заземленность одновременно.
Никогда раньше я не чувствовала себя такой уязвимой.
Итак, я говорю безопасную вещь:
— Потому что тебе нужен был репетитор.
Слова даются легко, даже если явно фальшивые, они приземляются, как шлепок животом в бассейн. Винсент откидывается на спинку стула, его лицо внезапно становится пустым. Темные глаза — такие притягательно красивые под густыми пушистыми ресницами — ничего не выдают. Я наблюдаю, как он вытирает ладони о спортивные шорты, взгляд задерживается на мускулистых бедрах, и тогда я понимаю, что облажалась сильнее, чем считала возможным.
— Отлично, — говорит он с улыбкой, в которую я не верю. — Рад, что мы это прояснили.
Нет, подожди.
Я чувствую, что потеряла контроль и забыла, как разговаривать на английском языке. Не знаю, какие слова вытащить из картотеки в голове, чтобы исправить это. Хотела бы я знать, как прервать сцену и перенести нас в какое-нибудь новое, уединенное место, полное правильного повествования и диалогов, которые приведут к тому, что губы Винсента снова окажутся на моих.
— Я имею в виду… — произношу я, затем вздрагиваю. — Я не…
Винсент качает головой, и это очень любезно, но как-то отстраненно, что жалит.
— Не волнуйся. Ты сказала, что оплата картой подойдет, верно?
Я сдуваюсь, как лопнувший воздушный шарик. Не хочу, чтобы это было просто сделкой. Но мое сердце застряло где-то в горле, а Винсент тянется к карману и достает телефон, и если он заплатит, да поможет бог, я потеряю его. Рука взлетает прежде, чем я полностью осознаю, что делаю. Она приземляется на запястье Винсента. То, на котором нет бандажа. Ощущение его обнаженной кожи на кончиках пальцев посылает дрожь вверх по руке. Когда Винсент замирает и смотрит мне в глаза, я чувствую это в двух местах: между ног и в ложбинке ноющей груди.
— Не надо, — говорю я с излишним волнением. Я прочищаю горло. — Не плати. Пожалуйста.
Винсент смотрит так, словно я говорю на латыни.
В этот момент я хотела бы быть больше писателем, чем читателем. Хотела бы знать, как управлять сюжетом и как заставить события происходить так, как я хочу. Читать весело, но я устала чувствовать, что все лучшие моменты жизни были прожиты в собственной голове.
Я встречаюсь взглядом с Винсентом и надеюсь, что он видит написанные на лице слова, которые я не в состоянии произнести.
«Я хочу тебя. Тоже это чувствую. Пожалуйста, не слушай ту хрень, которую я несу, когда мне страшно»
И затем, за его плечом, я замечаю размытое движение.
Там группа из шести необычайно высоких парней — некоторые в одинаковых белых футболках Клемент. Компания заходит в Starbucks. Сначала я узнаю Джабари Хендерсона. После этого достаточно легко опознать других баскетболистов, которые рядом с ним. Большинство — стартовая пятерка. Остальные — запасные игроки. Все они невероятно крупные.
Мы с Джабари встречаемся взглядами. Он тут же отворачивается и даже почти правдоподобно, словно мы просто два незнакомца в кофейне, которые случайно посмотрели друг на друга. Но мгновение спустя он поворачивается, чтобы сказать что-то парню рядом, прежде чем очень осторожно наклонить голову в нашу сторону. Все, что Джабари сказал, передается остальным членам группы и они быстро перебираются к столику на другой стороне Starbucks, прямо напротив того места, где сидим мы с Винсентом.
И какой бы невежественной себя сейчас не чувствовала, я достаточно умна, чтобы понять, что происходит.
За нами наблюдают.
