«Разделить расы? Как? Отстойная иммиграция? Стрелять в людей?

«Спросите израильтян об иммиграционных законах, высылке и расстрелах. Спросите их об «Избранном народе» и «праве на возвращение». Позволят ли они вам стать там гражданином… или мне? Спросите их о палестинцах, черных евреях и эфиопских евреях-фалашах, которых они массово депортировали двадцать лет назад! Ни один нееврей не может получить израильское гражданство».

«Израиль — религиозное государство…»

«Религиозное государство дискриминирует так же сильно, как и расистское государство. Каждый штат… все живое… дискриминирует по тем или иным признакам, даже если они просто не позволяют вашим детям играть с больными туберкулезом».

«Или позволить тараканам заселить вашу кухню. — пробормотал Ренч.

«Разница в том, что, в отличие от религии, мы видим в этнической генетике прочную, научную и социально полезную основу. Наука прошла полный круг от «фанатичных» расовых теорий восемнадцатого и девятнадцатого веков, через идеи «все расы внутренне идентичны» либералов двадцатого века и к нашему собственному современному пониманию расовой проблематики, реалии. Было показано, что все больше и больше физических и психологических особенностей человечества обусловлены генетическими факторами. Наша точка зрения является логическим продолжением этого понимания».

Ренч постучал по тарелке ножом для масла. «Израиль — единственный пример. А как насчет других стран? Спросите японцев, может ли белый американец быть избран в парламент? Японцы до сих пор считают иностранцев варварами и вспоминают о славе «чистой расы Ямато». А как насчет расовой и религиозной исключительности Рамануджана в вашей стране? Скольким мусульманам он позволит остаться в Индии?»

Морган нетерпеливо кивнул. «Расизм повсюду, явный или скрытый. Многие общества считают это настолько нормальным, что даже не ставят это под сомнение. Почему Америка должна быть другой… особенно если мы сможем показать, что просвещенная и научно обоснованная этнополитика имеет положительную ценность? Другие не обязаны с нами соглашаться. Мы лишь говорим, что мы… люди, которые построили Америку и значительную часть этого современного мира… собираемся править нашим шоу так, как считаем нужным».

«Мировое мнение…»

«Она имеет значение, но ей нельзя позволить управлять. Что мы получили от мирового общественного мнения за последнее столетие? Вместо друзей у нас есть прихлебатели, враги или «союзники», которые игнорируют нас и делают все, что им заблагорассудится».

Джамила фыркнула. «Полагаю, мы могли бы спорить о культурном и экономическом империализме». Она сделала паузу. «Но разве у вашей Партии Человечества нет более широких международных целей? Как старые нацисты? Разве ты не хочешь доминировать, править, подчинять?»

«Старые нацисты»? Это совсем другой разговор, мисс Хусайни! Давай оставим это на другой раз». Карие глаза Моргана сверкали интересом, граничащим с похотливым. Ему явно нравились умные, разговорчивые и смелые женщины. «О, нет, мы не будем «подчинять» или «подчинять». Мы не верим в смешение и не хотим ввязываться в чужие дела. Мы будем конкурировать… и будем защищать свои интересы. Если какой-то другой этнос не может решить свои проблемы, мы можем даже решить помочь. Если другая сторона сможет вернуть нам долг, мы заключим сделку. Больше не придется обманываться каждой страной, неспособной управлять собой должным образом. Одна из наших первых целей — единая, последовательная внешняя политика. Как только мы это получим, мы ожидаем, что в течение столетия на этой планете не останется ни одной другой этнической группы, способной бросить нам вызов. Они либо скопируют нас, либо вымрут».

«После того беспорядка, который вы устроили в мире, вы все еще ожидаете, что остальные будут копировать вас…»

Морган развел пальцы и улыбнулся. «Леди, мы единственное шоу в городе. Ни одна другая этногруппа не обладает силой и устойчивостью, чтобы вытащить мир из ямы, в которой он находится, прошлого века, а не партии. Аутрам принёс пользу Соединённым Штатам, но он лишь первый шаг. Он местный. Мы… Партия Человечества… имеем международный масштаб».

Девушка покачала головой. «Ваш успех означает подчинение, а возможно, и исчезновение других… как вы их называете?… этносов».

«Большие и более жизнеспособные этносы будут существовать… отдельно… по крайней мере, какое-то время. Меньшие группы, вероятно, пойдут по пути дронта; их члены постепенно сольются в окружающие их группы. Так было на протяжении всей истории: творческая эволюция в действии. Это случилось с американскими индейцами, с гавайцами, с кельтами, пиктами и племенами мундари в Индии».

«Это холодно. Бессердечный.

«Я не согласен. Это реалистично. Это «жесткая любовь», как ее называют социальные психологи. Все остальное — лицемерие».

«А как насчет ваших собственных меньшинств, тех, кто сейчас здесь живет?»

«Нет проблем с иностранными резидентами, гостями, студентами и людьми, которые не являются нашими, но хотят жить и работать в мире с нами. Мы, конечно, будем держать их численность под контролем. Где-то около одного процента населения будет абсолютным максимумом для всех меньшинств вместе взятых. Чего мы не допустим, так это групп, которые живут в нашей стране, пользуются плодами нашего труда, но при этом отказываются сотрудничать… или которые пытаются доминировать над нами или подорвать нашу политику. Меньшинства не будут «гражданами второго сорта», но мы также не позволим им указывать нам, большинству, что делать. Того же самого мы ожидаем, когда посещаем территорию какого-либо другого этноса. Мы серьезно относимся к демократии. Для нас это означает власть большинства, а не просто пустые слова, пока кто-то другой водит автобус».

Джамила вздохнула. Ренч закрыл глаза, и Лессинг наблюдал, как полуденный солнечный свет превращает витражи в видения средневековой — или, по крайней мере, ар-деко — славы.

— Хорошо, — наконец сказала девушка. Ее пальцы были ледяными и твердыми на руке Лессинг. «Вы меня не убедили. Третий мир никогда не поверит вашим обещаниям «нет империализму». Мы видели слишком много этого. Но я останусь и сделаю то, для чего вы меня наняли. Возможно, я смогу помочь не дать вашим американским предрассудкам разрушить эту планету больше, чем она разрушила сейчас». Она прямо посмотрела на Моргана. «Настоящая причина, по которой я остаюсь, — это Алан, как все мы здесь знаем. Вы понимаете? Алан Лессинг. Помните об этом».

— Эй, я всего лишь нанятая охрана, — ухмыльнулась Лессинг, пытаясь разрядить напряжение. «Я могу сдать свой пистолет и значок в любое время!»

«Хочешь пожить на каком-нибудь грязном бивуаке в России?» — спросила Джамила шелковистым голосом.

«Конечно. Почему нет?»

— Ты избалована, моя дорогая. Это захватывающе — находиться рядом с центром власти, общаться плечом к плечу с президентом Аутрамом и Германом Малдером. Вы научились наслаждаться хорошей жизнью, роскошью, знаменами, пышностью и вашими солдатиками в черной форме, отдающими честь. О, да!»

«Как я вам уже говорил, я нанят охранником… подпрыгнувший сержант-инструктор!»

«Партия платит вам, и вы служите ее целям». Она смягчилась. — Как и мне, Алан, потому что я собираюсь остаться. Я не буду… я не могу… снова уйти от тебя.

— Хорошо, — хрипло пробормотал Ренч. «Теперь, если мы договорились об условиях вашего найма, мисс Хусайни, как насчет обеда?»

«Отлично. Меню, пожалуйста.

Позже, когда они выходили из ресторана, Лессинг услышала, как Ренч разговаривает с Морганом: «Лизе нужно еще немного поработать над своей книгой о Дорне. Вот-вот, вы видели, как его аргументы провалились с Джамилой! Мгновенная конверсия? Больше похоже на мгновенный коровий шлепок!»

«Она рассуждает как либеральный юрист!»

«*Что имеет значение? Я думал, тебе нравятся резкие женщины! Она действительно дала тебе шанс заработать деньги.

«Я выгляжу обеспокоенным?» Морган ответил легко. «Она придет вокруг. И она слишком хороша для таких, как Лессинг» Остальное его замечание затерялось в гуле вестибюля.