Я беру ее за руку и веду к подушкам.

— Ляг на спину и раздвинь ноги. Дай мне взглянуть на твою красивую киску.

Оливия делает то, о чем ее попросили, ее темные беспорядочно разбросаны на моих белых подушках, ее рубиново-красные губы блестят, щеки и грудь краснеют, она тяжело дышит. Она просто ангел, и когда она раздвигает свои бедра, клянусь, часть меня умирает. Я делаю еще один снимок, но он не передаст и половины ее красоты.

— Посмотри на себя, детка, — я ползаю между ее ног, вдыхая ее запах. Она напоминает сладкий кленовый сироп, я хочу слизать каждый ее сантиметр. — Такая мокрая. Чувствуешь?

Мой язык скользит по ее щели, и она с криком выгибает спину. Проводя рукой по ее телу, я останавливаюсь чуть ниже ее пупка.

— Потрогай себя, детка. Почувствуй, какая ты мокрая, как это тебя возбуждает.

Ее щеки становятся еще более красными, и я не даю ей возразить, накрывая ртом ее губы.

— Ты прекрасна, Олли. Каждый твой дюйм — совершенство, и твои мягкие, влажные складочки, которые ты так старательно пытаешься спрятать. Я не хочу, чтобы ты стеснялась меня.

— Никогда, никогда раньше я не испытывала ничего такого, — шепчет Оливия. Ее рука дрожит, когда она ищет мою, и крепко сжимает, когда находит. — Я не знаю, почему с тобой все иначе, Картер.

Я знаю, почему. И почти уверен, что она тоже. Это то, что пугает нас обоих. Вечность — это долго.

Вместо этого я прижимаюсь ртом к ее уху и говорю: — Ты — мое любимое «иначе».

Ее тело нагревается, когда я целую его, словно мои губы прокладывают огненный след, и я беру ее руку, проводя кончиками пальцев по внутренней стороне ее бедра, проводя ими по ее влажным складочкам.

— Господи, — бормочу я, сжимая в руках член, наблюдая за ее неуверенными движениями, за тем, как расходятся ее губы при каждом неровном вдохе, когда она доставляет себе удовольствие. — Просто великолепна. Вот так, моя девочка. Доведи себя до оргазма.

— Ты… ты смотришь?

Я усмехаюсь, опускаясь на живот и прижимаясь губами к внутренней стороне ее колена.

— Не могу оторвать от тебя глаз, но не то, чтобы, у меня когда-то это выходило.

Она ускоряет темп, ее бедра виляют. Каким-то образом, трясущимися руками, мне удается сделать последний снимок, прежде чем я отбрасываю свой телефон, едва слыша, как он падает на пол.

— К черту фотографии, — рычу я и без предупреждения ввожу в нее два пальца.

Оливия с криком подается вперед, и ее рука беспомощно опускается, когда она трется о мою руку.

— Картер, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты трахнул меня.

— Я тоже этого хочу. И я обещаю, что ты это получишь, но ты должна быть терпеливой.

Она отрицательно мотает головой и хнычет.

— Я не могу ждать.

— Знаю, — говорю я с усмешкой. — Но доверься мне.

Мои губы смыкаются над ее клитором, втягивая его в рот, и я шлепаю ее грудь, толкая ее обратно на подушки, когда она пытается притянуть меня к себе. Ее пальцы находят мои волосы, подталкивая меня ближе, и она кончает прямо на моем языке, выкрикивает мое имя, умоляя меня не останавливаться.

И я не останавливаюсь. Я поглощаю ее снова и снова, пока она не превращается в извивающееся месиво, ее ноги впиваются в матрас, и когда я наконец отстраняюсь, я все еще голоден.

И всегда буду. С ней только так.

Перевернув, я ставлю ее на четвереньки, наблюдая за тем, как она через плечо оборачивается в поисках меня.

— Что тебе нужно, детка?

— Ты. Поцелуй. Пожалуйста.

Моя ладонь скользит по ее челюсти, и я без колебаний охватываю ее рот. Каждый взмах моего языка — это глубокое погружение, неторопливое исследование, которое я не хочу прекращать, пока вгоняю свой член в ее теплые, скользкие стенки. Я поглощаю ее резкий вдох еще одним поцелуем прежде, чем прислониться лбом к ее виску и начать мучительно медленное погружение.

Каждый раз с Оливией — это танец между неистовством и смакованием, дикостью и нежностью. Она заставляет меня чувствовать себя диким, но все, чего я хочу — замедлиться и сделать так, чтобы каждый момент длился вечно.

Я нащупываю ее клитор, обвожу его и дразню, пока двигаюсь внутри ее. Простыни комкаются от ее крепкой хватки, когда она приближается к оргазму, шепча мое имя снова и снова, когда она кончает.

А потом: — Сильнее.

— Сильнее? — я сжимаю ее горло, гладя ее волосы. — Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? — я чувствую, как она сглатывает, а потом ее губы во вздохе раскрываются.

— Да.

— Тогда я буду трахать тебя так, будто ты мне принадлежишь. Скажи мне, что ты моя, Оливия.

— Я твоя, Картер.

Я отстраняюсь так, что мой член почти полностью выскальзывает из нее, и снимаю повязку с глаз. Когда ее локоны намотаны на мой кулак, а ее глубокие карие глаза смотрят на меня, я говорю ей: — Ты будешь смотреть мне в глаза, пока я владею тобой.

Последняя частичка самообладания взрывается, когда я вхожу в нее, и когда Оливия выкрикивает мое имя, мрачная улыбка растягивает мой рот. Мои последние остатки контроля испаряются, когда я погружаюсь в нее, вгоняя себя глубже, быстрее, сильнее, и сквозь все это Оливия выкрикивает мое имя, умоляет «Еще, пожалуйста, Картер, еще» и «Не останавливайся, Боже, не останавливайся».

Выгибаясь над ней, мой язык скользит по ее обжигающей коже, зубы впиваются в ее плечо. Когда я отодвигаюсь, я придерживаю ее голову, вытягивая из нее каждый горловой звук, а мои бедра ударяются о ее задницу.

Я сдергиваю ее с себя без предупреждения, ложусь на спину, усаживаю ее на себя и прижимаю к себе.

— Чертовски… прекрасна, — вздыхаю я, поднимая ее и усаживая ее на свой член. — Скажи мне. Скажи мне, что ты совершенство для меня, — она начинает мотать головой, и я прерываю ее рычанием. — Не смей, мать твою.

— Я…

— Идеальна.

— Для тебя. Идеальна для тебя.

— Ты чертовски права.

Ее ноги вокруг моей талии, я наклоняю Оливию, обжигая ее поцелуем, который сжимает мою грудь, сжимает мое сердце.

— Кончи со мной, — это должно было быть приказом, но скорее мольба. — Кончай, Олли.

И она кончает. Мы кончаем. Вместе, наши тела дрожат, трясутся, когда я зарываюсь лицом в ее шею. Ее пятки впиваются в мою задницу, ногти скребут по спине. Мое потное тело прилипает к ее телу, и это здорово, потому что я бы хотел прилипнуть к ней навсегда.

Когда я переворачиваю нас на бок, я почти душу ее своими объятиями. Изо всех сил пытаюсь перевести дыхание между тысячами поцелуев ее потрясающего лица.

— Прости за сегодняшний вечер, — шепчет Оливия через мгновение, прижимаясь щекой к моей груди и играя с копной волос. — Прости за то, что сказала то, чего не хотела, и за то, что ранила твои чувства. Я зациклилась на твоем прошлом и боялась довериться тебе. Прости меня.

— Все хорошо, детка, — я накручиваю прядь ее волос на палец. — Мне нужно знать, когда тебе страшно. И мы справились с этим, не так ли?

— Мы уже успели поругаться.

— Это называется страсть, Олли. Дикая и необузданная. Бурная. Я не хочу никакой любви, кроме как сумасшествия, а сумасшествие по тебе — это единственный известный мне способ, как описать мои чувства.

Мое сердце буквально улыбается от того, как загорается ее лицо, и я провожу большим пальцем по румянцу ее щеки, по идеальному изгибу верхней губы.

— Я вижу огонь в твоих глазах, и все, что я хочу сделать, это разжечь его. Подожги меня, разожги мою душу. Я твоя.

Два часа, еще три оргазма и перерыв на вкусняшки спустя я все еще лежу в кровати, Оливия прижимается ко мне, глубоко дыша. Я не могу заснуть. Я смотрю на свой телефон, в третий раз просматриваю повтор моей драки, грызу губу, когда видео переходит на лицо Оливии.

Как только я снимаю перчатки, она вскакивает со своего места, широко раскрыв глаза. Когда я наношу первый удар, она хватается за горло. Когда мы с Дейли падаем на лед, ее руки на рту, а на ее лице испуганное выражение, причиной которого я больше никогда не хочу стать.