Он смеется.

— Это нормально.

— Это отстой, — поправляет Гарретт.

— Мы просто говорим… что это день явно настал.

Да, ни хрена подобного. Этот день настал в середине декабря, когда я впервые увидел ее, когда она закатила глаза, и мило хихикнула и фыркнула одновременно, а затем очень ясно послала меня в задницу.

Не важно, я был спасен от их дальнейших глупых наблюдений тем, что телефон на коленях начал вибрировать, а на экране появилось лицо Оливии. Прежде чем я успеваю ответить, Гарретт забирает телефон и бросается на кровать.

— Привет, Ливви, — он задирает ноги, упираясь подбородком в ладони, как будто он девочка-подросток, болтающая со своей подружкой. — Как дела, малышка?

Я кричу, бросаясь на него сверху, вдруг она голая? Она была голой прошлой ночью, но опять же, она знала, что я был один. И все же, я не хочу, чтобы кто-то ее видел. Никогда. Никогда. Моя.

Эммет выхватывает телефон пока мы с Гарретом деремся, и усаживается обратно на диван.

— Привет, Олли.

— О-о-о-о, — удивляется она. — Это «All Dressed»? Я не ела их уже много лет!

Спихнув с себя Гаррета, я устраиваюсь за Эмметом и улыбаюсь Оливии. Она не голая, слава богу. Но на ней моя футболка, на шее лежат мокрые волосы, с которых капает на ее тело и серую футболку. От этого вида я хватаюсь за свою промежность.

— Я слизывала всю приправу, прежде чем съесть их, — продолжает она.

Мой взгляд затуманивается.

— Я куплю немного для субботнего вечера.

— А, черт возьми, блять! — Гарретт вскидывает руки вверх. — Тебе удалось испортить чипсы в моих глазах.

Я выдергиваю телефон и опускаюсь на кровать, закинув одну руку за голову.

— Я скучаю по тебе, малышка Олли.

Она сидит в кровати, одеяла сбились вокруг ее талии, и я думаю, что она работает в своем ноутбуке, судя по тому, насколько ее видно. Ее щеки розовеют, и я думаю, всегда ли она будет краснеть. Надеюсь, что да.

— Я тоже скучаю по тебе, Картер.

— Не-а, — цыкаю я.

Закатив глаза, она вздыхает.

— Я тоже скучаю по тебе, самый сексуальный мужчина на свете.

— Так-то лучше, — гордо говорю я, пока все остальные стонут. — Чем вы сегодня с Карой ужинаете?

— Индийской едой на вынос, — она радостно похлопывает себя по животу. — Так вкусно. И твоя мама с сестрой тоже пришли.

— Что? Правда?

— Ага. И Хэнк, конечно. Он хвастался, что был единственным мужчиной, приглашенным на девичник. А Дублин весь вечер не слезал с моих колен. Я случайно позволила ему вылизать мою миску с мороженым во время третьего периода, так что теперь я его любимица.

Мне становится легче дышать. Это нормально?

— Спасибо, что пригласила их.

— Да не за что. Было весело, и твоя мама принесла твои детские фотографии, что меня совсем не удивляет. Она так хотела смутить тебя. Мне больше всего понравилась фотография тебя в свадебном платье. Ты такой миленький, — она хмыкает, морща нос, и прежде чем я успеваю ответить, продолжает. — Вы, ребята, сегодня играли потрясающе. Можешь поздравить Адама от меня с его защитой. Он был великолепен.

Адам просовывает голову через мое плечо и улыбается.

— Спасибо, Олли! У тебя есть копия фотографии Картера в платье? Я хочу посмотреть.

— Перебьешься, — рычу я, отворачиваясь от него.

Я могу вечно слушать, как Оливия рассказывает о своем дне. Она делает самые лучшие гримасы, весь спектр ее эмоций отображается в меняющихся выражениях, руки летают вокруг ее лица, когда она рассказывает свои истории. Например, о том, как ее ученики теперь боятся меня, и директор хочет, чтобы я выступил на каком-то собрании. Как Аланна хочет, чтобы я пришел на игру, чтобы понять, однажды она станет «лучше» меня.

— Картер, — смеется Оливия, протягивая свой телефон. — Что это?

— Что… — я прищуриваюсь, всматриваясь в фото на ее телефоне и улыбаюсь. — О. Это. Это просто я убеждаюсь, что никто не плетет паутину лжи.

Она хмыкает.

— Паутину лжи?

— Да. Если мои руки в воздухе, нет никаких сплетен о том, кого я трогаю.

Название статьи, которую она листает, в принципе, об этом и говорит:

— Картер Беккет хочет, чтобы весь мир знал: он ВНЕ ДОСТУПА, дамы!

Возможно, вероятно, я специально, на этой неделе поднимаю руки над головой и улыбаюсь на все вспышки камер, когда девушки пытаются заговорить со мной.

Оливия мотает головой.

— Ты такой смешной. Могла бы твоя ухмылка быть самодовольнее, чем она уже есть, на этом фото?

— Что я могу сказать? Когда весь мир знает, что я твой, я счастлив.

— О, черт возьми! — Гаррет бросает подушку мне в голову. — Сними гребаную комнату! Никому нет дела до того, как глубоко вы двое влюблены друг в друга.

Адам достает банку пива из бара, откупоривает его и делает длинный глоток.

— Серьезно, как долго вы двое собираетесь увиливать от слов, которые, как мы все знаем, вы умираете от желания сказать друг другу?

Я смотрю на Оливию и вижу, что она уставилась на свои колени и грызет ноготь большого пальца. Все ее лицо становится свекольно-красным, когда она возится с одеялами.

— Отстань от них, — Эмметт опускается рядом со мной на кровать. Он кладет свое лицо перед моим телефоном, улыбаясь Оливии, и я благодарен за отвлечение.

Пока он не произносит.

— Картер все еще привыкает к тому, что он любит кого-то больше, чем себя и «Орео». Олли не хочет признавать, что влюблена в самого высокомерного, контролирующего, раздражающего мужчину в мире. Да любому понадобится время, чтобы осознать такое.

ГЛАВА 36

КАК ОЛИВИЯ, НО ВЫСОКИЙ И БЕЗ СИСЕК

Если подсчитать, уверен, я провел на ледовой арене больше, чем в любом другом месте, включая мой собственный дом или тот, в котором я вырос. Запах, шум, волнение, которое пробегает по моему позвоночнику каждый раз, когда я ступаю на арену — все это так знакомо.

Но это: снующие вокруг дети, запах свежеиспеченного печенья в закусочной, крепкий кофе у всех родителей в руках, чтобы пережить еще одно утро на катке… что ж, это тоже так мне знакомо, но с этим я давно не сталкивался.

Нахождение здесь будит во мне поток счастливых воспоминаний о годах, проведенных на катках, подобных этому. Там, где мой отец учил меня кататься на коньках, где мои родители подбадривали меня, где они помогли мне стать тем человеком, которым я являюсь сегодня, позволяя мне следовать своим мечтам.

Уголком глаза я ловлю чей-то прямой взгляд, то, как люди подталкивают человека рядом с собой, когда я смотрю на табло, где указано, на какой из четырех катков мне нужно идти. Это неизбежно, в таком месте в субботу меня всегда узнают, но сегодняшняя игра не про меня, поэтому я натягиваю свою шапку чуть ниже и поправляю шарф на шее, направляясь к желтому катку.

Когда прохожу через вращающуюся дверь, я резко вздрагиваю от обжигающей прохлады катка. Подойдя к защитному стеклу в одном из углов, я улыбаюсь девочкам, которые молнией проносятся по льду, их хвосты на голове развеваются. Мое сердце разрывается, когда я замечаю Оливию, стоящую в дверях скамейки запасных и оживленно разговаривающую с девочкой на коньках. Она не сильно выше девочки, несмотря на то что это лига для детей восьми лет и младше.

— Ну, будь я проклят. Картер Беккет мерзнет на местном катке.

Повернувшись, я встречаюсь взглядом с мужчиной, который пристроился рядом со мной. Он высокий, но ниже меня. Широкоплечий, но не такой широкоплечий, как я. Темно-каштановые волосы и глаза того же цвета. Ухмылка на его лице говорит о том, что он давно ждал этого дня, но не совсем так, как все нормальные люди.

Я обращаю внимание на ребенка, пристегнутого к его груди, он грызет силиконовый хоккейный конёк. С подбородка у него свисают капельки слюны, капающие на отцовскую куртку.