Звуки тихой болтовни и звон посуды разносятся вокруг нас, пока Оливия размышляет над моими словами.

— Мы могли бы, — наконец говорит она. — Но я, честно говоря, не думаю, что это было бы эффективно, и это потому, что я не могла понять, что происходит. Думаю, мне нужно было отстраниться, чтобы оценить свои чувства, то, как быстро они возникли и с какой интенсивностью, и мои приоритеты, но я не хотела причинить тебе боль. — Кончик ее зеленого ногтя постукивает по кружке, — можем ли мы попытаться разобраться в этом сейчас? Или уже слишком поздно?

— Никогда не поздно, Олли. Но я думаю… я думаю, может, нам не стоит торопиться. Или попытаться, по крайней мере. Ну, знаешь, нормальные свидания и все такое, где ты сможешь научиться доверять мне.

Ее рот причудливо расправляется, когда она кивает мне.

— Мне бы этого хотелось, Картер.

— Поцелуи — это не медленно, если тебе интересно.

— Правда? Мы говорим о невинных поцелуях или…

— О поцелуях в засос.

Оливия фыркает от смеха, мой любимы ее вид, закрыв нос и рот рукой.

— По-моему, это быстро.

— Ну, у тебя маленькие ножки. Логично, что все, что я делаю, кажется тебе быстрым. Думаю, тебе есть над чем поработать.

Она закатывает свои карие глаза, когда откидывается назад, чтобы закинуть одну ногу на другую и перекинуть кудри через плечо.

— А ты можешь поработать над тем, чтобы твой язык оказался у меня во рту.

Мои веки прикрываются, когда я наклоняюсь ближе.

— Вызов? Я люблю вызовы.

Она прячет улыбку за кружкой.

— А я люблю смотреть, как ты проигрываешь.

— О, я никогда не проигрываю, Ол.

— Точно. Только в бир-понг.

В моей груди раздается рык, и когда Оливия хмыкает в свой чай, я улыбаюсь.

— Ты мне действительно нравишься, — бормочу я.

Нежность проплывает в ее глазах, а плечи опускаются.

— Ты мне тоже очень нравишься, Картер. Спасибо, что терпеливо относишься ко мне и даешь мне немного времени.

По правде говоря, я думаю, что дал бы ей все, в чем она когда-либо нуждалась, стоит ей только попросить.

И когда мы в полночь наконец выходим из кафе, идем рука об руку к кинотеатру, где мы оба припарковали машины, я думаю, может быть, она — это то, что мне было нужно все это время. Думаю, это так.

— Подаришь мне завтра танец?

— Сколько пожелаешь.

Я натягиваю ее шапку чуть ниже, прикрывая уши.

— А если я захочу танцевать с тобой все время?

— Это меня нисколько не удивит.

— Я никогда не умел делиться, — я касаюсь ее волос на плече, костяшки пальцев скользят по ее щеке. — Ты же не позволишь мне поцеловать тебя прямо сейчас?

— Нет, не позволю, — она тянет меня за пальто, направляя мое лицо вниз, пока мой рот не оказывается над ее ртом. — Вам нужно поработать над самоконтролем, если мы собираемся делать это медленно, мистер Беккет.

— Хорошо, но у меня никогда не было хорошего самоконтроля, — я смотрю, как она забирается в свою машину. — В любом случае, это правило было скорее директивой. И ты тоже хочешь меня поцеловать!

— Конечно, хочу, — она подмигивает мне, когда начинает закрывать свою дверь. — Но еще больше я хочу посмотреть, как ты проиграешь.

ГЛАВА 21

СВЯТЫЕ УГОДНИКИ

Я вижу Оливию, как только она входит.

Ее невозможно не заметить. Очаровательная малышка проходит сквозь дверной проем. При виде ее мое сердце замирает.

Я наблюдаю за тем, как Эммет обнимает ее, а потом помогает снять пальто, открывая платье, на поиски которого у Оливии ушло три похода в торговый центр. Не спрашивайте, откуда я это знаю.

Она сногсшибательна, как и всегда. Удивительным образом сегодняшний вечер не стал исключением. Она могла надеть мою хоккейную сумку, застегнуть ее до шеи, сделать вырезы для рук, и все равно она была бы самой красивой женщиной, на которую я когда-либо смотрел.

Вообще-то, звучит не так уж плохо. Я отмечаю в мыслях, нужно будет попросить ее попозировать обнаженной во всем моем хоккейном снаряжении. Я сделаю хренову тучу фотографий этой женщины. Мой телефон будет заполнен Оливией.

Но на ней нет хоккейной сумки. Блять. Нет. На ней ее нет. На ней платье. Такое очаровательное, святые угодники, это платье.

— Вот же черт, — не знаю, Гаррет или Адам произносит единственное, что приходит мне в голову. Они оба наблюдают за ней, их брови медленно поднимаются, когда взгляды просматривают ее миниатюрное тело вниз, вниз, вниз, вниз, а затем снова вверх. Их глаза, как и мои, задерживаются на ее глубоком декольте.

Я сглатываю.

— Да.

Облаченная в алые кружева, Оливия выглядит соблазнительно и аппетитно, как карамелизированное яблоко. Она — запретный плод, и я хочу поглотить ее полностью.

Я сдерживаю стон, когда мои глаза скользят по ее идеальным изгибам, по тому, как кружево цепляется за ее талию, как оно облегает ее пышные бедра и струится вокруг коленей. Эти сверкающие золотые каблуки делают ее на три дюйма выше и идеально подходят к заколке в ее волосах, сегодня уложенных густыми волнами.

Сегодня в ней чувствуется уверенность. Может быть, потому что это платье заставляет ее чувствовать себя сногсшибательной, хотя она все время такая, а может потому, что прошлым вечером мы, наконец, поговорили. Может потому, что она чертовски хочет заставить меня потерять контроль, чтобы с улыбкой наблюдать за этим. Но если внимательно присмотреться к тому, как вздымается и опускается ее грудь, я скажу, что она все равно немного нервничает.

Так же, как и я два дня назад, когда оторвал взгляд от холодильника и увидел, что она стоит рядом, или когда в кинотеатре сбежал от нее, чтобы взять закуски. Я не мог контролировать что и как я говорю, и в итоге слова я выкрикивал. Не думаю, что она заметила, так что проблем нет. Я полностью себя контролирую. Я справлюсь.

Сегодня я не глупый Картер. Я жесткий Картер. На мне непроницаемая маска, в которую она не сможет… проникнуть? Блять. Не знаю. Теперь я думаю только о проникновении. Такое, хорошее. Горячее. Влажное. Такое, которое я называю «держу ее за волосы и заставляю ее стонать от удовольствия».

Полностью себя контролирую.

Только вот, черт возьми, когда она кружится и показывает мне красную ленточку, протянутую по гладкой, молочной коже ее спины, часть меня умирает.

— Я покойник, — бормочу я, поправляя быстро набухающую глыбу между ног. Не сейчас, громовой меч, — мысленно говорю я своему члену. Отставить, большой приятель.

— Она одета, чтобы убивать, — взгляд Адама скользит в мою сторону. — Тебе, наверное, стоит принять это как знак. Она управляет этой ситуацией. Она контролирует ее, — он вздыхает и отряхивает волосы. — Девушки всегда все контролируют.

— Я контролирую ситуацию, — низко прорычал я.

Дело в том, что я — настойчивый. Яростный. Ненасытный и дерзкий, уверенный в себе. Когда я нацеливаюсь на что-то, чего хочу, я не успокоюсь, пока не добьюсь этого. Оливия Паркер ничем не отличается от других моих целей. Возможно, она однажды была моей, но одного раза с ней никогда не будет достаточно. Я хочу ее снова и снова. Я хочу владеть ею, сделать ее своей, каждый ее чертов дюйм, чтобы он принадлежал только мне и никому другому.

Я понимаю, что звучу как пещерный человек.

Но вот еще что: мне, блять, плевать.

Только вот тогда Оливия из-за плеча смотрит на меня, темные ресницы трепещут, и она медленно, чертовски медленно, щупает пальцами изгиб бедер, выпуклость круглой задницы, впадинку тонкой талии, и прикусывает нижнюю губу…

Блять. Я не контролирую себя. Я вообще, блять, ничего не контролирую.

Оооо, святые угодники.

Не смотри, не смотри, не смотри.