— Идеально, — потому что я немного боюсь оставаться наедине с ребенком. Я не знаю, можно ли доверить мне жизнь маленького человека.

Я помогаю Оливии сесть на переднее сиденье, наклоняюсь над ней, чтобы защелкнуть ремень безопасности, что необязательно, ведь она взрослая и все такое. Это лишь повод подойти достаточно близко, чтобы почувствовать ее запах. А пахнет она вкусно, как свежеиспеченный банановый хлеб, как и всегда.

— Я хочу тебя съесть, — бормочу я ей на ухо. — Мы заберем твою сумку после обеда, горячая штучка.

— Горячая штучка, — Аланна хихикает с заднего сиденья. — Тетя Олли, я чувак, а ты горячая штучка. Картер такой смешной.

Сорок пять минут спустя, я съел шесть кусков одной из трех пицц за нашим столом. Сбился со счета, сколько я съел крылышек, но меня очень впечатляет то, как Аланна изо всех сил старается сравняться со мной.

— О Боже мой, — она облизывает пальцы, прежде чем положить обе руки на живот. — Ты действительно ешь много.

Я смотрю на груду костей от куриных крыльев перед ней.

— Ты тоже.

— Да, но я только что закончила убойную игру в хоккей, выложилась на полную задницу и забила два гола. Какое у тебя оправдание?

— Мое оправдание в том, что я только что смотрел, как тетя Олли тренирует хоккейную команду, а теперь мне нужно что-нибудь съесть.

Костлявый локоть Оливии упирается мне прямо в ребра, от чего я постанываю. Кристин смеется с другого конца стола, а Джереми проводит двумя руками по лицу.

Аланна сморщила нос.

— А? Я не понимаю.

— Я большой мальчик, которому нужна вся возможная еда.

— Да, ты огромный! У тети Олли по сравнению с тобой — тело малютки, — она одаривает Оливию жалостливой улыбкой. — Не обижайся. Ты должен быть осторожен, чтобы не раздавить ее, когда обнимаешь, Картер.

Да, когда я ее обнимаю…

— Ты можешь подержать его? — Кристин спрашивает Джереми, передавая ему малыша Джема. — Мне нужно в уборную.

— Конечно, — отвечает он, но как только малыш оказывается в его руках, он встает, наклоняется над столом и сует его в мои руки, чего я совсем не ожидаю.

Это чертово чудо, что я не вскрикнул.

Ребенок? Я не знаю, что, черт возьми, делать с ребенком.

Я держу малыша на расстоянии вытянутой руки. Он все еще грызет этот чертов хоккейный конек, слюни стекают по его пухлой руке. Он смотрит на меня огромными голубыми глазами, булькает и хихикает.

— Вот дерьмо, — шепчу я, хихикая. — А ты довольно милый, дружок.

Локоть Оливии упирается в стол, щека на ладони, и она улыбается мне своей такой красивой, широкой, ослепительной улыбкой.

— Мы выглядим мило? — спрашиваю я, прижимая Джема к себе. Он прижимается своим влажным ртом к моей щеке с чем-то похожим на поцелуй малинки.

— Так мило, — это больше вздох, чем слова, так как ее грудь сдувается.

— О. Боже. Мой. — Это Кристин вернулась из уборной. Ну, не совсем вернулась. Она за два столиками от нас, ноги приклеены к полу, пока она хлопает в воздухе. Она бросается к нам и достает телефон из сумочки. — Можно я сфотографирую?

Я киваю, когда Аланна вскакивает со своего места и обегает стол, крича о том, что она должна быть на фотографии. Когда она присоединяется к нам, она обхватывает руками меня и Джема, прижимаясь щекой к моей.

Кристин делает около сотни снимков, прежде чем пригласить Оливию, а затем Джереми, который делает вид, что не очень хочет, но это неправда. Затем она просит официанта сфотографировать нас всех, только она называет нас своей семьей, а меня — ее частью. Оливия краснеет, и я целую ее теплую щеку, прежде чем еще раз улыбнуться в камеру.

Потому что, блять, да, эта девушка — моя семья.

— Мы должны устроить ночевку, — говорит Аланна, когда мы въезжаем на парковку. — Однажды, может быть. Ну, если ты захочешь. Я умею печь блины, — она улыбается мне, пока ее отец убирает ее кресло с заднего сиденья. — Мы можем раскрошить «Орео» в тесто. Тетя Олли говорит, что это твое любимое печенье, и мое тоже.

— Договорились. Ты сделаешь блинчики с «Орео», а я сделаю пирожные с «Орео». Мы устроим вечеринку на тему «Орео».

Ее лицо сияет, как чертов маяк.

— Правда?

— Правда-правда. Я проверю свое расписание, и мы выберем день.

— Ты лучший, — говорит она, подстегивая мое самолюбие, когда сжимает меня в объятиях.

— Серьезно, ты святой, — говорит мне Оливия две минуты спустя, когда мы уже садимся в машину, наконец-то оставшись наедине впервые за слишком долгое время. — Ты был великолепен с ней. И не волнуйся насчет вечеринки. Я тебя отмажу.

— Что? Нет, блять! Вечеринка в стиле «Орео»? Это моя сбывшаяся мечта. Сразу после тебя.

— Хочешь посидеть с моей племянницей?

— Да, блять. С ней чертовски весело. Можем и Джема забрать, — переплетая наши пальцы, я подношу ее руку к своим губам, целую костяшки ее пальцев. — Мне понравился сегодняшний день. Я рад, что познакомился с твоей семьей.

— Я тоже. Спасибо, Картер.

— Но я не могу дождаться, когда останусь с тобой наедине.

— М-м-м, — она прижимается к моей руке. — Большие планы?

— Огромные планы. И под огромными я подразумеваю свой член.

— Поверь мне, я точно знала, что ты имеешь в виду.

— Разрушить твое тело малютки, — добавляю я, используя слова Аланны.

И именно это я начинаю делать, как только мы входим в дом — перекидываю Оливию через плечо и несу ее вверх по лестнице.

— Я собираюсь вылизать каждый чертов дюйм этого безупречного тела, — шепчу я ей в губы, когда начинаю снимать ее джинсы. Мой рот смыкается над ее бедренной костью, наслаждаясь тем, как ее пальцы, царапая кожу головы, погружаются в мои волосы, пока я оставляю засос на ее бедре.

Я веду ее назад, пока ее задница не оказывается на кровать. Я опускаюсь на колени. Взяв ее ногу в руку, я начинаю покусывать ее лодыжку, медленно и мучительно продвигаясь вверх по внутренней стороне ее ноги. Это сводит ее с ума, она обхватывает ногами мою голову и умоляет меня лизнуть ее.

— Голодная девочка, — я целую мокрое пятнышко в центре ее трусиков. — Смотри, ты уже мокрая.

— Картер, — это предупреждение, требование. — Сними их и приступай к работе.

Я смеюсь, касаясь ее бедра.

— Мне нравится заводить тебя, властная девчонка.

Зацепив большими пальцами голубые атласные трусики, я начинаю спускать их по ее ногам. Я не останавливаюсь, когда мой телефон на прикроватной тумбочке начинает звонить, потому что я ждал этого шесть гребаных дней, и я получу это.

— Картер, — стон Оливии — это сочетание желания и раздражения, потому что телефон не умолкает, и она начинает тянуться к нему.

— Забей.

— Но что если…

— Забей, — рычу я, срывая с нее трусики.

Ее голова со стоном откидывается назад, когда кончик моего языка проводит по упругому розовому бутону между ее ног.

— О-о-о-о, да.

И мой телефон звонит снова.

— Ради всего святого, — оторвавшись от единственного места, где я хочу быть, я хватаю свой телефон, не посмотрев кто это. — Что?

— Картер? Я…Извини.

Я опускаюсь на пол, проводя рукой по волосам, когда слышу прерывистый, дрожащий голос на другом конце.

— Адам? Что случилось, приятель?

— Я просто… я только что вернулся домой, — Адам шмыгает носом, и мое сердце бешено колотится.

— И?

— И я… Кортни была… она была… — его голос трещит, когда он шепчет едва слышное «блять». — Извини, чувак. Я не знал, кому звонить. Я не знаю, что делать. Не думаю, что смогу вести машину, но я не могу здесь оставаться. Мне нужно убираться отсюда, — каждое слово вылетает быстрее предыдущего, пока это не переходит в паническую атаку.

— Ладно, парень, сделай вдох, — я жду, пока не услышу этот заторможенный вдох. — Рассказывай, что случилось.

— Я застал Кортни в постели с другим.

ГЛАВА 37