— Саша, что мне делать?

— Не знаю, Валя, не знаю. Это твой внук. Это твоя жизнь. Раскладывай по полкам все сама, не маленькая уже. Только помни, что Эмик, Тошка, Регина и Наташа — они родные, и по крови, и по духу. Только Эмика в единоличное пользование ты получить не сможешь.

Алексей засмеялся:

— А дальше к ним прилагаются два деда, три будущих зятя, куча друзей, подруг, много шума-гама, проблем, вопросов!

Тут Белояров-старший взял в руки бокал, поднял его в приветственном жесте, обращаясь к сыну:

— И как мне донесла сегодня стража, сверху еще кот.

Молодой человек внимательно наблюдал за состоянием отца, но при последних словах понял, что того начало отпускать.

— Кот?! — Алексей округлил глаза, — пап! Кот! Это же нашей Мурочке дружок будет. Вечером обговорим это дело. Надо подумать, как его залучить к нам.

И двое мужчин начали стоить планы устройства личной жизни любимицы семьи, потом в диалог вклинились две сестры, и уже вчетвером они начали разрабатывать стратегию кошачьего знакомства.

Валентина Исааковна глядя на разговор этого квартета поняла одно, она обжилась в своем горе. Ей там стало так уютно, что она долгое время даже не подозревала о жизни вокруг, которая течет своим чередом, где, если она того захочет, будет и для нее местечко. Если она захочет. А вот захочет ли?

Тимур сидел над дневником Тригорской Надежды Паисьевны. Ворошил пятерней волосы, читая страницу за страницей. Это не был дневник в полном смысле слова. Это были разрозненные записи о своих планах и их реализации. Иногда проскальзывали описания событий с какими-то людьми, которых хозяйка дневника обозначала как леди Х или сволочь Z. Встречались какие-то расчеты, формулы, уравнения из физики, химии, генетики, какие-то графики и таблицы. Конечно, Тимур, с его профильным военно-юридическим образованием, мог только опознать область знаний и не более, но некоторые небольшие комментарии заставляли восхищаться и ужасаться злым гением этой женщины. Она писала о вещах, о которых пишут только фантасты.

В ее планы входило такое количество новорожденных для опытных исследований — одного роддома будет мало. Волосы вставали дыбом от ее гипотез и возможной смертности биоматериала. И это ее нисколько не смущало.

Тимур потянулся за чашкой остывшего кофе, чашка поехала от руки, Тимур вздрогнул, сердчишко ёкнуло. Внимательно осмотрел свою любимую посудину, увидел ниточку, тянувшуюся на соседний стол. Поднял глаза. Там устроились двое. Виктор и Селим смотрели на него с некоторым напряжением.

— Чего?

— И тебе здравствуй, дорогой друг!

— Уфф! Мужики, я тут маленько охренел!

— Мы так и поняли, и пришли тебя спасать.

— Тимур, спасать в прямом смысле слова. Нас Ксю пригнала.

Тимур выдохнул:

— Это, — он потыкал пальцем в дневник, — читать нормальному человеку нельзя. Дам посмотреть первые десять страниц и последние. Это пипец как страшно.

Селим брезгливо дернул рукой:

— То ли я не смотрел эту дрянь. Вчера сидел, заняться было нечем, вот и полистал. Хочет она быть богатой и знаменитой! Мля! Какая хотелка должна для этого быть, чтобы угробить на экспериментах детей своей родной сестры, а ее проиграть в рулетку.

— Ты не прав, это не дети, это биоматериал!

— Тьфу! Биоматериал — это она со своей долбаной сестричкой.

— Ребята, а эта, она вправду была профессиональной шпионкой-шлюхой?

— Да. Это правда. Где-то там, в Латинской Америке ее обучали, только обучали как-то стремно. Наши ее быстро срисовали.

— Угу. Или она захотела, чтобы срисовали.

Селим скривился:

— Все равно про их деятельность говорить и читать — противно. Жизнь в мир приводит Женщина. Через муки, боль и страдания. В результате получается столько любви. Посмотрите на моих. Как мы жили без этих беззубых улыбок? Без этих каканых попок, мокрых пальчиков, которые лезут тебе то в глаз, то в рот. Без новых наших достижений каждый день?! Тимур сегодня сам перевернулся на животик. Слышишь, тезка?

— Он еще мал для таких подвигов, вы чего ребята, из него ниндзю готовите? Ему чуть больше месяца! Аккуратнее там, с моим крестником, пусть развивается в графике обычных детишек!

— Нормально все у нас. Не переживай.

Виктор листал дневник:

— А чего она тут пишет, про «хочу»? Через страницу большими буквами: ХОЧУ БЫТЬ БОГАТОЙ И ЗНАМЕНИТОЙ! Это ж клиника! Почему никто не заметил, что у нее крыша давно в пути?

— По ходу — да. Это уже к психиатру.

— Только с ее позиций, она не учла одного: хоти ты, сколько в тебя влезет, и помни, что может найтись еще более сильный и умный, который тоже хочет стать за твой счет богатым и знаменитым. Тогда ты превратишься в биоматериал.

— Хреново ее выучили. Это же Дарвин и Ницше в чистом виде.

— Очень похожа она своими повадками именно на животное, примитивное животное. Только таким в прайде не место. Их изгоняют или уничтожают.

— Изолировать ее надо было еще в детском саду. Наверняка кошек мучила.

— Она тут пишет, что имеет на это право и это ее свобода выбора.

— У фашистов тоже была своя философия и свобода выбора.

— Помнишь, Селим, как нас учили: твое право и твоя свобода заканчиваются на кончике твоего носа!

— Свободен ты тогда, когда ощущаешь свою связанность законом и нравственным правилом. Где тут можно увидеть это нравственное правило, среди одного лишь животного «хочу»?

— Ей надо было на морде это татуировкой написать, как в зеркало глянет, так читает! Хочу, мля!

— Откуда и какое такое «хочу», самое главное за чей счет?

— А такое волшебное «хочу», которое нужно было удовлетворять за счет сестры, ее жизни, ее карьеры, ее семейного счастья, которого не случилось, ее деток. Это ОНА хотела. А остальные — это средство, их не жалко. Это биоматериал и накладные расходы! Жаль, что только перед смертью сестра это поняла.

— Надо это сжечь. Дневник этот.

— Тебя не смущает то, что в этом дневнике могут быть открытия полезные для всего человечества.

— Меня смущает то, что найдется какой-нибудь отморозок или больной на всю голову и попробует это реализовать так, как она планировала. Вот это меня смущает.

Селим привычно похлопал по карманам брюк, проверяя наличие ключей.

— Погнали, мужики. Надо это, — он потряс дневником Тригорской, — уничтожить, а потом успеть к Тамрико, она для Элички что-то там готовит, чтобы молока побольше было.

— Вперед, так вперед!

— Иди уже быстрее!

— О! Витюха после госпиталя ожил, меня поторапливает!

Три друга вышли из здания охранного агентства и поехали выполнять задуманное.

Наташа и Регина приехали поздно вечером, когда остальные домашние уже разбрелись по своим углам. Амыр с Мурзоном о чем-то беседовали в библиотеке, Тошка с Эмиком в очередной раз по скайпу терзали вопросами Валентина Францевича и периодически из их комнаты раздавались взрывы хохота или обиженный Тошкин голос.

Леонид Александрович ждал девочек, услышав, как открывается входная дверь, стал спускаться им на встречу.

— Привет, деда!

Девочки выглядели довольными, но во взглядах мелькала какая-то озабоченность.

— Привет, как добрались?

Сестрички снимали сапожки, определяли куртки в шкаф:

— Нас Степа привез.

— Мы в новом ресторане обедали. В «Северной лагуне».

— И как? Понравилось?

— Нормально. Интерьер интереснее, чем кухня. Но она на приличном уровне. Сытно, вкусно, не заоблачно дорого.

— Соотношение цены и качества блюд вполне приемлемые. И Александру Ивановичу, и Алексею Александровичу понравилось.

На стол встала коробка:

— Это десерт, малышня должна оценить. И для взрослых там кое-что интересное есть.

Коробочка с фирменным вензелем перекочевала в руки деда. Он открыл крышку и улыбнулся, а Наташа продолжала:

— Китайцев решили кормить там после подписания договора.