Тут очнулись остальные. Казарян рявкнул:

— Рубэн — забери девочку!

Тот подхватил на руки Наташу, огромными шагами пересек холл и скрылся, растворяясь в стене.

Иван Ильич уже был в зале и командовал:

— Иваныч, сам не лезь, без тебя хлопот хватает, — нашел глазами Рубэна-младшего, тот кивнул, в два шага оказался у двери, повернул табличку на «Закрыто», предварительно щелкнув замком. Подойдя к щитку, приглушил в салоне свет и улыбнулся:

— Зеркальные окна бывают иногда очень полезны.

Седой армянин подошел к лежащему на полу телу, носком ботинка перевернул его на спину. Из руки со звоном выпала длинная игла с крошечной капелькой-капсулой на конце. Крепко шепотом выругался, и, не сводя с лежащей глаз, распорядился:

— Рубэн, мальчик, эту надо осмотреть, пока без сознания, там еще сюрпризы могут быть.

Тот, махнув рукой еще одному юноше, кивнул:

— Да, дядя Альберт, сейчас все сделаем.

В госпитале Амыра уже никто не терял. Весь медицинский персонал знал, что тот переехал в палату к Регине и там облюбовал себе угол. Двое старых друзей шептались. Регина не спала, просто лежала с закрытыми глазами и наслаждалась диалогом.

— Амыр, старый хрен, поднимись с пола. Пол каменный — отморозишь все самое ценное.

— Ну да, а ты-то хрен молодой! От пола до моих мозгов большое расстояние. Не переживай!

— Конечно, только о твоих мозгах и пекусь. Встань уже.

— Уже понял, о чем ты. Только прости, про то, что ты считаешь у меня самым ценным, при девочке не надо, не говори. Хотя мне лестно, спасибо. Только не следует ее смущать.

— Так тебе про то же самое! Не смущай кроху. Ее выхаживать надо. При тебе не все процедуры удобно проводить. Иди уже в соседнюю палату, куда тебя определили.

— Если что — отвернусь. Ты не понимаешь. Я должен быть здесь. Ее охранять надо!

— Совсем свихнулся. От кого охранять? Может психиатра пригласить, пусть на тебя посмотрит?

— Иди уже, Леха, иди! Зови кого хочешь. Не мешай выздоравливать. Какой-то ты назойливый доктор. Иди, там тебя другие пациенты ждут. Вот что в тебе самого ценного, так это золотые руки. Остальное можно выкинуть.

Лоор поднялся и, ворча, пошел из палаты:

— Иди-иди. Слыхано ли такое, чтобы больной доктором командовал? А вот у нас имеются такие экземпляры, можете прийти, полюбоваться, особенно на тех, у кого отмороженные… гм, мозги!

— Дежурный, — начмед поднес к губам рацию, — в пятую палату перенесите вторую кровать.

Тимур читал показания врача Константина Сабина об опытах в лаборатории Тригорской и старался не скрипеть зубами. За соседним столом сидел его однополчанин, который помог добыть «сей опус», как он выразился, и кривил губы. Мужчины все понимали, исследовательский интерес, азарт ученого, они могли понять желание прославиться, но опыты на двух девочках, которые длились годами? Это было уже за гранью понимания взрослого здорового человека. Так считали оба.

Две девочки. Требования окончания школы в четырнадцать, причем обе закончили с высоким средним аттестационным баллом. Университет, юридический факультет — окончание в девятнадцать лет — как результат два красных диплома, со второго курса обе работают помощниками юристов. Над ними постоянные опыты и исследования. Это никак не укладывается в голове. Пусть другая женщина выносила и родила этих детей, но, получается, что Тригорская этих детей «сделала» имея одну единственную цель: родятся не дети, а материал для экспериментов. Тимур отодвинул бумаги не дочитав, поднялся из-за стола.

— Что, не можешь без перекура читать это все?

— Пойдем на воздух, мне не просто плохо! Тут отвращение такое, что прибить ее хочется, а после помыться в настоящей русской бане, а потом спалить ее к…, чтоб кто другой подобную заразу не подхватил.

Уже на крыльце, после пары глубоких затяжек задал вопрос мировому разуму:

— Что ж за монстр такой, эта Тригорская?

Друг отреагировал:

— Подышим, придем, хочешь, ролик с ее участием покажу? И учти, она уже в разработке, особо не суйся. С этими двумя из аэропорта и обувного салона тоже работают.

— И что там?

— Пешки. Мышцы в тренажерке накачали, курсы охранников прослушали. На веру приняли информацию о психическом заболевании объекта охраны и от клиента приняли средства задержания. Идиоты.

— За Тригорской наблюдение давно установили?

— О!!! Хватка как у малыша Трезора! Какой он породы был?

— Какая в горах порода? Да у щенка и не поймешь — комок шерсти с глазами.

— Помнишь, как он за ляжку прапора Мичридайло ухватил? Ножом челюсти разжимали, а ты кругами ходил и причитал: только зубки не пораньте ребенку, нам только у малыша кариеса не хватало!

Оба захохотали.

— Вот и сейчас ты как тот Трезор.

— Да понял уже, понял. Только количество вопросов пока не уменьшилось. Да и покоя мне не дает не состоявшаяся встреча с этим монахом. Как-то у него все просто получается.

— Здесь все просто, да не просто. Между прочим, ты мне до сих пор ничего толком не рассказал. А у меня уже…

Тимур оборвал его на середине фразы:

— Ой, только мне не рассказывай, что там у тебя от любопытства распухло, какие такие стратегически важные части тела.

— Пошляк! И не делай мне такое удивленное лицо!

— Ладно, не буду. Вообще-то голову многомудрую имел в виду.

— Ну да, ну да! Так сразу и понял.

— Так что там с монахом? С Вороновым. Почему он с нами не стал разговаривать?

— Видишь ли, этот чудак из семьи священников. Какое-то там эннадцатое поколение. Только его отец отличился и создал собственную фирму, а потом банк сварганил. А этому все батины примочки по барабану. Ему бы молиться. Остальное — мирское. Суета сует короче. Батя — против. Этого засунул в университет на экономфак. Тот закончил, диплом папане на стол, мол, дорогой отец, ваша мечта сбылась, только у меня цель в жизни другая. Сам тем же ходом в семинарию. Отец единственное условие смог отвоевать, что сынок не в монахи уйдет, а в миру священником будет. А там то ли правило такое, то ли еще что-то, но прежде чем служить начнешь, тебе жениться надо.

— Ничего себе, а если нет подходящей кандидатуры?

— А без разницы. Короче, папаня подогнал ему деваху, дочку своего делового партнера, оторву, каких мало, и она, естественно, жениху не понравилась. Только батя пошел на шантаж: или женишься, или маманю из дома вон.

— Ну и ушел бы вместе с матерью. Неужели на кусок хлеба не заработали бы?

— Чудак человек. Он же в монастырь на самом деле намылился, а тут мать! Так вот. Женили. Этот к жене даже не прикоснулся, оскоромиться не захотел. А она прихватила какого-то левого молодца и укатила. Только печалька с ними в дороге приключилась. В лобовое столкновение попали с одной такой же обдолбанной дурой. Втроем и полегли.

— Все равно не понимаю, зачем себя велел объявить безвестно отсутствующим? Ушел ты в монастырь и ушел, зачем какие-то сложности? Чего заморачиваться?

— А вот тут нотариуса надо бы порасспрашивать, потому, что там дела, которые касаются наследования имущества. Вероятно, обрати внимание, это я так думаю, не захотел заморачиваться с добром, что папаша подогнал. Да и с папашей контактировать более не пожелал. Исчез и дело с концом.

— А настоятель?

— Так никто об этом не знает, как он в монастырь попал. Покаялся может быть? А вот дальше, если хочешь подробностей, дам адрес и поедешь ты в одну заброшенную деревеньку к земской докторице. Дальше с ней надо разговоры разговаривать. Людмила Васильевна Скобцева. Дай-то Бог, чтоб жива была. Ей уже где-то хорошо за шестьдесят.

А женщина стояла у окна все твердила и твердила:

— Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой!

Белояров был в бешенстве. Двое гавриков, которых взяли одного в аэропорту, другую — в обувном салоне, не собирались отпираться, сразу выложили фамилию Тригорской, озвучили ожидаемый результат и сумму. Вознаграждение было солидным, а результат…, здесь слов не было. Были эмоции, которые захлестнули волной, так бывает, когда катаясь на лыжах, вдруг понимаешь, что неверно оценил склон, с которого на тебя идет лавина, и сейчас просто накроет, а вот выберешься ли оттуда или нет — уже большой вопрос.