— Регина, мы договаривались о встрече.

— Да, я помню. И к пяти обязательно подойду.

— Нет, не успеешь, — Александр Иванович смотрел на них с предвкушением препирательства. Уже представлял, как одна из них сейчас взбрыкнет, и ему придется рыкнуть. Но все пошло немного не так.

Валентина кивнула своим мыслям и поставила перед фактом:

— Тогда я с вами. Сейчас слышала из коридора, что в новый ресторан обедать собрались. Не беспокойтесь, надолго не задержу и не помешаю. Может и правильно, что все всё узнают. Устала уже это в себе держать.

В ресторан отправились пешком. Здание стояло на соседней улице и представляло собой современный кубик с большими окнами, широким невысоким крыльцом и огромной зеркальной дверью. Внутри интерьер был выполнен в голубых, светлых песочных и зеленых тонах. Лаконично, стильно, запаха кухни не ощущалось. К ним сразу подошел администратор, проводил за столик. Пока усаживались, подошли два официанта и подали меню.

Валентина Исааковна меню отложила. Сидела задумавшись. Сделали заказ. Чтобы выбор был более широк, договорились, что закажут разные блюда. Регина для Эмика и Тошки сразу отметила десерт. Попросила упаковать, уж эти сластены запросто выступят в качестве экспертов. Подали аперитив.

Валентина Исааковна вздохнула и, ни на кого не глядя, начала говорить, обращаясь к Белоярову-старшему:

— Саша, ты мою историю знаешь как никто. Я всю оставшуюся жизнь буду тебе благодарна за помощь сыну. Но случилось, как случилось.

Женщина опять вздохнула, достала платочек и скомкала его в руке.

— Давид…, он как чувствовал что-то. За год до болезни, сдал сперму в «Биобанк». Мы так над ним шутили. Время показало — зря.

Она помолчала.

— Когда все уже случилось, моя племянница, что работала тогда в этом самом «Биобанке», шепнула мне: семенной материал выбран, и даже написала, кто будет матерью ребенка Давида. Странная женщина вынашивала моего внука. Умная, интеллигентная, но какая-то неприкаянная что ли. Это потом я узнала, что она всего лишь суррогатная мать. А документы были оформлены на другую женщину, обеспеченную, одинокую, которая похоронила сестру и решила, что в память о ней родится малыш.

Валентина Исааковна растягивала платок, потом комкала его опять.

— Даже видела малыша в роддоме. Потом наблюдала за ним на прогулках, и как-то совершенно неожиданно потеряла внука из виду. Он как пропал из семьи. То ли она его увезла, то ли кому отдала на воспитание — не знаю. Я его искала все эти годы и уже отчаялась. А тут год назад увидела копию своего сына, только светловолосую и кареглазую. Тут поняла, что Господь смилостивился надо мной и вернул продолжение моего сыночка. Он работал у тебя, Саша.

Она подняла голову:

— Медик в офис не был нужен, а нужна была уборщица. Вот и пошла, только чтобы быть рядом с моим внуком. С Эмиком.

Александр Иванович передвинул бокал с водой:

— Погоди, Эмик — твой внук? Эмик — сын Давида, ты это хочешь сказать?

— Да, Саша. Эмик — сын Давида. Вот документы экспертизы.

— И как ты это провернула?

— Просто. Эмик как-то порезал палец, обрабатывала, бинтовала, естественно я. У меня сохранился окровавленный платок Давида, еще со студенческих времен. Отчего его не стирала — не знаю.

Александр Иванович читал бумагу, задумчиво поглядывал на женщину. Положив документ на стол, пододвинул его к женщине, которая сидела с таким несчастным видом. Спросил осторожно:

— Валя, а от нас ты чего хочешь?

Неожиданно громкий голос всех заставил вздрогнуть:

— Не отнимайте у меня мальчика! Я вас всех очень прошу! У меня в жизни ничего не осталось и никого не осталось. Не отнимайте. Я на колени встану!

Белояров-старший вскинул на нее глаза:

— Валя? Что с тобой? Скажи мне КАК?! Как мы можем у тебя его отнять? Вот объясни мне, тупому мужику!

Она явно не ожидала такой реакции и обескураженно зашептала:

— Вас много, а я одна. Вдруг вы что-то придумаете.

— А зачем нам это нужно? — Регина заговорила тоже почти шепотом.

Взгляд женщины заметался по залу, а пальцы порвали платочек:

— Не знаю, но так боюсь. А вдруг он уедет, и я его опять потеряю и теперь уже навсегда.

Наташа смотрела на эту измученную горем женщину и не могла взять в толк: как эта женщина хочет быть рядом с Эмиком, которому ничего не объясняет? Получается, что тот и не знает: у него имеется кровная бабушка. Или знает? Она все-таки спросила:

— Вы с ним говорили об этом? Что вы его бабушка?

— Нет. Не знаю, как подойти. И так боюсь испортить мальчику жизнь. Он молодой. Ему нужно жить, расти, развиваться, а я буду только мешать. Я старею, вдруг не сумею стать ему опорой.

Наташа понятливо кивнула:

— Ну да. Он жил в детдоме и никому был не нужен, кроме маленькой беззащитной девочки. Сейчас живет самостоятельно, но без бабушки, которая фактически у него есть.

Регина была более жесткой в рассуждениях:

— Зачем вы этот разговор затеяли? Эмик вам не нужен. Вы не его обожаете, глядя на него со стороны, а лелеете память о сыне. Вы не печете ему пироги, не шумите вслед, что нужно одеться теплее, не ворчите за то, что мало спит и ест иной раз что попало. Не сердитесь за то, что пропадает все время за монитором и забыл о прогулках. Вы не покупаете ему маленьких сюрпризов, чтобы его порадовать, не кладете в рюкзак мешок с бутербродами, наказывая поделиться с друзьями и не забыть, перед едой помыть руки. И все потому, что его бабушка боится, вдруг не сумеет стать ему опорой? Бред! Человек просто должен быть кому-то нужен! Ему нужна забота! Слышите?! Забота и любовь! А не ваше плечо или кошелек в качестве опоры.

Регина не могла кричать в ресторане, она говорила почти шепотом.

— Забота, доверие, чувство востребованности! Понимаете?! Это то, с чем человек должен жить. Он должен быть кому-то необходим. Нужно, чтобы его любили! Любили не за что-то, а просто так. Он должен чувствовать: нужен не за что-то, а за то, что он просто есть!

Регина перевела дыхание:

— Простите. Выйду на минуту.

Наташа собралась идти за ней, но была остановлена Алексеем. Он поднялся и вышел следом.

Александр Иванович уткнулся носом в бокал, покачал головой, и глянул на собеседницу. Отведя глаза произнес:

— Вот что тебе скажу. Дура ты, Валя.

Откинулся на спинку диванчика и начал рассказывать:

— Эмик сбежал с Тошкой из детдома, когда ее, десятилетнюю девочку, собрались продать в подпольный бордель. Он выживал вместе с Тошкой по подвалам и вокзалам больше года. Твоего внука выудил из подворотни Валентин Францевич Брокк. Старенький учитель математики. Просто забрал из подвала двоих детей, грязных, тощих, больных, со вшами, глистами, непрекращающимся кашлем и поносом, со страшным дефицитом веса.

Регина и Алексей вернулись за стол, а Александр Иванович продолжал:

— Этот человек их отмыл, вылечил, откормил, прошел программу средней школы за два года, научил всему, чему только мог. Он не боялся не стать для них опорой, он просто о них заботился. Это он научил Тошку говорить, писать и читать по-немецки. Купил на свою нищенскую пенсию допотопный компьютер для Эмика, осваивал вместе с ним информатику и радовался первой написанной мальчиком программе. Помогал им, как это понимал и как мог.

Алексей потягивал вино из бокала:

— Кстати, мы с ним встречались три месяца назад. Жив, по возрасту здоров. Ему восемьдесят четыре года, живет с племянником, которому шестьдесят. Надо сказать, что он более живой, чем его родственник. Они каждый день общаются по скайпу с Эмиком и Тошкой. Обговаривают какие-то свои дела, делятся проблемами, мыслями, предположениями. Я с Валентином Францевичем рядом сидел, когда Тошка звонила. Мы втроем хохотали почти час, пока они разрешали какие-то философские проблемы — ребенок реферат писал.

Белояров навис над столом:

— Год, Валя! Ты потеряла год счастья!

После этих слов снова сел опираясь на спинку дивана. Над ними повисло молчание. Валентина Исааковна комкала свой платок: