Эмик говорил спокойно, уверенно, крутя по сторонам головой, как будто бы что-то отыскивая. А искал он глазок камеры видеонаблюдения. Игорь понял это не сразу, но когда увидел, быстро сложил два и два.

— Да, ждем.

Молодые люди, не сговариваясь, зашли в кондитерскую и практически одновременно заговорили.

— Здравствуйте! Скажите, пожалуйста…

— Пожалуйста! — продавец улыбнулся широко и искренне, ему явно понравились эти двое.

— У вас камера видеонаблюдения пишет? — Эмик затаил дыхание.

— Пишет, а что случилось?

— Тимур Давидович, камера пишет. Только боюсь, что раньше вас эти окажутся здесь и уберут запись.

— Эмик, дай телефон тому, с кем ты там говорил, — Тимур уже маячил Селиму, потирая переносицу, рисуя на ней птичку.

Жующий молодой папаша оторвался от тарелки с чакапули, и уставился на Тимура. Тамрико, хозяйка «Грузинского подвальчика», где сейчас обедала эта пара, видела жест Тимура. Кому как не ей, прошедшей курсы языка жестов разведки, где одним единственным преподавателем был ее отец, не знать, что это значило. По языку жестов разведчиков с востока у Тамрико можно было бы брать уроки.

Она решительно подошла к столику и протянула ему руку. Селим смотрел на нее, распахнув и так не маленькие глазки.

— Телефон давай, по которому ты с Эличкой говоришь, — тон Тамрико был требовательным.

Селим полез в карман и отдал ей аппарат, где было всего пять номеров: жены, двух братьев, Тимура, а пятым значился номер «Грузинского подвальчика».

Она командовала дальше:

— Какой роддом?

— Третий.

— Что купить?

— Вот список, еще на троих пеленки и памперсы в роддом.

— На троих?!

— Да, на троих, — Селим слушал одним ухом разговор Тимура.

— Ты зачем молчал?! А?! Ты почему молчал?! А?! Гиви, он молчал! У него трое! Гиви, ты слышишь?!!

И уже нормальным голосом:

— Иди, за Эличку и детей не беспокойся, все сделаем. Девочку спасайте. Торопитесь!

Тимур уже садился в машину, продолжая разговор:

— В какую сторону поехала машина?

— Тимур Давидович, на Тошке маячок стоит. У нее крошечные гвоздики в ушках, они не заметны и в складку пупка я ей тоже чипок воткнул — пирсинг типа. Карта у меня в компе.

— Понял, Эмик, я все понял, мы едем. Сидите там, главное — не отсвечивайте!

Селим стоял рядом, для него ничего не пришлось повторять.

Продавец в кондитерской тоже все слышал:

— Ребята, давайте-ка в кофейню, за дальний столик. Наташа, — крикнул жене, — пацанам чего-нибудь горячего, но не кофе, хорош с них адреналина на сегодня.

Игорь прошел за столик, поставил свою сумку рядом, Эмик закинул рюкзак на широкий подоконник за жалюзи. Прекрасно понимал, что будущая оперная звезда здесь совсем ни к чему и случись что, он может пострадать. Как не перебирал варианты аргументов, но так ничего не смог найти лучше, чем простую просьбу:

— Игорь, короче, дела совсем плохи. Сюда в любой момент могут вломиться хорошо тренированные уроды и …

— Это уже понял. И не уйду, — проговорил Игорь, наблюдая за тем, как продавец идет к двери кондитерской, чтобы запереть ее.

Дальше все развивалось со стремительностью урагана. Только Эмику почему-то казалось, что все идет как в замедленной съемке.

Вот продавец отлетает, получив удар от открывающейся двери, его буквально впечатывает в стену. На грохот выглядывает из подсобки его жена и кричит что-то. Игорь вопит про сигнализацию, и о том, чтобы женщина пряталась. Она успевает захлопнуть дверь, следом начинает верещать сигнализация. Двое, что вломились в кондитерскую, избивают продавца и орут: им нужна запись с камер. Эмик выскакивает из зала и влазит в драку, за ним поднимается Игорь, руки у него почему-то в перчатках и он тоже начинает драться. Пацанов бьют с тем расчетом, чтобы остались инвалидами. Продавец, доползает до стойки, достает пистолет и стреляет. Один из нападавших падает — резиновая пуля прошивает ему висок. Второй продолжает наносить Эмику удары ногами по ребрам. Игорь доползает до этой пары и резко дергает этого за ногу, тот начинает падать, тут открывается дверь в зал влетают Тимур и Селим. Потом для Эмика наступает ночь.

Он приходит в себя и опять уплывает в небытие. Его сознание выхватывает картинки, которые никак не соединяются в одну. Потолок машины и рев серены. Потом потолок какого-то помещения и люди цветными пятнами — это он в драке потерял очки. Потом другой потолок. Как он их различил, а кто его знает? Только это потолок уже точно был другим, а сознание ясным. И только что он слышал голос Регины Александровны и… Тошки!

Ему казалось, что он орет так, что в Париже слышно. На самом деле он едва прошептал:

— Тоша, Тошенька, — и пытался улыбнуться разбитыми и опухшими губами.

Шепот услышали все, и сразу бросились к его кровати.

— Эмик! Ты проснулся. Слава Богу! — Это Регина со вздохом облегчения.

От соседней кровати маленьким торнадо проносится хрупкая фигурка — это Тошка. Ах, как ей хочется запрыгнуть на Эмика, устроить бой подушками, сказать ему какой он все-таки балбес и потискать его. Но она, подойдя к брату, осторожно дотрагивается до его щек, а по ее — льются слезы:

— Теперь все станет на свои места и все-превсе будет хорошо, — шепчут ее губы.

— А теперь, спи. Просто спи, а я рядом посижу и расскажу сказку про колобка — современный, модифицированный вариант, обработанный мною, а дополненный тобой. Спи.

— Регина Александровна, а как вы здесь?

— А я с Тошкой! Спи! Я теперь для тебя сестра, — Регина улыбнулась, — в тебе теперь есть моей крови немного, потому — спи, мой братик, спи. Все потом. СПИ.

Они тихонько вышли из палаты.

Тошка тронула начальницу за рукав:

— Регина Александровна, тут еще Игорь, к нему хотела заглянуть.

— Иди-иди, не переживай, никуда не уйду, в коридоре посижу. Он же в обычной палате?

— Ага, в третьей. Я быстро!

— Давай!

Доскакала до палаты и тихонько постучала, потом приоткрыла двери:

— Тук-тук-тук?

— Входите.

— Привет!

— Тошааа! Ты пришлааа! Ты живая!

— Игорек, у тебя головушка совсем бо-бо?

— Нет, с головой все нормально. Бока болят!

— Бедный — бедный! Прости, все из-за меня. Я ненадолго. Тебе надо отдыхать, так доктор сказал. Ко всему меня там ждут.

— Кто это? — Голос Игоря был полон ревности.

А девочка этого и не заметила:

— Да Регина Александровна. Она кровь для Эмика сдавала, хотя сама первый день из госпиталя. У них что-то там идеально совпало. У Эмика кровь какая-то редкая, а наша Регина то ли универсальный донор, то ли у нее сходные особенности, я не вникала. Ты-то как?

— Да все как после классической драки. Главное, голос на месте и шея не пострадала.

— А личико?

— Шрамы украшение для любого мужчины. Нос не сломан, зубы целы, над бровью все зарастет. А фонарь — это так экзотично для оперного певца — просто редкость!

— А ребра?

— Ребра целые, мышцы болят.

— Слушай, а зачем тебе рукавички понадобились в драке? А?

— Вот любопытная какая! Кстати, откуда про перчатки узнала? Жалко, что потерял.

— Ничего не потерял. У меня они.

— У тебя?! Здорово, а то я уже расстроился.

— Чего они такие тяжелые? Ты туда камней напихал, что ли?

Молодой человек, глядя на нее старался не улыбаться, но разбитые губы сами разъезжались:

— Там по форме и по размеру ладони залит свинец. Это утяжеление. Смотри сама, просто ладошкой ударить или свинчаткой приласкать, что эффективнее?

— Вот оно что. А мне такое сделаешь?

— После всего этого? Куда денусь? Сделать придется и тебе, и Эмику. Как он там?

— Спит. Его изнутри просветили, там все малость побитое, но целое. Теперь спит. Только нос разбили основательно и крови много из-за этого потерял. Кстати, нос ему уже сделали. Прикинь, пластическая хирургия для Эмика. Красавец будет — закачаешься!

Оба засмеялись, только больной схватился за ребра и поморщился.