Эмик сидел с непроницаемым видом, высокомерно поглядывая по сторонам и постукивая пальцами по столику. Как она сказала? Обжористый? Ладно-ладно, попросишь ты у меня в войну пироженку. Эмик обратил внимание на деда. Дед сидел, высоко к глазам подняв меню, так читают те, кто плохо видит или хочет закрыть лицо, пряча эмоции. Но у деда со зрением все в порядке. Интересно, а почему книжечка-то у него в руках кверху ногами, и плечи подрагивают. Эмик только сейчас осознал, что дед смеется. Как же он пропустил монолог своей сестрицы? Что она опять выдала такого, что дед откровенно ржет, закрывшись меню, даже официантка пытается не смеяться и кусает губы. Филологи! С ними надо ухо держать востро, особенно в общественных местах. А то, как сбрякают что, народ ржет, а ты не в курсе, чего потешаются-то. И что-то Эмику подсказывало, что в этот раз объектом «ласкового внимания» был он сам. Ладно, пусть так. Он будет по-аристократически невозмутим. Короли и насмешки — понятия суть не совместимые!
— Может что-то еще?
Посетители девушке понравились, с ними было легко и приятно общаться. Тоша кивнула:
— А можно мне еще салатику, греческого, с сыром?
— Хорошо!
Девушка решила вмешаться в процесс чтения меню дедом:
— Простите, у вас меню вверх ногами, переверните, вам будет удобнее.
Тут захохотали уже все участники действа. Дед убрал от лица книжицу, достал платок и вытер глаза.
— Все, больше пока ничего не нужно. Может быть, потом чайку попьем.
Девушка кивнула, спрятала в кармашек передника карандаш, улыбнулась и отправилась выполнять пожелания веселых клиентов.
Леонид Александрович наклонился к внучке и тихонько проговорил:
— На досуге посмотри словарь.
— М? — Девушка склонила голову к плечу, ожидая пояснений.
— Про «ужористый». И ты поймешь многозначность того, что сказала.
Щечки Тоши порозовели, и она кивнула, размышляя, где совершила ошибку.
Действительно, заказ принесли быстро. Приготовлено было со знанием дела, вкусно. Все с удовольствием жевали, поглядывая по сторонам. Насытились почти одновременно, Эмик малость приотстал, поди-ка справься с двойной порцией картошки. Все довольные отодвинули приборы, сыто щурясь на картинку за окном.
Дед заботливо поглядел на осоловевшую от еды девочку:
— Тоша, ты чай будешь?
— С пироженкой? — уточнила она.
— С пироженкой, с пироженкой, — мужчины улыбались, глядя на нее.
— Буду! Которое с вишенкой и сливками. Эмик, а ты будешь?
— Чай — да, пироженку — нет. У нас в семь тренировка, какая пироженка? Меня ж дед выворачивать наизнанку будет.
Быстро убрали посуду, накрыли стол к чаю. Леонид Александрович, крутил чайную ложечку и не знал с чего начать разговор, для которого он Эмика и Тошку вытянул сюда, на нейтральную территорию.
— Дети, я хотел бы с вами обсудить два вопроса, — неторопливо начал он.
Дети заметно насторожились.
— Первое, чего я хочу. Я хочу официально сделать вас своими наследниками.
Эмик и Тошка одновременно открыли рты, желая возразить, но в ответ получили поднятую ладонь деда:
— Пожалуйста, не перебивайте меня. Сначала выслушайте. Мы с вами живем вместе уже не первый год. Друг к другу притерлись, привыкли, понимаем друг друга и принимаем таким, какими каждый из нас есть на самом деле, мы стали семьей. Можно было бы так и дальше жить. Только надо иметь в виду, что живем мы в государстве, где каждый шаг расписан и закреплен в законе. Вот вам пример.
Он посмотрел на внука:
— У тебя Эмик в собственности имеется комнатка в старом доме. Только документы на эту комнатку должным образом до сих пор не оформлены. Тебе уже почти девятнадцать без одного месяца, а Тане будет восемнадцать через полтора года.
Мужчина оглядел детей серьезным взглядом и продолжил:
— В начале этой недели ко мне приходил ваш новый сосед по коммуналке, предложил за комнату миллион, но настаивал на том, что он отдает деньги наличкой прямо сейчас, и въедет сразу же. А документы оформим, мол, как-нибудь потом, как время у всех будет.
— Какой-то аферой попахивает? — Эмик поднял глаза от чашки с чаем.
— Угу, похоже на то, — Тошка смотрела внимательно на деда.
— Так вот. Я бы хотел вас усыновить-удочерить, но, тогда вы потеряете те крохи, на которые расщедрились чиновники. А мне эта потеря не нравится. Недвижимость — это хорошее вложение средств. Пусть она будет. Но! Чтобы защитить ваши имущественные и все прочие интересы, нам надо быть юридически связанными, понимаете? Почему надо быть связанными? Эмик — совершеннолетний и он имеет весь объем прав и обязанностей гражданина, он законом защищен и вполне самостоятелен, и проблему с комнатой решает в ближайшие дни. Сам. А Таня у нас пока несовершеннолетняя и мне не нравится, что ее права представляет учреждение для детей с ограниченными возможностями.
— С какими это ограниченными возможностями? — Ребята в недоумении уставились на деда.
— Тоша у нас по документам находится в доме-интернате для детей инвалидов и детей с проблемами психики. Вот так вот оказывается.
Ребята одновременно заорали, перебивая друг друга и размахивая руками.
— Успокойтесь и сядьте, вы в общественном месте, вот и ведите себя, соответственно, — в голосе говорившего зазвенел металл. Этого момента и опасался Леонид Александрович, в том числе поэтому, предпочел разговор вести там, где были посторонние люди.
— Ваш детский дом перепрофилировали еще год назад, а по документам Таню оставили именно в нем, не стали со всеми другими переводить, якобы, чтобы не перегружать новое учреждение старшими и выпускниками, мол, они все равно уйдут через год. А когда началась плановая проверка, и комиссия начала проводить контрольные мероприятия, то в Танином личном деле появилась запись о психическом заболевании, которое требует ее пребывания именно в таком заведении, причем рекомендован строгий режим содержания, потому, что она склонна к побегам и немотивированно агрессивна.
Мужчина замолчал и внимательно наблюдал за реакцией детей.
— Вы когда убежали?
— Пять лет назад, но мы забрали оба свидетельства о рождении.
— Пять лет назад? А как же комната?
Тоша в растерянности смотрела на брата и заговорила как-то неуверенно:
— Когда Эмику исполнилось шестнадцать, он работал дворником, его Валентин Францевич устроил, они сходили в областной отдел соцзащиты, и эту комнату выделили, как сироте. Мы не встречались ни с кем из детского дома.
Тошка ничего не могла понять, ее тошнило, пульс частил, перед глазами плавали противные радужные круги.
Эмик не выдержал:
— Подождите, получается, Тошку ищут что ли? Она не должна значится ни в каких документах, свидетельство о рождении — у нее на руках. Нет, я не пойму. Как же это так? Получается, если бы я …, то тоже — псих? Галоперидола горстку — глазки в кучку и полное счастье?
Эмик сжимал-разжимал кулаки. Он видел, Тошке совсем плохо, боялся, что она может потерять сознание. Пересел на диванчик к ней поближе и обнял за плечи. Девочка сидела, опустив подбородок на грудь, потом подняла голову и очень спокойным безжизненным голосом спросила:
— Леонид Александрович, когда меня заберут?
Тут Эмик буквально взорвался, колотя кулаком по колену:
— ТЕБЯ. НИКТО. НИКУДА. НЕ. ЗАБЕРЕТ!!!
— Эмик, не кричи. Успокойся. Тошка, я тебе — дед, мы же договаривались. Это мы официально оформим обязательно. Тебя от меня никто не заберет — это тебе могу пообещать твердо. Мы сейчас ждем юриста, который нам все расскажет, надеюсь и поможет. Он мой старинный приятель и очень хорош в своем деле.
Эмика трясло, Тошка сидела оглушенная новостями, и не знала, что и думать. Страх сковывал мозг, мешая анализировать сложившуюся ситуацию. Знаний отчаянно не хватало. Нужен кто-то, кто даст дельный совет, тот, кто не заинтересован во всей этой истории. Взгляд упал за окно, а там, у обочины стоял Пижон и с кем-то разговаривал. Она вскочила со своего места и замерла.
