Перед уходом Бенджамин подошел к ней и, наклонившись, поцеловал в щеку.

— Увидимся завтра, Рози… — проговорил он и выпрямился.

Девушка подняла на него глаза и кивнула в ответ.

— Приятного вечера, Бенджамин, — с нескрываемой то ли завистью, то ли сарказмом добавила она.

Он вышел и прикрыл за собой дверь и почти сразу услышал звон из палаты: скорее всего Розалия или что-то уронила, или разбила специально. Бенджамин улыбнулся, с удовольствием отмечая про себя, что психотерапия и авария не загубили окончательно ее темперамент.

Через два дня оба они ехали в машине по направлению к дому Розалии. Бенджамин так и не предложил ей переехать на время к нему, но вместе они обговорили план реабилитации в его центре. Он должен был заезжать за ней рано утром перед работой, возвращаясь при этом назад в недра ужасной пробки, чтобы затем снова застрять в ней на этот раз уже по направлению к центру. В первый день на это ушло не менее полутора часов. Во второй — час сорок. Бенджамин приезжал на работу с опозданием, Розалия — в состоянии нервного напряжения. Там она перемещалась из одного кабинета в другой. Иногда из-за закрытой двери слышались ее чертыхания и спокойный голос физиотерапевта Алессандро просил попробовать еще раз. Бенджамин пресекал собственное желание войти к ним, напоминая себе, что в первое время у всех так: что боль может быть сильной, а сил совсем мало. Днем, когда они ехали назад, Розалия отключалась по дороге. Казалось, усталость была сильнее ее. Она открывала глаза, когда машина уже останавливалась у ее подъезда.

Бенджамин переживал, как Рози справлялась дома, удавалось ли ей готовить себе что-то, перемещаясь на двух костылях. Он даже спросил ее об этом, но она лишь рассмеялась и ответила, что держала все под контролем и что синьора Пеллегри помогает ей. Он, однако, ей не поверил и позвонил Жандарму. Ответ, который он услышал, оказался не тем, что он хотел бы услышать, но вполне ожидаемым, зная Розалию. Синьора Пеллегри уже три дня, как уехала погостить к одной из дочерей. А ему ведь казалось странным, что когда он доводил девушку до квартиры, из открытых дверей не выскакивала пронырливая пожилая леди.

— Можно мне войти? — спросил в конце первой недели Бенджамин и, не дожидаясь ответа, прошел в прихожую.

— Синьора Пеллегри, ты знаешь, не приветствует мужчин на своей территории, — напряженно улыбнулась Розалия, однако закрыла за Бенджамином дверь.

— Уверен, она не будет возражать, потому что ничего не узнает.

Рози стала серьезной, сообразив, очевидно, что попалась.

— Не знала, что вы созваниваетесь…

Она подернула нижней губой, раздраженная, что ее разоблачили.

— Только в случаях крайней необходимости! — иронизировал Бенджамин, наслаждаясь выражением ее лица и реакцией.

Она веселилась гораздо меньше, но продолжала держать лицо.

— Послушай, Розалия, эта неделя была катастрофической не только для тебя, но и для меня. Мы оба измучены и устали. Более того, ты не принимаешь ни от кого помощь…

— Я совершенно… — попыталась вклиниться она, но Бенджамин не позволил ей.

— Не принимаешь ни от кого помощь! — упрямо повторил он. — Поэтому я подумал…

— И решил? — подковырнула она его.

— Хм… да и решил, — усмехнулся он нелепости фразы, — что следующую неделю ты поживешь у меня.

— Очень интересно… — пробормотала Розалия, когда Бенджамин замолчал. — Я могу не согласиться?

— Можешь, но это ничего не изменит. Тебе будет сложно сбежать…

— Тоже верно! — согласилась Розалия качнув одним из костылей. — Когда ты закончишь занятия в школе, я буду готова!

Бенджамин даже замер — он был готов к схватке с девушкой, а не ее безропотному согласию. Он даже приготовил несколько неоспоримых аргументов на тот случай, если она упрется рогом. Но ничего этого не потребовалось, что вселяло надежду. И вечером, когда он заехал за Рози, она, действительно, была готова и встретила его с обворожительной улыбкой. Бенджамин гадал, в чем подвох. Он ловил себя на том, что испытывал легкое волнение от неизвестности, но затруднялся определить, было ли оно приятным или приносило некоторое неудобство. Рози же вела себя спокойно и последовательно. Она даже рассмеялась в машине на то, что Бенджамин, помогая ей сесть, тронулся затем и забыл убрать в багажник костыли. Он посмеялся вместе с ней, но решил быть внимательнее.

В тот вечер Розалия рано ушла спать в комнату, приготовленную на первом этаже специально для нее. Когда за ней закрылась дверь, Бенджамин пожалел о своем решении привезти ее к себе домой. Находиться рядом оказалось сложнее, чем он предполагал. Ощущение неловкости возникало отчасти от того, что Розалия, казалось, не испытывала его совсем. Утром она выходила из комнаты в легкой пижаме, под которой не просто угадывалось ее соблазнительное тело, но Бенджамин мог разглядеть мелчайшие детали. И тогда он начинал хмуриться и часто вставлять свое знаменитое “хм”. А Рози веселилась еще больше.

Бенджамин никак не мог взять в толк, что происходит между ними. Создавалось смутное ощущение, что она снова играла с ним в уже известную игру “кошки-мышки”, только ему не к чему было придраться. Розалия вела себя безупречно: не перечила и не упрямилась, часто была довольна и даже весела. А Бенджамин с трудом мог разобраться во всем этом. И, желая прояснить, наконец, сложившуюся ситуацию, он решил вернуться к незаконченному разговору в больнице.

Дверь в комнату Розалии закрылась в четвертый раз с того дня, как она переехала. Бенджамин выключил свет в гостиной и стал подниматься наверх к себе, освещая лестницу фонариком в телефоне. На втором этаже он остановился и некоторое время прислушивался к звукам, доносившимся снизу. Затем он вошел в свою комнату, разделся и принял душ. Он чувствовал дикую усталость после очередного дня сначала в студии, затем в школе. А в промежутке между ними он возил Розалию к дотторессе Микуччи. Это был не первый раз с тех пор, как она вышла из больницы. Но именно сегодня ее лицо показалось ему другим: не то строгим, не то недовольным. Лучшим решением было не заметить. Но именно это наигранное безразличие сейчас гнало его обратно вниз к ней в комнату.

Бенджамин снова оделся и тихо приоткрыл свою дверь. Теперь в доме стояла звенящая тишина. Он как можно тише спустился и постучал, но вошел, не дожидаясь ответа. Розалия сидела на кровати и надевала майку от пижамы. В последний момент Бенджамин увидел, как грудь скрылась под тонкой тканью и теперь проглядывалась через нее. Словно юнец, он застыл, не желая отводить взгляд и думая только о том, как хотел бы сейчас припасть к ней губами.

— Тебе что-то нужно, Бенджамин?

Голос Розалии вернул его к реальности. Он поднял на нее глаза и понял, что находился в замешательстве с абсолютно пустой головой.

— Я хотел поговорить...

— Хорошо, — ровно проговорила девушка. — Присаживайся.

Он сел на край кровати рядом с ней.

— Перед тем, как тебя выписали, ты задала мне вопрос, на который я так и не ответил. Ты помнишь?

— Помню...

— Ты можешь задать мне его еще раз? Если тебя, конечно, все еще интересует ответ.

Розалия несколько раз моргнула, как будто оценивала ситуацию: стоит ли вообще возвращаться назад, но потом произнесла:

— Я спрашивала, любишь ли ты меня все еще...

Бенджамин закивал. Нужные слова почему-то не приходили в голову, а промедление могло сыграть против него.

— И поэтому ты высказал мне все, что думаешь? — спросила Розалия, и в голосе ее совсем не было обвинений.

— Хм… да, — наконец, заговорил Бенджамин. — Мне было невыносимо больно. И я выбрал из нас двоих себя...

— Ты поступил разумно.

Розалия дернула голыми плечами.

— Хм... Наверное, — согласился он. — Но не уверен, что правильно.

— Ты знаешь, что на жалости далеко не уедешь. Так что однозначно твое решение было правильным.

— На жалости? — переспросил Бенджамин.