— Сатурация упала! Чего вы ждете! Интубируйте! — крикнул он.

Три пары глаз молодых врачей устремились на него, словно им сказали непроходимую глупость. Они продолжали мешкать. Тогда Бенджамин подбежал к ним и потребовал перчатки нужного размера и все необходимое. Медсестра молча выдала инструменты и выскочила из-за ширмы, оставив там только растерянных врачей.

У Бенджамина никогда прежде не тряслись руки, даже в самую его первую операцию он был собран и сосредоточен. Но теперь перед ним лежал не просто незнакомый человек, а Рози. Он боялся вводить ларингоскоп, боялся, что надавит слишком сильно, он боялся, что будет поздно. Только когда все было сделано, и сатурация поднялась, он услышал со стороны крики пожилого врача.

Его сразу выставили за дверь, пригрозив позвать охрану. Тогда Бенджамин выскочил на улицу и едва добежал до огромного куста земляничника, как его вырвало. Затем он вернулся в зал ожидания, чтобы купить воды в автомате. С двумя бутылками в руках Бенджамин снова вышел на улицу, где прополоскал рот, умылся и сделал несколько глотков. Затем он достал телефон и набрал номер человека, который мог бы ему помочь.

— Здравствуйте, профессор, это — Чапман. У вас есть минута?

— Бенджамин, рад тебя слышать! Как твои дела? — на другом конце, кажется, ему были рады и располагали той минутой, о которой просили.

— Мне нужна ваша помощь…

Бенджамин сначала думал, что ему будет неловко просить об огромном одолжении, но руки все еще тряслись после того, как он интубировал Рози, а она все еще находилась в руках неумех.

— Если смогу, то сделаю, — ответил профессор.

— Я нахожусь сейчас в Грасси. Сюда только что привезли после аварии, подробностей которой я не знаю, девушку. Я хочу перевезти ее к вам…

— Если она в сознании, то это не сложно... А в чем, собственно дело? Почему ты не хочешь, чтобы она оставалась в Грасси? Диагноз какой?

— Я не знаю… — Бенджамин глубоко вдохнул влажный теплый воздух, чтобы справиться с эмоциями.

Он понимал, что профессору не хватало исходных данных, но их не хватало и ему самому тоже. Единственное, что он мог сделать, это рассказать, как ин убировал Рози, какой бедлам творится в скорой и какие некомпетентные медики там работают.

— Так, Бенджамин, пациентка — твоя жена, родственница?

— Нет.

— Если она не замужем, то тебе нужно разрешение ее родителей. Без него я ничего сделать не смогу.

Бенджамин и сам это знал. Чуда произойти не могло. К сожалению, закон нельзя обойти и даже при всем желании не удастся выкрасть Рози из этой больницы.

— Как только у тебя появятся новости, звони. А я пока посмотрю, что еще могу сделать.

Бенджамин бегло взглянул на часы. Начало десятого не самое удачное время, чтобы заявиться в дом к родителям Розалии. К черту правила хорошего тона. Без согласия одного из них он оттуда не уйдет.

В начале одиннадцатого Бенджамин уже возвращался назад в больницу, а рядом с ним на переднем сидении в полном молчании ехала мать Розалии. Убедить ее оказалось совсем просто, скорее всего потому, что ее мужа не было дома. Она все равно опасливо смотрела на посетителя, но Бенджамин подобное поведение полностью относил к особым отношениям с мужем, нежели к беспокойству за дочь.

Когда ей сообщили цель визита, она немного засуетилась и задала один единственный вопрос о состоянии Розалии. Полученный короткий ответ ее полностью удовлетворил. Зато с особенной тщательностью она узнавала, сколько это дело займет времени и успеет ли она вернуться домой до приезда мужа. Подавляя свой гнев и думая только о благополучии Рози, Бенджамин врал, что вся процедура не займет много: главное поставить подпись в нужных местах, а об остальном он позаботится сам. Неприязнь к этой невзрачной женщине заглушалась только непрекращающимся беспокойством за Рози.

По дороге Бенджамин позвонил профессору и сообщил, что согласие от родителей получил и везет мать для урегулирования юридической стороны вопроса. В свою очередь профессор дал всю информацию о процедуре и заверил, что в больнице все уже готово, чтобы принять новую пациентку и, как только все будет готово, приедет “скорая”. Это означало, что о состоянии Розалии было известно в принимающей структуре.

— Как она?

— Тяжелая, но стабильная.

Бенджамин знал, что это означает. Сейчас надо взять себя в руки и сосредоточиться на главном. Процедура должна пройти как можно быстрее.

Все закончилось далеко заполночь. Адель заметно нервничала и поглядывала на часы. Ей, наверное, было невдомек, что стояло за возможностью перевезти ее дочь среди ночи в другую больницу. Едва она подписала документы, как стала торопиться домой. Бенджамин не собирался даже на секунду оставлять стены больницы, поэтому отказался везти Аделе. Однако он вызвал ей такси и сразу оплатил поездку.

— Я прошу вас быть на связи, если что-то понадобится. Спасибо! — Бенджамин смотрел на Аделе — она избегала его взгляда.

— Сообщите мне, как она.

Он лишь кивнул и поспешил вернуться в здание больницы. Ему снова нужно было ждать, пока Розалию подготовят к переезду, пока за ней приедет машина. И все это в полном вакууме информации с той стороны тяжелых металлических дверей. Только теперь он вернулся мыслями к тому, что увидел в смотровой — то бездействие молодых врачей, бледные губы Рози. Он совсем не помнил ее лица: были ли там ссадины или синяки. Он помнил только ее бледные губы. Что вообще случилось? Где и как произошла авария? Куда она ехала?

— Возьми!

Бенджамин повернул голову и увидел пожилого мужчину в толстой клетчатой рубахе, который протягивал ему кофе.

— Ты здесь уже пять часов. Я запомнил, потому что посмотрел на часы, когда ты влез вперед меня, — поспешил пояснить он.

— Я прошу прощения, — пробормотал Бенджамин и отвернулся.

— О, нет, я без претензий… У тебя случилось что-то серьезное. Выпей кофе, ночь длинная…

Бенджамин взял картонный стаканчик и сделал один глоток. Кофе оказался чересчур горьким и водянистым, как раз таким, чтобы стало противно и появились силы. Едва он допил его, как двери открылись и ему сообщили, что Розалию сейчас вывезут. Он встал, оставив стаканчик там же на железном стуле, где сидел, и выскочил на улицу как раз вовремя, чтобы успеть прикоснуться к ее руке.

На место Бенджамин прибыл раньше «скорой». За стеклянными дверьми уже стояли медики и профессор Ренга тоже. Он лишь кивнул, но не сдвинулся с места — в конце подъездной дорожки появилась машина с фиолетовыми проблесковыми маячками. Она остановилась, медики устремились к ней, но затем движение вокруг прекратилось. Изнутри послышалась команда убрать руки, а затем звук от разряда дефибриллятора.

Бенджамин оцепенел. Такое прежде с ним случалось лишь дважды. И ассоциация с теми двумя печальными событиями в его жизни давало ощущение, что случилась настоящая беда. Несколько секунд полной тишины и ожидания, полного отчаянной надежды, показались вечностью. А когда, наконец, чей-то голос крикнул «есть», все вокруг пришло в движение. А Бенджамин так и остался неподвижно стоять на улице, провожая тело Розалии взглядом.

Ее оперировали. Об этом сообщил Ренга. Он похлопал Бенджамина по плечу и пообещал сделать все возможное. Совершенно не обнадеживающая фраза. Все возможное… Бенджамину этого было недостаточно.

За окном уже светало. Бледно-голубое небо в нежно-розовых разводах обещало ясный и теплый день. А для Бенджамина продолжалась глубокая ночь среди гладких выкрашенных стен в зале ожидания без окон при ярком свете. Он знал, который час, но уже долгое время не получал никаких новостей о Рози. Разные мысли приходили ему в голову, но ни одной из них он не позволял рассказать ему до конца, чем все может закончиться.

Около восьми, когда стало особенно тоскливо, Бенджамин взялся за телефон. Первым делом он ответил Марие Луизе, что перевез Рози в другую больницу и напишет, как только получит новости. Затем он позвонил Элене. Она сразу же примчалась.