— Хорошо… Я могу попросить тебя кое о чем?

— Да, пожалуйста, — с готовностью отозвался он.

— Мне очень хочется большой кусок белой пиццы, начиненный вяленой ветчиной, буйволиной моццареллой и цикорием.

— Хм… меня не пропустят с такой контрабандой, — рассмеялся Бенджамин. — Я посмотрю, что можно сделать.

— И еще шоколад…

Бенджамин ответил после короткой паузы, голос его был совсем нежный — Розалии не составило труда представить выражение мягкости на его лице.

— Спокойной ночи, Розалия. Увидимся завтра.

Бенджамин появился в палате поздно, когда обычных посетителей попросили уйти. Но он совсем недавно закончил с пациентами. К тому времени Розалия уже была уставшая, измученная физиотерапией и голодом, потому что в очередной раз отказалась есть размазанное по тарелке картофельное пюре и кусок бледной отварной курицы. Она знала, что Бенджамин не может не прийти, но волновалась, что его так долго не было. Теперь, когда вероятность различного рода неприятностей не казалось такой уж маловероятной, Розалия придумывала себе то, что могло так сильно задержать Бенджамина. Поэтому, когда он вошел улыбающийся и с букетом нежно-розовых и белых садовых лютиков, Розалия первым делом рассердилась. Он же поздоровался с ней, отдал цветы и прикоснулся к одной щеке поцелуем.

— Как прошел твой день? — спросил он.

— Точно так же, как и вчерашний. Расскажи мне лучше про твой.

— Я вернулся к своим пациентам и в спортзал. Все передают тебе привет, а некоторые хотели бы навестить тебя.

— Лучше не стоит... — буркнула Розалия.

— Я им так и сказал, что пока лучше этого не делать, потому что у тебя еще не так много сил для посетителей, — с едва заметной улыбкой продолжал Бенджамин. — Думаю, Марию Луизу удерживать долго я не смогу. Кстати, это, — он протянул ей бумажеый пакет, — она приготовила для тебя.

Розалия недоверчиво, словно внутри лежало что-то подозрительное, взяла пакет у Бенджамина и стала вынимать содержимое.

— О, Боже мой! — с благоговением почти прошептала она, разворачивая фольгу, — это же… Все, как я и мечтала… Возьми, здесь два.

Розалия протянула второй сверток Бенджамину. Они ели молча, иногда сталкивались взглядом. Он, без сомнения, наблюдал за ней.

— Ты поверишь мне, если я скажу тебе, что я в раю? — промурлыкала Розалия.

Бенджамин кивнул, продолжая внимательно смотреть на нее. Она могла лишь догадываться, о чем он думал. Но его лицо казалось ей очень спокойным и располагало к тому, чтобы сказать те слова благодарности, которые Розалия еще не успела сказать ему.

— Ты знаешь, Бенджамин, я очень благодарна тебе за то, что ты сделал для меня.

— Я бы сделал это снова и снова и даже больше… — Бенджамин сжал губы в улыбке, значение которой было трудно уловить.

Рози глубоко, но очень осторожно вздохнула, чтобы не было слишком заметно. По телу разлилась приятное тепло. Удовольствие от присутствия Бенджамина рядом, его взгляда, вкусной еды, цветов — все приводило ее в робкий восторг. И в то же время на душе было немного тоскливо от мысли, что он скоро уйдет и как минимум до завтрашнего вечера Розалия его не увидит.

Она поерзала на кровати и разгладила одной рукой одеяло, закрывающие ноги. Потом откусила очередной кусок белой пиццы, о которой мечтала уже несколько дней, и даже не прожевав ее до конца, подняла глаза на Бенджамина и спросила:

— Ты все еще любишь меня?

На него смотрели серо-зеленые глаза. Живые, прекрасные глаза, немного уставшие, но те же, что он знал прежде. Бенджамин и сейчас мог разглядеть в них иронию или даже ехидство. Его очаровывала возможность отыскать в них все: легкость и непосредственность, чувственность и страсть искушенной любовницы и даже зачатки гнева и хаоса, готовые в любой момент вырваться на свободу, если происходило что-то неугодное их хозяйке. Чем больше он смотрел на Розалию, тем лучше понимал, что с ней произошли необратимые изменения, причиной которых стал в том числе и он. Ему хотелось узнать, как можно быстрее, в чем она изменилась: коснулось ли это только ее глаз или поведения в целом. Он также боялся, что никогда не увидит ее прежней со всей палитрой чувств на лице, когда она начинала сердиться или безудержно веселится, раздражаться или обижаться, словно маленькая. Бенджамин надеялся на перемены и страшился их, опасаясь, что прежняя Рози, в которую он влюбился, исчезла безследно.

Для нее, безусловно, это был сложный шаг — позвонить ему и попросить прощения. Бенджамин оценил его. Он шел к Рози с надеждой увидеть ее улыбку, ведь за последнюю неделю она ни разу не появлялась на ее губах, не считая тех случаев, когда рот ее кривился в сарказме.

А ему так не хватало ее улыбки! Бенджамин не мог вспомнить, когда видел ее в последний раз. Возможно, на его дне рождения в баре, но та улыбка уж точно была адресована не ему.

Розалия и теперь не улыбалась, а с серьезным лицом уплетала принесенную им еду. Казалось, она полностью сосредоточилась на процессе и удовольствии. Поэтому Бенджамин совсем не ожидал ее вопроса.

— Ты все еще любишь меня? — спросила она и пару секунд еще дожевывала кусок.

Выбранный момент мог бы заставить додумать кого бы то ни было, что девушка желала преуменьшить значимость своего вопроса. Но Бенджамин так не считал. Наоборот, он видел невозможность более терпеть, оставаясь в неведении. Но поскольку сам он в тот момент тоже жевал, то не мог ответить сразу.

Розалия застыла, но быстро спохватилась и снова принялась за еду. Теперь она жевала быстрее и не поднимала глаз на Бенджамина, но часто моргала. А когда закончила, то вытерла масляные пальцы о салфетку и посмотрела, наконец, на мужчину напротив себя. Возможно, она хотела что-то сказать или повторить свой вопрос. Но не успела — в палату вошел Ренга. Он поздоровался сначала с Розалией, а потом перебросился парой фраз с Бенджамином прежде, чем сообщил, что через пару дней Рози должны выписать, но ей необходима реабилитация в специальном центре.

— Мы уже связались с тем, что находится в Тиволи...

— Где? — с ужасом воскликнула Розалия. — Как я буду туда ездить? Это же не меньше семидесяти километров в одну сторону!

— А ездить и не надо! — спокойно продолжал профессор. — Ты будешь находиться там две недели.

Глаза Розалии округлились не то от испуга, не то от возмущения.

— Я не поеду! Я хочу домой! Я жутко устала спать при свете у всех на виду!

— Я понимаю, это очень нервирует, но ты еще не готова даже передвигаться нормально по кухне.

Девушка из-под насупленных бровей упрямо смотрела на врача. Бенджамин знал, что в такие моменты с ней было бесполезно разговаривать — она уже составила себе определенное мнение и на данный момент не собиралась его менять. Потому он покачал головой профессору, давая понять, что дальше продолжать бессмыссленно. Они вдвоем скоро вышли из палаты.

— Убеди ее, — сказал Ренга. — Она не может прямо сейчас вернуться к обычной жизни.

— Я постараюсь, но Розалия не та, с кем легко договориться. Я действительно вижу, что она устала. Может, есть другое решение? Если я буду возить ее к себе в центр физиотерапии...

— Если у тебя есть на это время... — скептически заметил профессор. — Она нуждается в комплексном подходе, и ты об этом знаешь сам. Но и в доме ей необходима помощь. Разве что ты перевезешь ее к себе...

Бенджамин уже думал об этом. Сама по себе идея не казалась ему такой уж безумной, но он должен будеть перекроить весь свой график. И не известно еще, согласится ли Рози.

В тот вечер он ничего ей так и не предложил. Когда вернулся в палату, она лежала и смотрела в телефоне погоду на завтра, как будто для нее вообще это могло иметь какое-либо значение. Розалия коротко поблагодарила Бенджамина за то, что пришел, дав ему таким образом понять, что его визит подошел к концу. При этом она не спросила ни придет ли он завтра, ни напомнила, что ее вопрос так и остался без ответа. Создавалось ощущение, что она специально молчала, чтобы не наговорить лишнего, хотя и так было ясно, что Рози была расстроена и поэтому сердилась.