— Пойдем, Рози, — он обнял девушку одной рукой за плечо, — нам надо съездить на скорую и получить заключение, чтобы ты смогла заявить в полицию.

— У меня есть заключение со скорой. И в полиции я уже была! Отвези меня теперь домой…

Повернув голову в сторону Розалии, Бенджамин посмотрел ей в лицо. С его стороны совсем не было видно ни отека, ни синяка. Она, как и прежде была прекрасна. Но такой отчужденной и холодной она раньше никогда не представала перед ним. Рози даже не смотрела на него, она не нуждалась в нем, он был для нее посторонним человеком, с которым она ничем не хотела делиться, чье мнение для нее совсем не имело значения. И осознание этого придавило Бенджамина, словно огромной каменной плитой. Ему стало трудно дышать, захотелось оттолкнуть эту чужую холодную Розалию и уехать, куда глаза глядат. Ему стало жаль себя, что ввязался во все это, что не послушал тех, кто предупреждал его о разрушительной силе этой девушки с невинным лицом. Ему было больно от того, что не смотря на все попытки быть рядом с ней, она продолжала исключать его из своей жизни.

Словно в бреду он доехал до дома Розалии и уехал в то же мгновение, едва дверца с ее стороны захлопнулась. Хотелось напиться, но принимать решения Бенджамин предпочитал на трезвую голову.

Это были самые долгие и мучительные выходные. Бенджамин не мог вспомнить, чтобы ему было так плохо когда-либо в его жизни из-за женщины. Он и раньше принимал решения о том, чтобы расстаться или расставались с ним, но никогда прежде он не осознавал при этом собственную никчемность. Это чувство, родившееся внутри, питалось всеми теми негативными эмоциями, которые Бенджамин испытывал каждый раз, когда не получал от Розалии того ответа на свои действия, которые ожидал. Ее упорство и упрямство всегда было направлено против него, давая понять, что ей не нужно ничего того, что он делал. Отчего любые попытки и старания оказывались тщетными.

Бенджамин не сожалел о том, что ударил отца Розалии, но и не гордился собой. Бить кого-то не было в его правилах. Он предпочитал решать проблемы диалогом. Но знать о том, что подобное случалось уже много раз, видеть ее перекошенное лицо — это оказалось выше его сил. Желание защитить ее было велико. Вот только Розалия совсем не нуждалась в его защите.

Он-то думал, что отвезет ее на скорую, потом в полицию, чтобы заявить на отца. А оказалось, что все это она уже сделала сама. У этой девушки было достаточно сил и храбрости, чтобы справиться одной, без посторонней помощи. Ей никто не был нужен. Разве что эпизодическое присутствие в ее жизни кого бы то ни было, чтобы раз за разом доказывать ей, что она имеет власть над ним.

Власть… Розалия приобрела ее над Бенджамином в тот момент, когда он влюбился в нее. Гораздо раньше, чем она сама узнала о ней, когда получила признание. Ни разу они не поднимали этот разговор. Те слова просто улетели, словно кто-то крикнул в глубокий колодец, и эхо, отскочив о каменные стены навсегда испарилось.

О многом передумал Бенджамин за два дня. Он искал оправдания Розалии и силы в себе, чтобы продолжить их неясные отношения. Но в понедельник он вступал на татами с четкой идеей, что именно скажет ей после занятий.

Все время, пока шли уроки у детей, которые вела Розалия, он часто проходил мимо и смотрел на нее, как будто хотел запечатлеть в памяти ее улыбающееся лицо. На щеке все еще проступал желтый синяк с красными вкраплениями, но отек спал. Бенджамин замечал, как переговаривались за ее спиной ученики, обсуждая, вероятно, откуда их преподаватель могла выйти такой разукрашенной.

Во взрослой группе Давиде не смог себе отказать в удовольствии проехаться по самолюбию Розалии, за что получил ногой по голове. Адриано прикрикнул на них обоих, указав, однако только Розалии на неуместность использования приемов карате в качестве ответа на вербальную агрессию.

— Розалия, — строго добавил Бенджамин, — этого больше не должно повториться! А ты, Давиде, еще раз откроешь рот для неуважительных замечаний, вылетишь из зала и больше не вернешься!

Розалия сердито сверкнула глазами и ушла вглубь зала. Она не проронила ни слова до самого конца тренировки, в течение которой ни раз получала замечания от Адриано, что «прилагает слишком много усилий, чтобы побить своих одногруппников».

— Она хочет, чтобы и мы были разукрашенными, как и она!

Давиде противно захохотал, и за несколько секунд до удара, Бенджамин уже знал, что Розалия снова сделает это. Давиде демонстративно, словно заядлый футболист-симулянт во время футбольного матча демонстративно упал на татами.

— Конте! Пошла вон с тренировки! — раздраженно крикнул Адриано.

Первым порывом Бенджамина было вступиться за нее, но он вовремя сдержался, напомнив себе, что не может поставить под сомнение авторитет коллеги и друга, даже если Давиде повел себя по-свински. Более того, Розалия знала, что подобное поведение на татами незамедлительно наказывалось, а ей уже было сделано одно предупреждение.

— Ты — просто кусок дерьма!

Бросила Розалия, уходя в раздевалку.

Она долго оттуда не выходила. Уже ушли все, с кем она занималась. Мария Луиза выключила компьютер и, многозначительно пожелав Бенджамину приятного вечера, пошла домой. Последним уходил Адриано. Он торопился к жене на годовщину их свадьбы. В его взгляде тоже было много недосказанного. Только когда школа опустела, Бенджамин постучал и вошел в раздевалку.

Розалия надевала куртку.

— Нам надо поговорить, — нарушил тишину Бенджамин.

Девушкa коротко кивнула, как бы приглашая его поскорее начать. Но Бенджамин медлил. А в это время Розалия вытащила из спортивной сумки шарф, и в воздухе, словно мелкие брызги, разлетелся удушающий запах дрока.

— То, что я сейчас скажу тебе, никак не связано с тем, что произошло сегодня на татами. Но это, безусловно, в какой-то степени подтверждает правильность моего решения.

Бенджамин проигрывал в мыслях начало их разговора несколько раз. Ему казалось, что он был к нему готов. Он был убежден, что принял верное решение. И это в очередной раз явно подтверждала сама Розалия. Она враждебно смотрела ему в глаза, выстроив между собой и им глухую стену отрицания.

— Я думал, что смогу. Я был в этом просто уверен, иначе ни за что не начал бы все это. Я думал, что ты оттаешь. Что моей любви тебе будет достаточно, но я ошибался!

После этих слов стена начала рушиться: Розалия сглотнула, глаза ее расширились, брови поползли к переносице.

— Ты не ошибался! — пролепетала она.

— Это не так. Я оказался не прав. И я признаю это. Я признаю, что хотел бы, чтобы ты изменилась, хотя я ни разу не пытался изменить тебя. Потому что то, какая ты сейчас, не подходит не только мне, но даже тебе самой. Ты хочешь, чтобы я тебе что-то доказывал. Тебе надо, чтобы я делал тебе больно, а я не хочу и не могу. И поэтому ты делаешь себе больно сама, и делаешь больно и мне! С меня хватит. Я не такой!

Бенджамин чувствовал внутреннюю дрожь, ему хотелось, чтобы эта растерянность на лице Розалии исчезла. Сейчас он бы предпочел ее бешенную и создающую беспорядок. Но она просто слушала его и продолжала молчать в то время, как Бенджамин продолжал:

— Сначала это было даже временами забавно, твои кошки-мышки. Но потом — нет. Ты как ураган, берущийся неизвестно откуда. С тобой сложно предугадать, что будет дальше и будут ли жертвы и разрушения. И при всем при этом я продолжаю чувствовать потребность защищать тебя. С тобой я делал такие вещи, которые я не делал ни для одной женщины. И я совсем не могу этим гордиться! Для тебя я переступил через свои принципы.

Бенджамин вспомнил, как поднял флажок цвета пояса Розалии на соревнованиях, не потому, что считал ее лучшей в том поединке, а потому что страстно желал увидеть ее на вершине пьедестала. Он никак не мог забыть, как ударил ее отца…

— Ты понимаешь, что я не могу положиться на тебя… — снова заговорил Бенджамин. — Ты идешь ко мне, а по дороге тебе приходят в голову нелепые, совершенно безосновательные идеи… И ты больше не хочешь видеть меня. Как, по-твоему, я должен предвосхищать твои мысли? Как мне к ним подготовиться?! Как я могу доверять тебе, когда ты сама не хочешь, чтобы я доверял тебе???