«Хорошо!» — ответил человек и, почтительно поклонившись, взобрался на него.
Когда тот человек взобрался на него, он, от чрезмерной тяжести согнувшись, с трудом огромным вытащил его, при этом сохраняя стойкость духа, благодаря своей огромной доброте.
И вытащив его, довольный крайне, хоть и измученный и от усталости шатаясь, он отдохнуть решил на камне, как дождевая туча, темном.
И вот Бодхисаттва в силу чистоты своей натуры, не опасаясь вреда со стороны человека, которому он оказал услугу, доверчиво сказал ему:
«Так как этот лес легко доступен и беспрепятственно сюда приходят хищники, то, чтобы кто-нибудь вдруг не убил меня, заснувшего от утомленья, а тем бы погубил и свое будущее благо,
Ты стой на страже, наблюдая тщательно вокруг. Усталость совершенно одолела мое тело, и я хочу поспать».
Тогда тот человек, нагло притворившись послушным, ответил ему: «Спи, господин, сколько хочешь, счастливого тебе пробуждения. Я буду стоять и охранять тебя». Но когда сон одолел уставшего Бодхисаттву, он впал в низкие размышления:
«Кореньями, которые найти ведь очень трудно, или случайными плодами едва ли я смогу хотя бы поддержать свое измученное тело — что говорить уж о поправке!
И как, лишенный сил, пройду я через эти дебри? А мяса ведь его хватило бы, чтоб выбраться из этой дикой чащи.
Хотя и оказал он мне услугу, могу его я съесть, пожалуй, коли его таким создали.
Здесь, несомненно, приложим закон для черных дней,{93} и поэтому я могу взять его как пищу на дорогу.
Пока доверчиво он спит счастливым сном, могу его убить я. Ведь даже лев, пожалуй, будет побежден, коль встретится лицом к лицу с ним в битве — поэтому не стоит времени терять».
Решив так, этот негодяй с мыслью, ослепленной грехом корысти, которая уничтожила в нем чувство благодарности, лишила сознания праведности и разрушила мягкое чувство милосердия, стремясь только к свершению этого злодеяния, поднял, несмотря на чрезмерную слабость, большой камень и бросил обезьяне в голову.
Но так как он от слабости дрожал и проявил поспешность, стремясь свершить дурное дело, то камень, брошенный, чтоб погрузилась обезьяна в вечный сон, лишь разбудил ее.
Он не попал в нее всей тяжестью, поэтому не раздробил ей голову; лишь поцарапав обезьяну острым краем, упал на землю камень с громким шумом.
И Бодхисаттва с пораненной ударом камня головой, вскочив, смотреть стал, кто ж его ударил. Он не увидел никого, — лишь человека этого, стоявшего с пристыженным лицом.
Утратившего наглость и побледневшего от замешательства и неудачи. Страх горло иссушил его, он взмок от пота и даже глаз поднять не смел.
И вот Бодхисаттва, поняв, что это его дело, не думая о боли от раны, пришел в огромное волнение и сострадание из-за крайне дурного поступка, полного пренебрежения к собственному благу. Его не коснулись греховные чувства гнева и ярости, и, со слезами в глазах глядя на этого человека, оплакивая его, он сказал:
«Как, человеком будучи, о друг, пошел ты на такой поступок? Как ты помыслить мог об этом? Как совершил его?
Ты должен был ведь с мужеством героя свирепых отражать врагов, явившихся, чтоб причинить мне вред.
Если б я впал в высокомерие при мысли, что свершил я подвиг трудный, то далеко прогнал бы ты его, еще труднее подвиг совершив.
Как будто извлеченный из иного мира, из пасти смерти, из пропасти одной, спасенный ты, сделав это, упал поистине в другую пропасть.
Презренье низкому, жестокому неведенью, которое бросает мир, надеждами на счастье жалкий, в пучину бедствий!
Ты сам совлек себя на путь несчастий и пламенную скорбь зажег во мне, заставив потускнеть блеск своей славы доброй и с добродетелями дружбе помешав.
Увы, ты стал мишенью для упреков, ты погубил доверчивость. Какую выгоду от этого ты ждал?
Меня не столько эта рана беспокоит, как боль душевная, что ту вину, которая упала на меня в твоем грехе, не в силах смыть я.
Иди со мною рядом, чтоб мог тебя я видеть, — ведь сильные ты вызываешь подозрения, — пока из леса, полного опасностей, не выведу тебя я на дорогу, ведущую к селениям.
Ведь тот, кто нападет в лесу случайно на тебя, блуждающего без дороги одиноко и телом истощенного, напрасным сделает мой труд, предпринятый из-за твоих мучений».
Так, сожалея об этом человеке, Великосущный довел его до границ населенных мест, указал дорогу и проговорил:
«Достиг ты населенных мест, о друг! Покинь опасный лес с его дремучей чащей и иди счастливо. Старайся избегать дурных деяний. Обычно жатва их приносит лишь мученья».
Так та великая обезьяна с состраданием к тому человеку наставляла его как ученика, а затем вернулась в свой лес.
И вот этот человек, совершивший такое злодеяние, сжигаемый в душе пламенем раскаяния, был вдруг поражен страшной проказой. Изменился весь его вид, кожу испещрили пестрые нарывы, которые, прорываясь, заливали гноем его тело, и оно поэтому крайне дурно пахло. В какую бы страну он ни приходил, повсюду не верили, что это человек — столь ужасно изуродовала его болезнь, и так изменился его голос. Люди, считая его воплощенным дьяволом, прогоняли его поднятыми палками и угрожающей бранью. И вот некий выехавший на охоту царь увидел его блуждающего в лесу, как прета,{94} в грязной, истлевшей одежде, так что не было клочка, чтобы прикрыться, чрезвычайно отвратительного на вид, и спросил его с любопытством, смешанным со страхом:
«Твое проказой изуродовано тело, и кожа язвами покрыта, ты бледен, истощен, несчастен, и волосы твои в пыли.
Кто же ты — прета, пишача иль папман воплощенный, иль путана?{95} Иль ты собранье множества болезней, или одна из них?»
Поклонившись царю, человек ответил слабым голосом: «Я — человек, о великий царь, а не демон». И спрошенный царем, как же он дошел до такого состояния, сознался перед ним в своем дурном поведении и сказал:
«Пока что появился лишь цветок предательства по отношению к другу. И ясно, что плоды его еще мучительнее будут.
Поэтому предательство по отношению к друзьям считай врагом своим. С любовью нежной ты смотри на друга, который полон нежности к тебе. Кто поступает не по-дружески с друзьями, тот еще здесь в такое состояние приходит.
Отсюда видно, какой удел в том мире ждет тех, кто предал друзей и сердце запятнал корыстью и другими пороками.
В чьем сердце нежность и привязанность к друзьям, тому от них доверие, и слава, и помога; тот добродетель скромности постигнет и в сердце радость обретет, неуязвим тот для врагов, и ждет его богов обитель.
Зная теперь, о царь, влияние и следствие к друзьям хорошего или дурного отношенья, держись пути, которым добродетельные следуют. Идет кто по нему, того сопровождает счастье».
Таким образом, «не столько собственным страданием мучаются добродетельные, как отсутствием добродетельных качеств у тех, кто причинил им зло». Так должно говорить о величии Татхагаты,{96} а также почтительно слушая праведный закон, рассказывая о кротости и верности друзей и показывая греховность дурных деяний.
ДЖАТАКА О ДЯТЛЕ (XXXIV)
Перевод О. Ф. Волковой
Даже побуждаемый к дурным поступкам добродетельный человек не будет совершать их в силу своей непривычности к ним.
Вот как об этом назидательно повествуется.
Бодхисаттва как-то жил в одной лесной стране в облике дятла, отличавшегося своим сияющим оперением различных оттенков. Проникнутый состраданием, даже в таком состоянии, он не следовал обычному образу жизни дятлов, оскверненному причинением вреда живым существам.
