Вечерело. Возвращаться в ночь в Лигнесу уже не было смысла, поэтому четверо древних и двое полукровок остановились в лесу. Лагерь разбили за границей земли мифов, поэтому людей можно было не опасаться.

Эшер жалел, что сам Лойран они обошли стороной, даже издали не посмотрели на город. Оно и понятно, графство переживало не лучшие времена, а подходить слишком близко к городу или замку было равносильно самоубийству. Да и много ли радости принесет увиденное? Эшер подумал, что только расстроится.

Остальные и так были расстроены, но совсем по другой причине. Вылазка получилась бесполезной, домой они возвращались ни с чем. А еще многие были встревожены, ничего не отвлекало их о мыслях о той группе, которая направилась в столицу. К этому времени они как раз должны будут добраться до столицы. А по закону равновесия, если у одной группы все было спокойно, то, значит, у второй может случиться какая-нибудь беда. Эшер пытался не думать об этом, чтобы мысли вдруг не воплотились в жизнь.

Так они сидели вокруг костра и жевали похлебку. Каждый пытался избежать своих мыслей, но первым заговорил Риливикус. Эшер видел, что тот и сам волновался не меньше него. Рядом с древним бегал бельчонок, который должен был бы вызывать улыбку, но его хозяин, казалось, вовсе не обращал на него внимания.

Как ни странно, тишину вдруг нарушил Алан, подав голос.

— А вы общаетесь с кем-нибудь, кроме древних? И людей, — полувеликан неуютно поерзал на месте, жалея вдруг, что задал такой вопрос. Рыжебородый Ходжекус, опуская похлебку на землю, решил ответить на его вопрос.

— Ты, верно, о великанах говоришь, я прав?

Алан пожал плечами и опустил голову, будто стыдясь, что вообще напомнил о себе. Эшер понимающе посмотрел на него, а Ренефрия вдруг весело сказала:

— Как-то раз мы с Омарикусом угнали у них дикую корову! — ее глаза засияли. — Он рассказывал вам эту историю? — она с любопытством посмотрела на остальных. Риливикус поморщился, остальные просто покачали головами. Тогда Ренефрия устроилась поудобнее на зеленой ткани, которую постелила на землю, и начала рассказ, в большей степени обращаясь к Эшеру и Алану, потому что они точно услышат эту историю впервые.

— Это случилось лет пять назад, — начала она. И, чтобы Ренефрия не говорила о своем даре рассказчика до этого, сейчас Эшер с интересом стал вслушиваться в ее историю. — Мы с Омарикусом отправились на север, к границам королевства. Это была дальняя и очень опасная дорога, как раз для таких матерых теней, как я и Омарикус, да хранит его Элипсона, — она на миг прикрыла веки, и под ее глазами залегли тени от длинных черных ресниц. — Точно уже не помню, в чем заключалась наша миссия, но по пути мы встретили караван великанов. Они же, как известно, кочевники, и гонят свое стадо вместе с собой. Мы с Омарикусом поразились тогда, увидев этих крупных рогатых коров. Одна из них была больше моей хижины!

— Мамонт, — вдруг подал тихий голос Адам, и все с любопытством повернули голову к нему. Полувеликан задумчиво перебирал палкой угли в костре, и не поднимал с него взгляд. — Этих животных называют мамонтами. У них длинная шерсть, большой хобот и…

— Рога, — подсказал Ходжекус, когда молчание затянулось.

— Бивни, — покачал головой Адам, и осторожно посмотрел на рыжеволосого древнего, будто боясь, что тот спросит у него какой-то каверзный вопрос. Но Ходжекус лишь вскинул брови и почесал бороду.

— Вот как!

— Итак, — Ренефрия осмотрела собравшихся у костра, — мне продолжать?

Никто не возразил, и древняя возобновила рассказ.

— Так вот, мы с Омарикусом были ошарашены таким зрелищем, и сами не заметили, как подобрались к каравану совсем близко. Мы пытались быть тихими и выглянули из-за холма. И в этот момент эта огромная корова прошла прямо рядом с нами. От их топота даже земля под ногами дрожала! А затем животное заметило нас и так страшно заорало, что я подумала, что сейчас точно оглохну. Омарикус тут же понял, что нужно убегать, и мы так и сделали. А потом, вечером, сидя вот так же у костра, мы обсуждали увиденное, и Омарикус предложил угнать нам одно из этих животных…

— Да уж, на такое могли пойти только мудрые и матерые тени, — не скрывая сарказма в голосе, промолвил Риливикус, однако продолжил с интересом слушать.

— Ночью мы снова подобрались к каравану. Эти огромные великаны дремали, вокруг их разбитого лагеря лишь ходил кругами один часовой. Мы подобрались к месту, в котором спали эти коровы. Омарикус засунул в нос одной из них чар-траву, и животное без всяких капризов пошло за нами. Удивительно, как от его топота не проснулись остальные животные!

— Может, они ленивые, эти мамонты? — впервые сказал хоть что-то Мортекус и посмотрел на Алана, который, как ему казалось, должен был разбираться в этих животных. Полувеликан лишь пожал плечами.

— И что вы сделали с ним? Съели? — поинтересовался Ходжекус.

— Нет, — грустно вздохнула Ренефрия, — мы думали довести его до Лигнесы, но животное оказалось очень вредным. Оно напало на нас, когда мы совсем того не ожидали, а затем сбежало.

— Наверное, вернулось домой, — улыбнулся Ходжекус.

Эшер увидел, как Риливикус в сомнении качает головой, но ничего не сказал.

— Где это было? — спросил Алан у Ренефрии. — Вы говорите, что великаны кочуют. Но разве весь материк уже не заселили люди?

— Еще сто лет назад тут почти что и не было людей, — задумчиво проговорила Ренефрия. Возможно, что еще остались места, куда они не добрались. Земли мифов еще обширны…

— Пока что, — довольно уныло сказал Мортекус. — Лет через сто или двести от наших лесов ничего не останется. Из гор прогонят гарпий, с холмов — великанов. Возможно, только амфибиям будет хорошо. Пока люди не научатся дышать под водой.

Слова Мортекуса нагнали уныния, и разговор у теплого костра, вдруг стал уже не таким приятным, повеяло холодом. Эшер снова обратил свои мысли к Айрин. Интересно, как там она?

— Интересно, как там Дизгария, — вдруг вздохнула Ренефрия. Эшер посмотрел на древнюю, а та вдруг направила хитрый взгляд на Риливикуса. — Не жалеешь, что отпустил ее одну в столицу, а, Рил?

Риливикус вдруг нахмурился, и посмотрел на бельчонка, мерно дремавшего на его колене.

— К чему вдруг такой вопрос? Уверен, она и Ривален справятся. И с ними еще девочка, которая, если верить словам, знает столицу, как свои пять пальцев. Я за них не переживаю.

— Ты всегда такой, Рил, — вздохнула Ренефрия. — Зачем это напускное спокойствие? Давно бы признался ей. Все в курсе, кроме вас двоих, что вы любите друг друга!

Эшер вдруг почувствовал себя неловко, потому что разговор зашел о чувствах древних, которых он знал всего ничего. Остальные, однако, этой неловкости не чувствовали, разве что Алан прикинулся деревом, и как Эшер, лишь молча слушал перебранку племени.

— Именно! Все видят, какие вы смотрите друг на друга! — поддержал Ходжекус. — Мы все невечные, братья и сестры наши умирают в эти непростые времена. Принесите нам надежду и радость, дайте погулять на вашей свадьбе!

— Вам бы лишь бы погулять на свадьбе, — хмыкнул Риливикус. И тут Эшер заметил новую ипостась этого древнего — он явно засмущался! Чем он больше узнавал всех этих древних, тем больше понимал, что они мало чем отличаются от него.

— А что, не устраивать же все время только похороны, — тихо промолвил Мортикус.

— Так гуляйте на свадьбе Эшера! — вдруг сказал Риливикус, и Эшер почувствовал на себе все взгляды собравшихся. Маг непонимающе переводил взгляды от одного на другого. Надо отдать должное, остальные тоже не очень поняли Риливикуса.

— Эшер, так у тебя скоро свадьба?! — первой опомнилась Ренефрия. — И почему я всегда все узнаю в последних рядах? Так нечестно!

— Подожди, а на ком ты женишься? — непонимал Ходжекус. — С кем ты уже успел из наших сблизиться?

— Не с нашими, дурень, — покачал головой Мортекус. — А с той девочкой, Айрин.

Эшер почувствовал, как начинает краснеть.

— И с чего вы вдруг решили, что у нас скоро свадьба? — спросил он. Может, у древних поцелуи и объятья — это верный признак замужества? Он бы не удивился. Стоит ли им рассказывать, что для людей любовь не всегда значит свадьбу?