— Радостно слышать, что вы оба готовы участвовать в нашей общей борьбе, не смотря на пережитое, — сказал Хеленикус, не моргая, глядя на нас.

— Это уже стало частью нас, и мы не отступим до конца, — улыбнулся Эшер. Я тоже улыбнулась, глядя в его глаза.

— Тогда решено, — хлопнул в ладоши Хеленикус, а затем отпил воды из деревянной чаши. — Готовьтесь. Чем раньше приступим, тем лучше. Дизгария?

Все начали подниматься с мест, Дизгария откликнулась и внимательно глянула на вождя.

— Да?

— Познакомь Эшера и Айрин с Фаталирией. Возможно, она даст вам пару советов перед дорогой.

— Л-ладно, — голос древней чуть дрогнул, и она кивнула. Затем посмотрела на нас. — Пойдем? Или вы еще поедите?

Мы с Эшером посмотрели на блюда. За советом мы съели так много, словно пытались восстановить баланс за последнюю пару дней.

— Нет, мы можем пойти сейчас, — после того, как мы переглянулись, сообщил Эшер.

— Тогда пойдем, — не очень радостно сказала Дизгария. Явно у нее не было большого энтузиазма от грядущей встречи.

Комнатка Фаталирии находилась в доме собраний, почти на самом верху дерева. Мы забрались по опасной с виду, но очень крепкой лестнице наверх. Прошли через деревянный балкон, откуда открывался красивый вид на осенний лес. Со всех сторон были бесконечные деревья. Только где-то далеко на западе виднелись снежные верхушки гор. Мы остановились напротив двери, занавешенной цветастым покрывалом. «Тут и живет дочь шамана» — догадалась я, когда древняя повернулась к нам. Прежде, чем мы вошли, Дизгария прошептала:

— Она у нас немного необычная. Даже по сравнению с другими древними. Вы не пугайтесь и не воспринимайте ее слова слишком серьезно.

Мы вошли в комнатку. Казалось, что мы резко шагнули в зимний вечер. Горела печка, и множество свечей, и все равно казалось, что темнота подступала из-за всех уголков комнаты. Тут могло быть окно, но все стены были завешаны покрывалами, будто отгоняя холод или любое дуновение ветерка. И все равно тут не было душно или жарко. Вполне тепло и уютно.

Ее длинные волосы цвета осеней кленовой листвы, заплетённые в сотни кос, спускались до пола. Древняя, который на вид было чуть больше четырнадцати, сидела на полу, поджав ноги. В руках она держала солому, которую бережно сплетала пальцами. Она говорила, хотя, казалось, что скорее пела:

— Воссоединение семьи. Да, большой-большой семьи. Семьи, в чьи волосы вплетены рябины. Но ветер зимы сорвёт плоды рябин, и те треснут на губах, как кровь. Кровь, что спасет тысячи безымянных, но погубит тех, чьи имена высечены в твоём сердце.

Мы с Эшером в недоумении переглянулись. Дизгария покашляла.

— Фаталирия, кхм. Я пришла познакомить тебя с...

— Айрин и Эшер? Рада, что миг нашей встречи воплотился в реальность, — она повернула голову и широко улыбнулась. Это было симпатичное юное, чуть круглое личико, большие каре-зеленые глаза отражали одновременно невинность и вековую мудрость. Тени и бледность стали вечными спутниками ее внешности, она редко выбиралась из комнаты. Вдруг лицо стало отстранённым, и она многозначительно сказала: — Черные волосы, как крылья воронов, кружащих над кладбищем. Жизнь среди мрака и смерти.

— Я же говорила, — глубоко вздохнула Дизгария, глядя на наши вытянувшиеся лица. — В ее словах много непонятного, немного пугающего. Иногда она сгущает краски, но на самом деле она не такая мрачная...

Юная девушка будто и не смутилась, что Дизгария говорит о ней так, будто ее нет в комнате.

— Дизгария говорит правду, — кивнула Фаталирия, глядя на плетеного человечка в своих руках. Мне он почему-то вдруг напомнил Эшера, и мне стало не по себе. Напротив нее, на полочке, ещё стояли человечки, например, был один большой, больше остальных. Ещё человечек с крыльями. Был небольшой человечек, за плечом которого вплотную стояла совсем рассыпавшаяся фигурка. — Мои слова подобны снегу на лице мертвеца, — сказала она спокойно, ставя на полку человечка. — Им не дано растаять и впитаться в кожу. Их смысл ты поймёшь потом, а может никогда. Так что не слушай.

Она вдруг повернула голову ко мне и посмотрела куда-то за мое плечо.

— Ох, как жаль ее. Связь между вами можно было бы сравнить с пуповиной между матерью и ребенком. Сейчас это даже лучше видно. Она словно твой хранитель, твоя родственная душа. Она не хочет отпускать тебя, и ты ее, и вы держитесь друг за друга, и ей так больно, но она не хочет покидать тебя.

Внутри все похолодело. Я знала, этого не может быть, но она говорила о моей наставнице.

— Нера! — сказала я вслух.

— Да, — кивнула Фаталирия. — Скоро она растает, как тают твои воспоминания о ней. Ты уже забыла ее лицо...

И действительно. Я вдруг с ужасом поняла, что забываю. Нужно было постараться восстановить в памяти ее черты, блеск волос, голос. Но почему это так сложно?

— Как жаль, что этим чувствам не придумали названия. Есть материнская любовь, есть любовь между женщиной и мужчиной. А вы друг для друга кто? Подруги? Нет, это намного-намного выше. Я одновременно завидую и сочувствую тебе, Айрин. Тебе довелось испытать ту связь, которую очень редко испытывают люди. И древние. И вообще кто-либо.

— Но почему? — вдруг сказала я. Ее слова одновременно манили и пугали. — Как такое вообще возможно? Откуда эта связь, о которой ты говоришь?

Мне казалось, что на это уж точно должен быть у нее ответ. Но она вдруг покачала головой.

— Не знаю. Может быть вы когда-то были каплей одного дождя? Одной космической песчинкой? Вас разлучили на миллиарды лет, чтобы вы на вселенский миг воссоединились… чтобы вновь друг друга потерять. Красиво, мне эта версия нравится, но я не думаю, что это правда.

— Фаталирия, ты не могла бы прекратить смущать наших гостей, — сказала спокойно Дизгария, заметив, что меня трясет. — Мне кажется, на сегодня хватит…

— Да, прости Айрин, если мои слова тебя кольнули в душу. Я не хотела, — опустила глаза Фаталирия. — Но эти нити паутин вокруг... Они настолько потрясающе сияют и одновременно так пугают, что я не хочу это держать в себе. Я монетка, с одной стороны эгоистично вскрываю свои страхи, с другой — альтруистка, дарящая дары.

— Да ладно... — пробормотала я, сильно растерявшись. — Ничего.

— Ничего. Последняя капля чернил на белом листе, а дальше снег из ничего, — прошептала тихо древняя и прикрыла глаза. Затем посмотрела на Эшера, будто первый раз его увидела. — С возвращением домой, Эшер!

Она вдруг расплылась в улыбке и бросилась к нему, готовая обнять. Потом остановилась и отступила на шаг назад.

— Забыла! Совсем забыла, — она хлопнула себя по лбу. — Поспешила. Тебе нужно время, чтобы свыкнуться со всем происходящим вокруг. Да?

Эшер неуверенно кивнул.

— Наверное.

Фаталирия нервировала его не меньше, чем меня. Действительно, было в этой девочке что-то пугающее.

— Через какое-то время ты привыкнешь, и будешь считать меня сестрой, — улыбнулась Фаталирия. — И нет, это не предсказание, ничего такого. Это моя надежда. И твоя?

Она с искренней надеждой посмотрела на Эшера, и тому ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

— Отлично! — Фаталирия широко улыбнулась, и теперь больше напоминала обычного ребенка. Она повернулась к Дизгарии. — Итак, ты хотела посоветоваться со мной о…

— О предстоящем плане, — перебила ее резко Дизгария. Она не хотела ее обидеть, но я видела по ее лицу, что ей жутко, когда Фаталирия догадывается о том, о чем она не успела подумать или сказать вслух. — Я собираюсь в Вестеймград. Город-банка.

— Город-банка, — кивнула Фаталирия. Я нахмурилась. Это их общий слэнг, так они называют столицу?

— Мне нужно будет проникнуть в местный университет. Это как наша школа, только представь, что дети старше, и их гораздо-гораздо больше.

Фаталирия закатила глаза. И посмотрела таким взглядом «Не говори со мной, как с ребенком».

— Я знаю, что такое университет. И знаю, что такое библиотека. А это — книги.

Она указала в угол комнаты, в котором лежало множество разных книг. Сверху лежало подобие матраса и покрывало. Получается, книги служили своеобразной кроватью. Выглядело не сказать, что очень удобно.