Мы были так похожи.

Не только рассказ подруги лишил меня почвы из-под ног, но и схожесть моей истории с Алестером — неумолимое сродство и в то же время миллионы световых лет разницы. И я даже не могла оторвать зачарованного взгляда от Анны: казалось, она сбросила кокон и, превратившись в бабочку, взлетела над миром, над собой — вне пространства и времени, вне чувств и мыслей, вне прошлого и себя...

Везде и нигде.

— Когда мне исполнилось четырнадцать, я раскрыла ей свою фамилию. И Стефани... отвернулась в тот же миг, посчитав нотации своего отца важнее, чем наши чувства. Сейчас я понимаю, что она просто боялась моих родных, страшилась оказаться раскрытой и отвергнутой, не хотела лишиться поддержки своей семьи, которая враждовала с моей. Но тогда... мне это разбило сердце. Родители всё прознали, началась стрельба, на уши поднялся весь Марсель. Кофейня сгорела вместе с Натали и... Стефани.

Её фигура дрогнула, как дорогающий огонь свечи, по лицу побежали слёзы, точно капли воска, — она таяла изнутри. Анна невесомо скинула с плеч платье, оголяя изящную спину, на лопатках которой распахнула крылья бабочка-траурница.

— Она умирала на моих руках. Вся в крови, в слезах, в разодранной одежде... — её затрясло от безумства воспоминаний. — Так глупо, так не правильно... она ведь была ни в чём не виновата, это всё я... это всё я... мы...

В мгновение ока я оказалась рядом с ней и прижала к себе, нежно обняв. И сама чуть ли не плакала: сердце топилось в крови бесчисленных потерь, клапанами жадно хватая спертый воздух. Спасения не видно — тьма уже повсюду. Ноги подогнулись, и мы рухнули на пол, как бабочки, лишённые крыльев. Как падшие ангелы.

— Я понимаю, — рука дрогнула от всплывшего в голове кровавого лица Алестера. — Всё понимаю, amie.

— О, Рав... я так долго хранила это в себе, — Анна носом уткнулась в мою грудь, не переставая горько плакать, — так безумно долго...

Мы просидели в такой позе неподвижно, в слезах и в боли, до тех пор, пока Анна не заснула. Только тогда я осмелилась тихонько высунуть онемевшую руку и абсолютно без раздумий написать Вильгельму.

В голове было пусто, когда он пришёл на чердак и без лишних слов отнёс сестру в её комнату.

На душе ничего не существовало, когда Вильгельм молча отвёз меня на машине к дому.

Слова застряли в горле, когда он протянул мне пистолет, как только остановился.

Сердце камнем ухнуло вниз от его напряжённого голоса.

— Сегодня с утра я обнаружил возле своего дома следы. Монстры приходили за тобой, девочка-ворон.

— Накинь.

В меня прилетел застиранный клетчатый плед грязноватого оттенка. С презрением я повертел его в руках ровно таким же пренебрежительным движением, когда сворачивал тысячам людям и существам шеи.

Они мёртвыми пачками падали мне под ноги и хлюпали кровью.

А теперь это. Плед.

Зачем он мне, бессмертному?

Я исподлобья взглянул на Орла: от прошлого здорового тела осталась только исхудавшая половина, кожа да кости, и безумный блеск в зелёных глазах.

Слишком безумный.

Я как только спас его из другого мира, Орёл, казалось, совсем с катушек слетел. Вечно злой ходил, на всех кидался, как волк, и опасно улыбался — раньше за ним такого не наблюдалось. Раньше... когда это было? Сколько лет прошло? Сколько жизней отнялось с тех времён?

Всё смешалось, став воплощением подлинного хаоса.

Меня.

Я нехотя положил плед на колени и впился цепким взглядом красноватых глаз в спину Орла. Тот подошёл к огню в камине — единственному источнику света и тепла в разрушенном замке — и бросил в него полено. Языки жадно сожрали его — и я невольно вспомнил тот день, когда изменилась вся моя судьба.

Горящий приют.

Ополумевшая Ивет.

Крики...

И её голос.

Моей настоящей матери.

Со временем я разгадал тайну своих странностей: мой родной отец был таким же путешественником по мирам, как и я. Однажды он попал на Землю и встретился с девушкой — очаровательной, молодой, легкомысленной. Не знаю, сколько они провели вместе до исчезновения отца, но этого оказалось достаточно, чтобы мама забеременела мной. И когда она это поняла — бросила в ближайший приют, не желая возиться с ребёнком от человека, которого она никогда больше не увидела.

В моих жилах текла кровь разных миров — и стоило мне однажды пересечь их границу в поисках силы, как меня бросало из одной вселенной в другую. И всё никак не мог попасть точно в цель, чтобы вернуться обратно.

Однако в каком-то момент у меня получилось вновь оказаться на Земле.

С тех пор Орёл пичкал меня зельями, чтобы я не смог заснуть и переместиться куда-либо вновь. Точно прочитав мысли, он посмотрел на меня бешено, поводил губами из стороны в сторону и плюхнулся в кресло напротив. Я сидел в соседнем и, когда Орёл поднял голову, всем видом выражая желание высказать всё накопившееся в мёртвой душе, то поспешно отвернулся к окну.

От Равенхилла не осталось и камня на камне от пожара и той битвы, что разрослась между свитой и чёртовыми «героями».

От них самих тоже не осталось и следа.

Послышался звук открывающейся пробки: Орёл выудил флягу из нагрудного кармана и жадно прихлебнул.

— Ты становишься алкоголиком, — подметил я и нахмурился.

— А ты безумцем. Но я же молчу, — хрипло отозвался слуга, не оставшись в долгу.

Хруст полена в камне — только его и слышно было какое-то время. Мысли расслабленно плавали в голове, даже не пытаясь собираться в осмысленную форму, отчего я устало прикрыл глаза. Столько навалилось...

— Зачем плед притащил? — зачем-то всё же спросил.

Вроде бы и неважно, а с другой стороны и правда, зачем? Орлу после заточения было абсолютно всё равно на всех вокруг, в том числе и на себя. Алкоголь — вот теперь его лучший друг, но не для того, чтобы запить горе. Скорее, просто наполнить себя хоть чем-то. Однако раньше... да, раньше он сам себя создавал, а теперь... был какой-то другой. Неправильный.

Ненормальный.

— Потому что ты слишком нежный. Забыл что ли, как часто болеешь, особенно по зиме? Мне потом, что ли, тебя, великого и могучего, лечить? — язвительно отозвался тот и вновь приложился к фляге.

Больше не говорили — точно и не таили друг на друга злобу. Точно ничего нас не разделяло и столь же много не объединяло...

Будто в прежние будни.

Ведь, по сути, Орёл всё еще был Орлом, а я... я всё ещё был собой, его другом, любовью и господином. Только это и не поменялось в хаотичной мультивселенной. Других таких же не было. Мы вдвоём — единственное постоянство посреди разрушения.

Я с Орлом — чуть меньше, чем друзья, но чуть больше, чем семья.

Мы держимся за свои сказки до тех пор, пока цена веры в них не становится слишком высокой.