Щёлк!

Крышка чуть приоткрылась.

Бах!

Гроб открыли резко, одним взмахом.

Треснувшая бархатная обивка, почти исчезнувшие узоры, мокрые пятна и...

Пустота.

Рэбэнуса Донована не было.

Растерянность, удивление, злость - все зашептались, не веря в увиденное, загудели, зашевелились. Все ожидали увидеть своего предводителя, но вместе него в крови лежал большой ворон с выпученными глазами-бусинками. В его клюве торчала какая-то бумажка, которую взял один из свиты и протянул Инграму. Тот хмуро взглянул на неё и отдал мне. Стоя в полном замешательстве, я взяла из его руки конверт и прочла своё имя, написанное кровью.

«Берегись вестей от ворона».

Мозг взорвался вопросами. Как ворон оказался в гробу Рэбэнуса? И откуда там взялся конверт с моим именем? Как такое возможно? Ведь вряд ли гроб за столько лет хоть кто-нибудь вскрывал. И откуда Инграм знал про всё это? И где же тогда на самом деле Рэбэнус Донован? Как...

- Чёрт возьми! - в гневе пнув снег, Инграм кинул злой взгляд на вырытую яму. - А ведь так всё хорошо шло!

Он махнул рукой своим подопечным, и те не без помощи товарищей вылезли из могилы. Арни тут же что-то бросил в раскрытый гроб, и тот быстро воспламенился, озаряя ярким огнём весь холм и мрачные лица свиты.

Я не успела их рассмотреть: внезапно до дикой рези защемило сердце, а отпечаток на груди стал сильно жечь. Боль - невыносимая, жгучая, раздирающая кожу до атомов. Перед глазами - размытое пламя и направленные на меня красные горящие взгляды. Пальцы пытались за кого-то уцепиться, но вокруг - лишь всепоглощающая тьма. Воздуха стало катастрофически не хватать, разум плавился от давящей пытки и даже не пытался разобраться, в чём же дело. Казалось, если вздохну, то грудная клетка обвалится вместе с рёбрами, задавит сердце, лишь бы то так не кровоточило. Хотелось позвать на помощь, хоть как-то подать другим сигнал о своих мучениях, но я не смогла даже всхрипнуть...

И потеряла сознание.

_____________

¹ Спасибо тебе (франц.)

² Дяосюэгуй - «висящий на сапогах дух». Больше всего он любит ходить по ночным улицам за одинокими прохожими и проказничать. Так что если прогуливаясь по темным аллеям поздно ночью, вы услышите странные звуки, а шеей ощутите чье-то дыхание, возможно, вас преследует дяосяогуй. Но даже резко обернувшись, вы не сможете его увидеть.

³ Форма китайского традиционного танца. Популярен в северо-восточной части Китя и является одним из наиболее представительных видов народного искусства.

Заметь, куда целится твой противник, часто это его собственное слабое место.

Бернар Вербер

— Ты убил их!

Рэбэнус со стуком поставил рюмку коньяка. Капли янтарной жидкости расплескались по тёмному дереву стола.

— Знаю.

— Ты убил их всех!

Крики Ивет раздражали. Да и она сама в последнее время ужасно выводила из себя — совершенно стала неуравновешенной и неуправляемой истеричкой. По любому поводу устраивала катастрофу, сводила с ума не только себя , но и всех вокруг.

— Знаю.

— Зачем, Рэб? Зачем?!

Женщина, поседевшая от горя с тусклыми карими глазами, дёрнула за плечо Рэбэнуса. Тот резко повернулся к ней, сверкая взглядом.

— Они мне мешали.

— Ты лишил меня родных! — Ивет захлёбывалась в слезах, её мятое платье тряслось на исхудавших плечах. — Всю мою семью!

— Они тебя ненавидели, — молодой человек говорил без единой нотки жалости.

— Я любила их!

— И поэтому сбежала двадцать лет назад? Презирала и желала мести?

— Не будь их, не было бы и меня , — жалкие, ничего не значавшие слова.

— Их уже не вернуть, — полное равнодушие убийцы.

Тишина лишь на несколько секунд задержалась в холодных стенах, преследовали чем взорваться осколками трагедии.

— За что ты так со мной? — в слезах женщина схватилась острыми ногтями за чёрную ткань камзола Рэбэнуса и повисла на нём. — За что?!

— Отцепись!

Одним чётким он движением отодрал Ивет от себя. Та, не удержавшись на ногах, упала на пол. Но вместо ещё пущих слез, гнев затмил остатки помутневшего разума.

— Разве так я тебя воспитывала? Разве так я учила тебя обращаться со мной? Ты, неблагодарный трус! Видите ли, ему мешала моя семья! Для чего ты их всех убил? Для чего?!

— Они сами жаждали мне смерти , — с трудом подавляя возмущение, Рэбэнус устало потёр переносицу. — И тебе тоже.

— Они были мне семьёй! — закричала на весь кабинет Ивет.

Рэбэнус для боли сжал челюсти.

— Я тоже твоя семья! — не выдержал он и схватил женщину за плечи. — Ты вырастила меня, как своего родного сына!

Их взгляды, направленные друг на друга, — волны непереносимой боли, части треснувших душ. Они не хотели ничего из этого, не собирались говорить подобные слова и смертельно ранить друга друга . Одиночество их было столько велико и беспощадно, что любви невозможно было отогреть нескончаемый космос .

Поэтому ненависть оказалась сильнее.

— Ты мне больше не сын .

И он убил её.

Я вдохнула воздуха столь жадно, будто только что вынырнула из воды. Сердце колотилось как бешеное, взлохмаченные волосы прилипли к влажному от пота лбу, тягучие остатки сна медленно растворялись в сознании, уступая место реальности. Я села в кровати и устало провела рукой по лицу. О Чуан-шэнь¹, даже теперь не поспать нормально, везде меня мучили кошмары: что в повседневной жизни, что на душе. А ещё столько всего предстояло сделать, и даже представить страшно, с чем мне придётся столкнуться...

Стоп.

А где я?

Быстро оглянулась — и с недовольным стоном осознала, что находилась в комнате Инграма, в его кровати. Да и ещё раздетая до лифчика и трусиков.

Приплыли.

Я срочно себя осмотрела, но не обнаружила на себе ни единого синяка или засоса. Значит, Инграм не трогал меня, пока я была без сознания. Облегчение длилось недолго и вскоре сменилось отчаянием: в какой момент моя жизнь свернула не туда, что теперь не я властвовала над мужчинами, а они надо мной? Что по утру я боялась обнаружить себя использованной против воли? И что любовь для меня теперь — очередная доза, но никак не страстное наслаждение? Без обязательств, мыслей и боли...

Не выдержав, я судорожно вдохнула запах одеяла: мох, вечерний туман и табак — самое лучшее лекарство. Его запах. Человека, из-за которого я теперь не могла нормально мыслить, от которого зависела как морально, так и физически — и это отвратительно. Противоречило моему характеру, жизненным устоям, общественной морали.

Ненормально.

И я отлично это осознавала. Всей душой понимала, что это плохо для меня кончится и что надо бежать и как можно быстрее, а моё положение — это рабство, потеря воли, насилие над телом. Казалось бы, нужно всего лишь не поддаваться Инграму, не видеться с ним, не лезть к нему, а лучше вообще его забыть и никогда не приближаться — звучит легко, но как же трудно это сделать. Какой бы высокомерной сучкой я ни была, никакой девушке не пожелала бы подобного: быть в подчинении деспота, которому совершенно плевать на твои чувства. И более того, посоветовала бы мчаться со всех ног — лишь бы не стать полностью обречённой на гибель.

Но отчего же я так глупо топталась на месте?

Всё шло с детства: непризание другими, зависимость от внимания, любовь к Алестеру, победы в постели и нескончаемое одиночество... Я просто устала быть сильной, хотелось на кого-то положиться, но подставленное плечо оказалось с шипами. Я сама связала себя кровавыми путами с человеком, который никогда не сделает мне ничего хорошего, и сама же в этом была виновата.