— Вот именно, что в момент горя. Ты просто слишком бесчувственен, чтобы понять людей в таком состоянии. Собственно ты, Касс, вообще понять людей не в силах.

На это реплику он вдруг искренне улыбнулся.

— А ты уверена?

И почему-то я не смогла сказать твёрдое «да». Просто внезапно осознала: а ведь действительно, Инграм прекрасный манипулятор. А кто, если не такие, как он, понимал людей? И психологически, и морально. Для него чувства — детская забава; мечты и цели — самые подходящие инструменты, а прошлое — разодранная любимая игрушка. Инграм Касс — надменный король в одеждах из чужих пороков и с короной из человеческих костей. Он — погибель, проклятие, ненависть. Живой мертвец, ходящий по мёрзлой земле за падшими душами. Если попадёшься под его чары — значит, конец.

Он питался людской тьмой.

Он и есть тьма.

— Мне нужно помыться и переодеться, — я судорожно вздохнула, не вынося всю тягость обстановки. — Как дойти до ванной комнаты?

Инграм коротко рассказал мне, где поворачивать, чтобы дойти до нужного мне помещения. И я уже почти вышла за дверь лаборотии, когда услышала, как Арни сказал другу следующее:

— Труп первоначально без сердца. Значит, он один из нас.

Что?

Я заставила себя идти по коридору, чтобы не навлечь подозрений о подслушивании. Однако то, что я успела уже услышать, повергло меня в шок. Первоначально без сердца? Это как? На груди мужчины ран не было, в этом я уверена. Как Арни понял, что тело без сердца? Успел сделать надрез? Или что-то таил — в этом я тоже не сомневалась. «Значит, он один из нас» — кого из нас? Свиты Вороны? Нечто другого? Как Тинг, к примеру?

Вопросы, вопросы, вопросы...

Бесконечное количество. Множество нерешённых моментов, уйма мелких деталей, бесчисленно случайно брошенные, но столь значимые слова — где найти ответы, где? Искала, искала — но куда больше блуждала по лабиринту и тщательно расставленным ловушкам, жаждущим прервать мои бессмысленные попытки поиска. Злость вгрызлась в вину на себя: почему я сама сначала не осмотрела тело? Когда упустила момент перехода от рациональности и к животному ужасу? Какого Гуя поступила столь опрометчиво?

Бесполезно.

Ничего уже не изменить. Быть может, я и не нашла бы ничего интереснее пистолета и не определила бы, что труп «первоначально без сердца». И всё же я пообещала себе в следующий раз действовать спокойнее и самой, а не сразу звонить кому-то. С другой стороны, хотелось бы больше не натыкаться на новые трупы...

Их и так в моей жизни было достаточно.

Яркая ванная комната отвлекла меня от мрачных мыслей. Даже и не заметила, как дошла: ноги действовали на автомате, пока разум странствовал меж почерневших рёбер надежд и склизких червей самообмана. Новая плитка, современный дизайн, пастельные тона, длинное зеркало над раковинами, две душевые кабины, возле которых висели чистые белые халаты. Арни с Инграмом явно любили с роскошью мыться — и невольно в голову полезли пошлые мысли.

Я закусила нижнюю губу. О Нюйва, как же мне не хватало ласки прекрасного мужчины... но чёрная ладонь над моей грудью напоминала о том кошмаре, что сотворил со мной Инграм. Собственное тело после него ощущалось странным, испорченным, осквернённым, хотя, казалось бы, я столько парней в постели поимела. Но совершенно не таких, как этот Касс. Жуткий, потусторонний, хищный — от одного только воспоминания о нём по коже бежали мурашки. И что он такого нашёл во мне? Что вообще находили во мне люди? Смуглая кожа, узкий разрез глаз, синяя радужка, высокий рост — необычно, неидеально, невозможно. Красиво ли? В приюте считали, что нет. Вбивали мне это в голову, унижали, били, издевались...

Страх, отвращение, боль — горячая вода обжигала, а я дрожала как осиновый лист. Кровь алым потоком унеслась в водосток, напоминая мне все раны, синяки и шрамы, полученные с приюта до того, как я научилась давать сдачи. До того, как я полюбила себя.

Именно Алестер помог мне с этим. Он единственный, кто принял меня такой, какая я была. Первый, кто защитил меня. Первый, кто полюбил меня.

И первый, кто меня раздел.

В четырнадцать лет мне было до жути страшно это. Близость. Страсть. Похоть. Но любовь к Алестеру оказалась сильнее — и я отдалась ему, ещё не зная, чем всё это обернётся. Ведь она, эта трёклятая любовь, привела лишь к смерти. Его, меня, воспитательницы Лин и всех детей...

С тех пор я пыталась забыть любимого в другой ласке, в чужих прикосновениях и в совершенно иных поцелуях. С тех пор я стёрла с себя всё то, что когда-либо было связано с Алестером.

Кроме обещания.

О Гуань Инь... я совсем забыла о нём. Вода заливала в глаза, волосы прилипли к лицу, но я не обращала на это внимание — застыла, пусто уставившись вперёд. Как я могла забыть? Столько же зла я совершила с последней «терапии» с Джейсоном, столько яда вылила из себя в чужие души... И ни разу не задумалась о доброте. Отчаялась и поддалась — собственная тёмная сущность взяла надо мной верх столь быстро, что я и не заметила. Накормила внутреннего демона досыто, и наконец-то он ослабил хватку: дал мне вспомнить о свете.

Вот только... искать мне сейчас его всё равно негде.

Тук-тук.

Я вздрогнула, очнувшись от круговорота мыслей и угрызений совести.

Тук.

Резко обернулась. Никого. Но кто-то же только что стучал в стекло моей душевой кабинки...

И вновь ощущение, что кто-то сверил меня взглядом.

Выключив воду, я вышла из душа. В помещении никого, и следов никаких нет. Послышалось? Надеялась, что да. Но на всякий случай быстро надела пушистый халат, прежде чем вытереть мокрые волосы полотенцем.

Тук-тук.

Я моментально разогнула спину, тут же глянув в зеркало. Но там, кроме настороженной меня, никто больше не отражался. Зато на стекле появился чей-то отпечаток ладони...

Моё собственное отражение подмигнуло.

Я пулей выскочила из ванной комнаты, бросив на пол полотенце. Выключила свет и плотно закрыла дверь, хотя понимала, что в случае опасности это не поможет. Пытаясь унять бешено стучащее сердце, я как можно увереннее пошла по коридору, однако постоянно озиралась по сторонам. Бежевые стены, салатового цвета окна, тёмно-коричневый деревянный пол, старые шкафы с книгами, небольшие растения в горшках и длинные светильники на тоненьких ножках — всё обставлено просто, но со вкусом, даже с ноткой уюта. Никаких шевелящихся теней, призраков, крови — ничего, что могло показаться странным или мистическим.

Повернула за угол, а там — целая галерея портретов. Я замерла возле первого, вглядевшись в мягкие черты лица и роскосые глаза, пока не поймала себя на мысли, что этот мужчина мне уже знаком внешне. Пригляделась — да, я действительно видела его на той самой фотографии, которую нашла в личном кабинете Рэбэнуса Донована. «Стивен Фиделибус» — так гласила надпись под портретом, а значит, так звали и изображённого человека. Неужели дальний родственник моего преподавателя по мировой истории? И ещё был в свите Ворона?

Внезапная идея заставила меня скользнуть взглядом по галереи. Если все тринадцать портретов это представители свиты Ворона, то среди них должен быть нарисован и их представитель.

И я заметила его, в самом конце коридора. Черноволосый, кучерявый, с острыми скулами, с мелкими веснушками на щеках и с пленительными чёрными глазами...

О Си-ван-му...

Я уже видела его. Видела Рэбэнуса Донована.

Но не здесь, нет. Не в этом городе. И даже не в это время.

А шесть лет назад в своём приюте.

«— Это несправедливо.

Обида занозой засела глубоко в сердце. Всё вокруг казалось враждебным: и коридор, и обшарпанные двери , и уродливые стены, и надоевший запах влаги и плесени. Ярость сменялась горечью, а затем вновь вспыхивала, оставляя после себя горьковатый вкус несбывшихся надежд.

— Я знаю, ты уже говорила, птичка, — мягко сказал Алестер, хотя его тёмные глаза были столь печальными, как одинокое дерево посреди целого поля.