— Почему они не хотели забрать нас двоих?
— Может, они и не хотели двоих детей? — Алестер ласково тронул меня за плечо.
— Ну и что? Тебе скоро семнадцать, ты уже почти самостоятельный! Могли бы просто взять, чтобы ты пожил некоторое время у них. А потом мы бы вместе...
— Может, им не понравилось, что я не китайской национальности? — вдруг перебил меня Алестер, что редко так делал. Но я не придала этому никакого значения.
— А я чем лучше? — я вытянула вперёд свои смуглые руки. — Цвет кожи просто бросается в глаза!
— Наверное, как раз твои синие глаза им и понравились...
— Ты тоже красивый! Могли бы и тебя взять...
— Тут можно много причин придумать... — совсем загрустил друг.
— Это несправедливо! — вновь повторила я и хотела было разразиться новой гневной речью, как меня остановил звук открывающейся двери.
Воспитательница Лин выглядела встревоженной, когда выходила из своего кабинета вместе с каким-то высоким мужчиной. И невероятно красивым. Густые чёрные волосы, буйно вьющиеся на концах и аккуратно уложенные чуть назад, чётко очертанные скулы, длинные брови, нависающие над тёмными глазами и делающие взгляд более острым, мелкие веснушки, похожие на чёрные дыры вместо звёзд, — незнакомец казался самим воплощением теневого бога, выходящим под покровом ночи и забирающим людские души глубоко во тьму. Когда он приблизился, я заметила пару бледных шрамов на его утончённом лице, но это ничуть не отталкивало, а наоборот, делало натуру гостя более загадочной.
Когда мужчина взглянул на меня, то по всему телу прошёлся разряд, а щёки быстро покрылись румянцем. Казалось, даже Алестер не был столь красив, как этот соблазнительный демон.
— Вам бы стоило больше заботиться о сиротах, — он заметил, в каких обносках мы сидели, потому что все свои новые наряды я отдавала на хранение воспитательнице Лин . В едь, не дайЛо-цзу³, если кто прознает о нашихтайных занятиях...
— Нам с трудом хватает на пропитание, наш приют весьма беден... — впервые я видела воспитательницу Лин столь подавленной, будто с ней только что произошло нечто плохое .
— Я дам вам денег, — бархатный голос мужчины наполнился стальными нотками.
— Благодарю вас, господин, — женщина наконец-то глянула на меня с Алестером и робко улыбнулась . — А не хотите ли вы , господин...
— Забрать этих детей? — догадался он и коротко усмехнулся. — Нет. Но я хотел бы поговорить с мальчишкой.
Воспитательница Лин удивилась , и я вместе с ней: что потребовалось незнакомцу от Алестера? Но женщина не стала сопротивляться воле господина и кивнула моему другу . Встав, тот кинул на меня растерянный взгляд и скрылся с мужчиной за ближайшей дверью.
А я не могла избавиться от ощущения , что это не кончится ничем хорошим... »
— Homines non odi, sed ejus vitia⁴.
Я дёрнулась от его прикосновения к своей руке как от пощёчины. Инграм вновь подошёл тихо и незаметно — и я снова испугалась, но уже столь явно. Довольная ухмылка дьявола осветила его изуродованное лицо, прежде чем оно, как и всегда, стало выражать пренебрежение ко всему.
— Я читала, что не сохранилось ни единой информации о том, как выглядел Рэбэнус Донован, — я решила приступить сразу к делу, не отвлекаясь ни на что. — Откуда же взялась картина?
— Мы её украли, — Инграм покрутил на пальце своё кольцо с вороном. — Не из музея, конечно. А из его же замка, — он кинул взгляд на портрет.
Тот так точно передавал всё то, что я тогда увидела вживую... Толстые мазки чёрной краски играли объём кудрей, белый блик на мрачных глазах делал их живыми, а не пустыми, как беспросветная бездна, серый фон чётко отделял границы бледной кожи, аккуратно завязанный платок на шее дополнял в образ элегантность и надменность. Что в XIX веке, что несколько лет назад Рэбэнус выглядел одинаково, разве что на портрете ещё не были изображены шрамы на щеке. Что же с ним случилось за всё это время? Как он дожил до наших дней?
— А другие тоже видели его?
— Мы состоим в его свите и при этом не знаем, как выглядит наш представитель? — презрительно фыркнул Инграм. — Звучит глупо.
— Но я ведь не видела его ещё вживую, — не совсем ложь, ведь сейчас я действительно не видела Рэбэнуса.
— Ты не отрицаешь, что он до сих пор жив? Похвально.
— А могла бы отрицать, что у тебя присутствует мозг, — мгновенно огрызнулась я, откинув мокрые волосы назад.
— Да уж, твоим остроумием можно и вены вскрыть, — он притворно улыбнулся. — В первоначальной свите Ворона так многие сделали.
— Вены вскрыли?
— Но не от твоих же шуток подохли, — Инграму надоело стоять на месте, и он пошёл мимо галереи к выходу из неё. — Не все выдержали тяжкий груз зла и убийств. Сначала им это нравилось... но когда ужесточились условия, они сломались. Или предали.
Условия ... может, он говорил про договор, похожий как у Тинг?
— Но их портреты всё равно тут, — идя рядом с ним, я глянула на картины, замечая знакомые лица, будто знала их всех когда-то очень давно. И среди фамилий заметила даже Готье.
А игра становилась всё интереснее.
— Потому что именно с них всё и началось. А теперь и продолжается.
И я — часть всего этого.
Член свиты Ворона.
Только сейчас я это полностью осознала. Не после собрания, не после «обряда посвящения», не после всех пройденных испытаний, а лишь сейчас, когда увидела Рэбэнуса Донована. Когда поняла, что именно с него всё началось... все беды, боль и потери. И теперь я ему служила — то ли заклятому врагу, то ли тайно возлюбленному.
Я была под волей Ворона и понятия не имела, чем всё это обернётся.
Когда мы в очередной раз повернули за угол, Инграм остановился перед одной из дверей и открыл её, пропуская меня в просторную комнату. Тёмные тона производили резкий контраст после пастельных и зелёных оттенков дома: чёрная кровать, обсидиановые стены, мрачные шторы, серебристая окраска большого стола, заваленного книгами, старыми листами и переполненными пепельницами. Запах табака въелся в каждую небрежно брошенную вещь, в обивку мебели, в одежду — во всё, что находилось в комнате. Даже, казалось, уже и в меня.
— Ты ведь хотела во что-то переодеться, верно? — Инграм открыл шкаф, где висели почти одни толстовки. От этого однообразия меня тут же заворотило. Как можно ходить в одном и том же? — Ничего женского у меня, конечно, не найдётся, а уж тем более красивого, но могу дать это.
И кинул мне какую-то помятую футболку. Я сморщила лицо: почему эта вещь выглядела так просто и убого? Совершенно не хотелось её надевать, ещё и учитывая, что она принадлежала Инграму.
— Не криви так личико, птенчик, тебе не идёт, — смазливо усмехнулся тот, встав напротив меня.
— Даже не отвернёшься?
— В своей комнате я волен делать всё, что захочу, — он хмыкнул, сверкнув недобрым взглядом. — Неужели стало стыдно светить передо мной голым задом?
— Ещё чего! — я толкнула его в грудь, отчего тот рассмеялся.
И я впервые слышала его смех...
Где-то в глубине сердца счастливо улыбнулась маленькая девочка: она смогла кого-то рассмешить. Но реальность оказалась чернее чёрного — Инграм смеялся лишь над моей глупостью. Ничего более. Уж явно не потому, что я ему хоть немного нравилась.
К сожалению.
Я хотела отдёрнуть себя от мыслей, но лишь ещё больше упала в их ядовитый танец, когда увидела оголённое тело Инграма. Тот снял с себя окровавленную толстовку, явив подтянутую фигуру с хорошо видимыми кубиками пресса. Множество шрамов пересекали его атлетические рельефы тела, и я засомневалась о его рассказе про дикобраза. Как лакомый кусочек отравленного пирога — Инграм выглядел столь соблазнительно, сколь и отталкивающе: противоречивые эмоции возникали быстро, болезненно и упивающе. Я видела так много оголённых торсов, но никогда не испытывала ничего подобного, как будто узрела само совершенство падшего ангела. Так и хотелось коснуться выпирающих ключиц и почувствовать холод чужой бледной кожи...
