— Так тебя печать подпускает, а меня нет? — проговорил император.

Обняв себя руками, я захотела уйти. Сказаться уставшей, ведь это не ложь, и поскорее уйти. Хорошо бы вовсе покинуть дворец, но что-то подсказывало, что отныне меня не отпустят.

Поклонившись, я набралась смелости попроситься уйти спать. Император разрешил. А когда я уходила, то мимо меня пронёсся слуга с известием о прибытии Сагамии. Уходить я передумала.

Увидев, что я затормозила и развернулась, император одарил меня лёгким кивком и жестом пригласил вернуться. Мы проследовали в беседку. Нам почти сразу принесли сладости и пухлый чайник с тремя чашками. Я с трудом подавляла зевки, но сидела в беседке в ожидании господина.

Он пришёл к нам в походных одеждах, прямо как в первую нашу встречу. На мгновение взглянул на меня, и в его глазах, я почти уверена, промелькнула радость от встречи.

С позволения императора он сел так, что я оказалась между ними.

— Ты просил приехать скорее, — произнёс господин, дождавшись, когда рядом с нами не окажется слуг.

Император одним элегантным движением закатал свой левый рукав, демонстрируя свежую печать. Господин шумно вдохнул. Его глаза расширились. Он потянулся к столу, к чашке, но остановился.

— А покрепче чая ничего не найдётся? — скривился господин.

— Я этого не хотела.

— Почему? — подивился император.

— Знаю, — поддержал господин.

Мы просидели в беседке до глубокой ночи. Звёзды слабо мерцали в чернеющем небе. Время от времени они прятались за сонными облаками. Господин и император оживлённо спорили, а я вставила свою фразу лишь раз, под конец. Когда император выдал свою вовсе не чудесную мысль, что для закрепления печати понадобится участие всех нас, а господин поперхнулся принесённым вином, я вспылила. Ударила руками по низкому столику, отчего на ладонях завибрировал жар, и встала на ноги.

— Ни с одним из вас я закреплять печатей не стану! — заявила твёрдо и без разрешения покинула беседку.

Удивительно, но два дня меня никто не тревожил. Я покидала отведённую мне комнату лишь для того, чтобы поесть да посетить купальню. Даже медитировала и тренировалась в комнате. Рис никогда не заходила ко мне, если только я не звала её сама. Однако служанка всегда дожидалась меня возле двери.

Ещё два дня я провела в чуть меньшем спокойствии. Когда спускалась в кухню, то каждый раз сталкивалась с переполохом в честь скорого приезда юной госпожи Хасели. Когда отвлекалась от происходящего вокруг, то помолвочная печать, осознавшая, что женихи поблизости, так и тянула к ним. Я безрезультатно грела руки о чашку с горячим ароматным чаем, а безмятежный сон меня оставил. Я разжигала пламя на ладони и совала в него пальцы, но магия не то что не обжигала, она даже не легонько согревала свою создательницу.

Что-то подсказывало, здоровый сон ждал меня лишь в объятиях императора, а тепло — в объятиях господина.

Память в такие моменты меня не щадила, пробуждая до боли явные воспоминания головы Коэна между моих ног. Ощущения горячего языка на моём лоне и будоражащие воспоминания о лёгких покусываниях наполняли меня тянущим ощущением внизу живота. В такие моменты я радовалась, что осталась одна, что никто ко мне не приходил, позволив проводить время наедине с собой. Зажмурившись и не в силах успокоиться, я проскальзывала рукою под тонкую шёлковую ткань, нажимала подушечкой указательного пальца на чуть взбухший клитор, тёрлась пальцами между половых губ. Сжималась, напрягалась, выгибалась и второй рукой скользила к собственной груди. Одной всё смелее водила между своих ног, второй теребила сосок. Я закусывала губы, чтобы тихие стоны не привлекли внимания бдящей за дверью Рис. Скользила меж набухших, влажных губ. Вводила пальцы в собственное лоно.

Дыхание поверхностное. Внизу живота напряжение.

— Ну же, — сквозь зубы стонала я, но довести себя самой до того же состояния не выходило.

Так, проведя четыре дня в относительном спокойствии, я подозревала, что рано или поздно это изменится. Меня потревожат и одну уже не оставят. Не знаю, что помогало принять сей факт, то ли магия печати, то ли состояние полной обречённости, но я не сильно удивилась, когда в узком дверном проёме появились двое.

Один очень высокий, со светлыми, собранными в тугой хвост волосами, со множеством заколок по краям, удерживающим непослушные пряди от попытки из хвоста сбежать. Он виновато смотрел на меня своими зелёными глазами. Я почти ощущала, как он мысленно подбирал правильные слова, прежде чем начать.

Второй тоже был высок, хотя и ниже первого. Его чёрные волосы серебрились вплетёнными в них цепочками и свободно спускались на плечи. Узковатые синие глаза осматривали не меня, но комнату, местами обуглившуюся после неудачных практик.

Мне хотелось прогнать обоих. Я схватила подушку, но в полёт не отправила. Лишь сжала до побеления костяшек. Какая-то часть меня, с ужасом понимала я, радовалась появлению господина. Некая часть меня, похоже, жалела молчавшего императора. Надо же такому приключиться, чтобы двум высокопоставленным особам магия в невесты предложила безродную иноземку? Надо же такому приключиться, чтобы у меня появился личный, пусть и маленький, гарем!

— Что тебя так рассмешило? — подивился император.

— У неё истерика, — заключил господин.

Коэн

Отдав Летту я поехал не домой, но в дом утех. Хотелось проверить ещё раз, как подействует печать теперь, когда ведьма осталась далеко.

Плохо. Сильно. Херово.

Я спокойно вошёл в дом утех. Добрался до отдельной комнаты. Дождался местной девушки, и понесло. Едва печать поняла, что с девушкой я намерен не только разговаривать, как живот свело судорогой. В горле запершило, а слух заполнил глухой шум. Девушка, не видя моего состояния, подбиралась всё ближе. Провела холёной ручкой по моей груди, просунула пальчики под ворот. Придвинулась, упираясь пышной грудью в моё плечо. Призывно дохнула мне в ухо.

Живот свело спазмом. Я согнулся и задышал быстрее. Приказал девушке уйти. Обиженно она напоследок провела ладонью по моей ноге от колена вверх. Зря.

Спазм протолкнул желчь к горлу.

Я еле дышал, сидя прямо на земле и медленно выпивая воду. Она казалась сладкой, а мне постепенно становилось легче. Тогда-то и заметил теневую птицу. Император велел явиться ко дворцу.

В тот момент мысль показалась неплохой. Заодно можно было бы подцепить ещё часть ведьминской печати. Высвободить чуть больше её энергии. Тогда бы Летта совсем не справлялась, а если причина, по которой он позвал меня ко дворцу, её магия, то так с лёгкостью можно забрать её с собой. Ну зачем Муроми нестабильная ведьма под рукой?

Однако всё оказалось не так, как я представлял. И вызвали меня не из-за нестабильности её магии. Муроми позвал меня по причине другой энергии, стихийной. И когда Летта, меча огненные искры во все стороны, оставила нас с императором одних, я закатал собственный рукав. Как я мог не заметить? Как не обратил внимания на новые завитки, обозначавшие ещё одного претендента.

— Что скажешь? — Муроми сбил меня с мысли. — Хорошая ведь идея.

— Нет! — я с трудом сдержался, чтоб не крикнуть следом за ведьмой. — Простите меня, Вашество, но сообщить об этом вот так в лоб — это дурацкая идея. Просто ужасная.

— Но не сама идея, — без ошибки вычленил Муроми главное.

Я вздохнул. Оставить Летту себе никогда не казалось мне дурацкой затеей. Наоборот, весьма привлекало. Девушка она милая, игривая, привлекательная. Смущало лишь, способна ли особа столь хрупкого телосложения родить? Ведьмы, пусть и не сами, выбирают сильных для продолжения рода. Лишь от сильного мага родится ведьма. Да и полукровки от такой связи не выйдет. Либо ещё одна ведьма, либо дети подобные отцу: тенери, в моём случае. Я надеялся, что Летта захочет остаться со мной. Да, не думал о браке, лишь в качестве веи. Всё же она безродна. Такой союз, казалось, никто бы не одобрил.