— Гадёныш, — не сдержался я, поняв, что Хиноко оставил с нами не только свои печати, но и одно из своих воплощений.

Мне хотелось растоптать саламандру, но пришлось оставить это на потом. Ведь она мне не мешала, а цепи, окружавшие Летту, очень даже. Я потянулся к ним, разглядывая переплетения и пробуя подцепить, подтянуть, слегка расплести.

Не вышло.

— Не выходит, — устало сказала Летта и запрокинула голову. — А? Господин, вы где?

Летта

Запрокинув голову, я обнаружила, что осталась наедине с собой. Вроде господин стоял у меня за спиной совсем недавно, но теперь там было пусто. Я не слышала, как он выходил. Хотя, если честно, я не прислушивалась, слишком поглощённая мыслями об огне и попытками сосредоточить их в одной точке. На кончике палочки для благовоний.

Нет, так совсем невежливо. Господин не предупреждал, что даст задание, а сам свалит. Он предложил тренироваться, сказал, что делать, а потом сам же и ушёл без всякого предупреждения. К тому же не сказал мне, когда можно освободиться и передохнуть.

Поднявшись на ноги и побурчав для приличия, я подошла к раскрытым дверям в сад — там господина не оказалось. Солнце заливало зелёные растения, а лёгкий ветерок подталкивал ленивые облака в небе. В саду же трудился один-единственный мужчина, вымазанный в земле и удобрениях. Я заглянула в соседнюю комнату — пусто. Прошлась по открытой веранде, заглядывая, то туда, то сюда. На своём пути повстречала лишь двух занятых служанок. Одна протирала пол, а вторая, усевшись на край веранды и свесив ноги, начищала овощи и пела какую-то песенку на саадском языке. Судя по тексту, детскую.

— И тут пусто, — заключила я уныло.

С одной стороны, конечно, неприятно, что господин ушёл без предупреждения, а с другой — у меня появилась возможность узнать, о чём он разговаривал со своим другом Того Данном. Ведь помимо обсуждения уже знакомых имён, они вновь вспоминали про письма. Я находилась в полной уверенности, что слышала, как господин шуршал бумагой, явно зачитываясь.

Воровато озираясь я прокралась в гостевую комнату. Там многое осталось на месте. Даже еду ещё не убрали. Заходя, я чуть не хихикала от собственного везения. Обошла комнату, заметила конверты возле стола и заулыбалась во весь рот. Запоздало вспомнила, что хорошо бы двери закрыть, чтоб никто меня за чтением чужого не заметил. И уселась на подушку господина.

Я раскрыла первый, захваченный конверт и, готова поклясться, услышала вздох. Замерла. По спине прошёлся холодок. Медленно подняв голову, я увидела перед собой пустую комнату. Посмотрела налево и направо, но никого не обнаружила. Задержала дыхание. Руки сильнее необходимого сжались на конверте, отчего он зашуршал. От неожиданности я вздрогнула и заметила, что не до конца задвинула двери-ширмы. Вот откуда этот вздох!

— Ветер же, — нервно рассмеялась я, — просто ветер.

И вытряхнула письмо из конверта.

Нервный смех перешёл в икоту. Ощущение, что я в комнате не одна нарастало, но я упорно вчитывалась в чьё-то письмо. Затем во второе. В третье. И ничего не поняла. В одном говорилось про трудности разведения собак, во втором о празднике риса и рассказе о том, где его отмечать лучше, в каком заведении чего заказать, кто готовит самое вкусное вино. В третьем письме некто рассказывал про то, как сложно дрессировать мелких щенков, если их слишком долго держали с матерью, а после резко разлучают и отправляют в другой, к тому же в большой дом.

Разочарованно сложив письма обратно, я вдруг заметила, что щенка обозвали «Дзюн». Я нахмурилась. Вновь расправила письмо и перечитала текст повторно. Вдумчиво. Затем ещё и ещё. И вернулась к другому письму про собак. Там кличек не звучало, но тематика перекликалась с перечитанным. Закрыв глаза и помассировав виски, я возвратилась к рассказу о празднике риса и вдруг поняла, что мы с господином ездили в те самые места, которые в нём описали.

— Здесь не про собак, — осознала я, не до конца понимая, во что влезла.

Хорошенько задумавшись, я поняла, что писем в гостевой недостаточно. Надо бы пробраться в покои господина. В его кабинет. Я полнилась уверенностью, что среди бумаг и прочих документов, которые хранились там, обязательно нашла бы необходимые мне. Я бы сумела больше разузнать про Хасели и Мэйру, и про то, каким образом с ними связан Коэн. Пока из подслушанных разговоров я могла лишь понять, что они ему не очень нравились, а ещё, что господин не собирался оставаться в стороне. Господин, который приютил меня, обеспечил меня одеждой, полноценным питанием и собственной комнатой! Господин, без которого я бы уже пару раз умерла. Господин, который пусть и желал получить от меня благодарность весьма определённого характера, явно не стал бы меня к ней принуждать. Господин, жизнь у которого начинала мне нравиться.

Сложив всё как было, я поднялась, поправила растрепавшиеся волосы и немного постояла, прислушиваясь. Вроде снаружи никого не было, можно выходить, оставшись незамеченной.

От волнения мне казалось, будто окружающие звуки усилились, стали громче. Протяжно поскрипывал деревянный пол под ногами. Гулко шуршали бумажные двери. Шелестели длинные одежды, похожие не то на платье, не то на халат в пол. Я путалась в юбке и широких рукавах. Меня окутывало смятение. В затылке зудело, как от ощущения пристального взгляда. Страх сковывал, но любопытство подстёгивало меня вперёд.

Когда ещё удастся поизучать всё спокойно и без спешки?

Я почти месяц жила в доме господина, но ни разу не осмеливалась заходить в его комнату прежде.

Я долго-долго стояла перед красивой дверью, расписанной цветами и птицами, а руки прятала в рукавах. Меня била дрожь. Я до боли и припухлости искусала губы.

— Так нельзя, — шепнула написанной тушью птице. — Или льзя?

«Не проверишь, не узнаешь!» — говаривал однажды Рей, перекидывая меня через забор и ожидая, что я наворую яблок. Я тогда ему поверила, что лезем невесть куда. Не привыкла ещё ко двору дома Мары, лишь раз побывала на нём. Вот и опасливо полезла на яблоню, под смех Рея набирая спелые алые плоды в свою сумку. Потом уже заметила улыбнувшуюся мне хозяйку дома и яблок, вышедшую на задний двор и остановившуюся на некотором от меня расстоянии. Тогда же обратила внимание, что Рей вовсю задыхался от тихого смеха, и покрылась краской. Я заикалась и сбиваясь, пытаясь объясниться. Рей хохотал во весь голос. Сколько лет мне тогда было? Двенадцать?

Я смелее протянула руку к разукрашенной двери. В конце концов, господин сказал, что теперь я живу здесь. Так разве обязательно получать разрешения, чтобы пройтись по дому?

Я ожидала, что его комната будет обставлена богато, что она окажется огромной. Ну, во всяком случае, больше той комнаты, которую выделили для меня.

Я ошиблась.

Комната господина оказалась и не большой, и не заставленной громоздкой мебелью. Деревянный пол покрывали циновки. Тонкий и твёрдый с виду матрас лежал прямо на полу. У господина не оказалось ни одной подушки, лишь тонкий шерстяной плед, чтобы укрываться во сне. Напротив постели находился низкий столик из тёмного дерева. На нём в аккуратных стопках сложены бумаги, лежали рядком кисти для письма и стояли две баночки с тушью. Возле простой постели громоздился старенький сундук для одежды. Закрытый. Из любопытства я приподняла крышку и обнаружила, что вся одежда сложена ровно, аккуратно. К тому же в сундуке находился небольшой ароматный мешочек, видимо, против моли.

Я опустилась на матрас и подивилась. Он не только выглядел, но и ощущался твёрже моего. Я посмотрела на стену у изголовья и заметила вывешенный на ней плакат. Его написали от руки, заполнив чьими-то речами про важность властвования духа над телом. Я покачала головой.

Кажется, господин слегка перегибает палку со своими правилами.

Я же слишком долго жила по чужим правилам, чтобы вспоминать о них сейчас, когда мне попалось нечто интересное, способное приблизить к взглядам на мир доброго ко мне господина и помочь мне его понять. Поэтому я подошла к его рабочему столу. Опустилась перед ним на колени и осмотрелась. Провела руками по лакированной поверхности, отмечая, что на нём не виделось ни пылинки. Стол полнился документами, но не письмами. Я перебирала их и осматривалась вокруг, и заметила в столе скрытый ящик. Тонкий и без ручек, за которые можно ухватиться. Он выделялся потёртостями. Им явно часто пользовались, но я не понимала, как его подцепить и выдвинуть. Поковыряла ногтем. Попросила ящик открыться голосом. Просунула сверху бумажный лист и провела туда-сюда. Потянулась за конвертным ножом, запихнула кончик тонкого лезвия в не менее тонкое пространство между ящиком и столом, наклонила нож и потянула на себя. Со щелчком ящик поддался.