Не сразу додумалась подняться на ноги, а когда вытянулась в полный рост, взвыла от боли в ноге. Теперь и гулкое постукивание в голове не особо заботило.

Убегала я быстро. Больше не играя. Не строя из себя бесстрашную. Я была собой, настоящей. Вот сейчас, когда звезда всë никак не хотела разгораться, когда время тянулось так долго, что больше уже некуда, я не сдерживала страха. Слёзы текли по щекам, а кончики пальцев покалывало. Губы тряслись. Меня колотило. Сердце безумно стучало в груди, отдаваясь в ушах. Потому-то я не заметила верёвку, натянутую, вероятно, во время беготни за оленем. Нога зацепилась. Я кубарем покатилась в овраг. Как же больно! Кто-то преградил путь. Схватил за плечо. Затормозил моё падение собой.

— Привет, — ласковый голос господина раздался над ухом. — Какая ты шустрая, Капелька.

Он растерянно оглядел меня. Потянулся рукой в перчатке ко лбу, погладил, обещая позже заняться каждой ссадиной. Извинился, верный своим принципам, и, не смущаясь, раздвинул полы моих верхних одежд. Задрал их и разорвал на груди нижнюю рубашку. Одарил меня доброй и ненесущей злости улыбкой. Приспустил вторую рубаху, которую наверняка заметил ещё тогда, когда повязывал ленту-маячок, и наткнулся на слабо затянутый корсетный лиф. Не торопясь, развязал верхние шнуры и потянул за алый, пропитавшейся водой и потом, лоскуток. Я замерла, даже перестала дышать. Однако господин не обратил или сделал вид, что не обратил внимания на мелкие огненные всполохи в воздухе вокруг меня.

Звезда озарила небо ярким алым свечением, давая понять, что игра окончена. Рука господина замерла, так и не развязав ленту. В его глазах мелькнуло удивление и восхищение.

— Поздравляю, Капелька, ты выиграла. Вставай, — Коэн помог мне подняться на ноги. — Идëм в лагерь.

Он поставил меня и, не оборачиваясь, двинулся прочь. Остановился, завидев появившегося из-за деревьев Того Данна. Общаясь, друзья зашагали вдвоём, но не я. Колени подкосились, и я упала, согнулась, коснувшись лбом земли, и разрыдалась.

О, если б это не было игрой, меня убили бы сразу?

Господин остановился. Спешно вернулся ко мне, подхватил на руки и сел, сжимая меня в тёплых объятиях.

— Тише. Тебя никто не обидит, — пообещал он, гладя меня по волосам и крепко держа на руках, словно ожидал попытки убежать. — Всë хорошо, Летта, не бойся.

— Я, пожалуй, пойду, — неуверенно то ли спросил, то ли предложил Данн.

Я не слышала, чтобы Коэн что-то отвечал, но вскоре мы остались вдвоём. Господин сидел на прохладной земле. Я — на его коленях. Я закрыла глаза и сжалась, в то же время прижимаясь к нему в поисках тепла. Мужская рука гладила мои волосы. Пальцы перебирали короткие прядки. Заплетали причудливые косички. Господин ткнулся носом в мою макушку. Прикрыл глаза. Мне слышался только лес. Шелестела листва. Хрустели ветки.

— Мы можем никуда не идти? — спросила я тихо.

— Вернёмся в лагерь, — господин мягко глядел в ответ.

Он хотел было поднять меня на ноги, но подхватив заметил рану на бедре. Лицо господина посуровело. Он затребовал заживляющую мазь и забранился. Мол, если так больно, надо было сразу говорить, а не бегать молчком, пока не упаду. Сетовал, что рана мной получена явно после оленя. Ругался, будто я специально бедро порезала. Зато, когда я зажмурилась и сжалась, он, нанося мазь на рану, заботливо подул на неё.

— Император исполнит любое моё желание?

— Уже что-то придумала? — улыбнулся господин.

Я закусила нижнюю губу и почему-то отвела взгляд. Вроде ничего такого в предложенном Того Данном не прозвучало, но озвучить не смогла и лишь отрицательно мотнула головой.

— Тогда подумай. Время ещё есть, — приободрил господин и помог мне подняться.

Мы вместе возвращались в лагерь. Я почти полностью повисла на поданной мне руке, но господин не жаловался. Во всё ещё ноющей тупой болью голове поселились сомнения. Я ощущала себя предательницей, хотя ничего такого не предлагала. Император сам сказал, что исполнит любое желание. Пусть господин сообщил, что моё положение не позволяет стать приближённой девой, уж с императорской подачи это можно изменить. Но говорить о своих мыслях я отчего-то не отваживалась. Возможно потому, что подозревала, что моё-то положение как раз и позволяло, как невесты Сагамии Коэна. Вот только говорить кому-то о печати помолвки он запретил.

— Я лбом о землю биться не стану, — заявила я, вспомнив того несчастного юношу Сёту, обвинённого в нападении за защиту своих сестёр.

— Не бейся.

— Ваш император мне не владыка.

— Только Муроми об этом не говори. Всë. Отпусти уже, Летта.

Мы остановились на пороге между лесом и поляной. Господин подпихнул меня перед собой и обещал пойти следом.

— Почему вы не сняли ленту? Выиграли бы сами. И тогда, что тогда бы было?

Кашлянув, Коэн прикрыл глаза.

— Капелька, — произнёс мягко, так обращаются к ничего не понимающим детям, — ты выиграла, радуйся.

— Нет, скажите честно.

— Тогда бы не твоë желание исполняли, а моë, как победителя.

— Император? — подивилась я..

— Моё исполняла бы ты, — улыбнулся господин.

— Не дождëтесь, — хмыкнула, а сама вспомнила третьего игрока, и меня передёрнуло. — Это моë желание будет исполнено. Я выиграла. А, хотя, чтобы вы тогда пожелали?

Ничего не ответив, господин подпихнул меня в спину, выталкивая из леса на обозрение собравшимся. Сам же он следовал за мной по пятам, словно тень или охранник, готовый защитить от любой напасти.

Под чужие взгляды и перешёптывания мы подошли к императору. Он ожидал возле входа в свой шатёр.

— Вернулись, — его голос прозвучал спокойно и сдержанно. — Поздравляю, Летта. Идём.

Синеглазый мужчина, позвякивая цепочками, зашёл в шатёр. Я с опаской оглянулась на господина. Тот одними губами произнёс: «иди» и жестом поторопил двинуться вслед за императором. Я, также одними лишь губами, спросила, подождёт ли он меня. Господин усмехнулся, но в его глазах проглядывало столько тепла, что я расхрабрилась и ступила внутрь.

На этот раз, едва я переступила порог, император опустил полог за мной, отрезав господину возможность наблюдать за мной, а мне — чувство безопасности.

В шатре было теплее, чем снаружи, но не душно. Благодаря тканям, освещение внутри казалось необычайно мягким, а пространство вокруг уютным и успокаивающим. Также на меня действовало позвякивание цепочек в волосах императора.

— Что ты хочешь? — он опустился в кресло без ножек и взглядом велел мне тоже сесть.

Поискав взглядом, куда бы опуститься, я поняла, что придётся примоститься прямо на пол. Превозмогая боль согнула ноги в коленях и вытянула спину ровно.

— Не знаю, — призналась честно.

Император слегка склонил голову и спрятал глаза за пушистыми ресницами. В мягком свете шатра его лицо казалось кукольным. Я невольно залюбовалась точёными чертами и подалась вперёд.

— Тогда, пожалуй, нам стоит сперва познакомиться, — он потянулся к кувшину с вином.

Не смея отказывать, я взяла протянутую мне чашу. Пусть желудок пуст, я надеялась, что плохо на мне вино не скажется. Над чашей витал пряный вишнёвый аромат. Я медленно пригубила вино, а император подозвал слугу. Неужели худосочный юноша в коричневых одеждах всё это время стоял внутри? Я вздрогнула от неожиданности, наблюдая, с какой ловкостью тот нарезал мясо и сыр, раскладывал по золотому блюду и ставил между нами. Жестом император предложил мне угощаться, а я вздохнула, чуток приободрившись.

Император расслабленно ел и пил и не отводил от меня взгляда ярких синих глаз. Он спрашивал о том, где я росла, встречала ли других ведьм, какие места успела повидать, а я увиливала от ответов. Отвечала так размыто, как только могла. И чем больше спрашивал император, тем сильнее казалось, что он, пусть и выглядел ровесником, на самом деле был младше господина.

Вино оказалось вкусным, но путало мысли и быстро пьянило. Я не заметила, когда мы с императором сели ближе друг к другу. Он схватил с золотого блюда кубик сыра, зажал между длинных, тонких пальцев, элегантным и ловким движением поднёс к своему рту. Я как дурочка наблюдала за его светлыми губами.