— Ты говорил, сегодня мы гуляем. Отдыхаем, развлекаемся, — канючила Летта. — Пойдём же, — вновь прыгала в нетерпении.

— Я неподходящий партнёр для тебя.

— А это не тебе решать, — насупилась ведьма. — Идём танцевать!

— Я слишком высок для тебя.

— И это всё? — вытянулась она и приподнялась на носочки.

Вздохнув, я шагнул от стены. Позволил Летте утянуть себя к отдыхающим. Сделал вид, что не заметил косых взглядов и перешёптываний.

— Положи руки на мои, — велел я довольной девчушке.

Она замерла. Оглядела меня, изменившуюся позу. Вложила правую ладошку в мою левую. Положила свою левую на мой правый локоть. Со смешком я подтянул Летту ближе. Её ножки путались между моими. Не поспевали. Я двигался плавно, медленно. Летта растерянно смотрела вниз. Уши и щёки её раскраснелись. Глаза заблестели. Губы поджались и задрожали. То ли ведьма желала скрыть от меня своё смущение, то ли следила, куда наступать.

Я прикрывал глаза, но старался улыбаться каждый раз, когда носочек ведьминского сапожка опускался на мой, а следом слуха касалось тихое: «прости, пожалуйста, прости».

— Всё хорошо, — шепнул ей в макушку. — Танцевать не сложнее, чем биться. Расслабься и вслушайся в музыку. Не следи за мной. Вот так. Ты быстро учишься.

Конечно, девушка оступалась. Она стояла слишком близко и казалась слишком низкой. И мне хотелось прижать её ещё сильней. Вдохнуть её аромат. Коснуться разгорячённой щеки.

— Всё? — расстроенно завертела она головой.

Я остановился. Удивлённо взглянул на музыкантов. Те готовились заиграть новую мелодию. Я так отвлёкся, что не заметил, когда завершилась прошлая. Летта отстранилась и обняла себя. Замёрзла?

— Ты был прав, — раздался её расстроенный голосок. — Ты высокий как шест. И зачем такой вымахал? Но ничего, мы это поправим.

Я не успел спросить, как именно она хотела меня подправить, а Летта уже потянула меня к скамье. На ней сидела лишь одна женщина. Ведьме не было труда найти для себя свободное место. И, под новую плавную мелодию, она, опираясь о мой локоть, встала на скамью. Довольная. Обхватила меня за шею. Выжидающе посмотрела в глаза. Облизнулась. И улыбнулась ещё шире, лишь только мои ладони сжались на её талии.

Летта

— Мы так танцевать не сможем, — заявил Коэн, не выпуская меня из объятий.

— А что сможем? — поднялась я на цыпочки и вытянула шею, ощущая, как жар наполняет моё тело.

— Стоять? — предположил господин, выдыхая в мои приоткрытые губы, склоняясь всё ближе.

— Тогда постоим, — заключила я, сильнее прижимаясь к Коэну в ответ.

Общее веселье и свобода расслабляли, побуждали к риску. Вскружили голову. А мне было так легко рядом с господином, что хотелось это продлить. Так долго, как только можно. Так ярко, как мы способны. Ловить на себе его заинтересованный взгляд. Слышать, как сбивается его дыхание, хотя это я плясала без передышки вот уже четыре танца. И это моему сердцу впору стучать так сильно, так неровно, что лучше за ним не следить.

Я не поняла, когда левая рука господина утонула в моих волосах, а правая столь сильно стиснула талию, что из меня вырвался удивлённый вскрик.

Мои руки цеплялись за плечи Коэна. Я прижалась своими губами к его. Господин нежно, неторопливо изучал мой рот. Целовал щёки, нос, брови. Вернулся к губам, и я почувствовала, как моя магическая энергия высвобождается, перетекает в него, наполняет. Я замерла от такого. Но не сила, она будто соединила нас, потянулась за господином, отдаваясь ему.

Коэн отстранился и затуманено посмотрел в мои глаза. Я задрожала, но не от холода или страха. Вновь потянулась к нему.

— Каков наглец, — сказал кто-то громко.

Я вздрогнула. Господин притянул меня обратно. С силой сжал мою талию, впился в припухшие губы.

— Вы посмотрите, что себе позволяет, — повторили нарочито громко.

— А ведь где-то невеста ждёт, да?

— А девчонка ничем не лучше. Знала, небось, а другой, а всё равно готова ноги раздвинуть!

— Не надо! — вскрикнула я, заметив, как напрягся господин, услышав его рык и осознав, что говорили про нас. — Пожалуйста, — я вцепилась в его рубашку, сжала.

— Что? Совесть не мучает, изменщик? — в мужские голоса встрял насмешливый женский.

— А тебя? — нарочито спокойно уточнил Коэн, не выпуская, однако, дрожащую от испуга меня из объятий.

— А я похожа на нелюдя, чтобы вести себя так?

— Даже так, — медленно и ровно проговорил господин.

— Пожалуйста, — тихонько попросила я, всё ещё держа его за ворот.

— Всё хорошо, — Коэн улыбнулся, чмокнул меня в лоб и, казалось, его вовсе не задевали слова людей. — Ты-то знаешь, что я тебе ни с кем не изменяю.

— А с ней зато изменяешь! — встряли несколько голосов.

Господин будто потерял интерес к окружающим. Ласково улыбнулся мне и погладил по щеке. Я неуверенно улыбнулась в ответ. Накрыла его ладонь своей, а Коэн взял мою правую руку в свою левую и, приподняв ладонь к своим губам, поцеловал запястье. От этого простого жеста широкий рукав сполз к локтю. Печать помолвки на моей руке обнажилась.

Насмешливые голоса смущённо заткнулись.

— Всё равно… — неуверенно пробормотал один мужчина, но, не найдя поддержки, махнул рукой и пошёл к еде.

Я замерла, поразившись не меньше местных. Совсем не ожидала, что господин продемонстрирует печать помолвки. Намеренно. Он, будто ничего не было, подхватил меня под мышки и снял со скамьи. Погладил по макушке и предложил посидеть, отдохнуть. Я покорно шагала следом, не сводя с него испытующего взгляда. Впрочем, как и некоторые отдыхавшие. Они тоже смотрели нам вслед. Коэн же увёл меня на достаточное расстояние от людей и наклонился к самому уху. Его голос прозвучал так близко, что опалил дыханием. Так тихо, что услышать могла лишь я. Но от этого не менее больно.

— Помни, Летта, сегодня мы с тобой обычные люди. И ты, и я. Не позволяй никому вчитаться в текст печати.

От его слов мне вдруг стало больно. Как пощёчину получить, или кулаком по солнечному сплетению. Хотя, конечно же, мы же с господином никто друг другу, а эти печати — случайное недоразумение. Не больше. И всё же… Всё же он только что смотрел на меня такими глазами, будто хотел схватить, раздеть и никогда не выпускать. Да притом взгляд Коэна казался невероятно мягким, заботливым и любящим?

Я замотала головой и похлопала себя по щекам. Должно быть, от всех этих танцев у меня кругом пошла голова. Вот и засоображала плохо. Но, чем бы произошедшее ни было, а больше к нам не приставали. Наоборот, даже угостили местным вином, пряным и ароматным, и невероятно густым. Господин чарку принял, а потому и я с радостью выпила. Уши почти сразу запылали.

Я не заметила, когда солнце окончательно скрылось, а поля заполнились прохладой. Народ не спешил расходиться, хотя все понемногу уставали. Я тоже, что скрывать. И когда число празднующих поредело, господин повёл меня за собой.

Мы покинули человеческую общину, но далеко от частокола отойти не смогли. Трое мужчин преградили дорогу. Господин уверенным и быстрым движением завёл меня себе за спину.

— Пропустите, — попросил он спокойно.

— С какого перепугу? Из-за тебя нас выгнали, ублюдок.

Выглядывая из-за спины господина, я рассматривала говоривших. И верно, это были те самые мужчины, которые первыми пытались уличить Коэна в измене. После они выказывали своё недовольство каждому забредшему нелюдю, так что, вряд ли их выгнали из-за нас. Просто мы оказались первыми из тех, кто им не понравился и притом покидал праздник не в большой компании.

Господин ничего не ответил. Он лишь схватился за рукоять меча на своём поясе. Тройка угрозы не заметила.

Прохладный ветер не остудил пыл недовольных, а воздух наполнился напряжением. Сперва трое мужчин разошлись в стороны, будто пропуская, но почти сразу показали своё истинное намерение. Бросились в атаку.