Ее праздничный ужин свободно уместился на небольшом журнальном столике, трон королеве новогоднего бала легко заменило старенькое кресло работы прославленных в советское время белорусских мастеров, а роль распорядителя придворных торжеств и одновременно массовика – затейника выполнял подаренный Андреем японский телевизор.

Праздничный вечер был в самом разгаре, когда вдруг зазвонил домашний телефон. Айра, еще днем поздравившая своих родных, от неожиданности вздрогнула.

Но по частым трелям телефонного аппарата, которые характерны для междугородних звонков, она догадалась, что ей звонит Андрей Карин.

Вцепившись в подлокотники кресла побелевшими от напряжения пальцами, она не могла оторвать свой взгляд от телефона, и в то же время мысленно заклинала аппарат поскорее умолкнуть, чтобы не искушать ее возможностью услышать голос любимого, и тем самым причинить огромную боль и ему, и себе, обнаружив перед ним свою безутешную тоску и поистине смертельную боль одиночества.

Междугородние телефонные звонки раздавались еще несколько раз в течение ночи, но Айре удалось удержать себя в руках, ведь она знала, что обратной дороги для них с Андреем уже нет.

Без пяти двенадцать Айра открыла шампанское и приняла поздравление президента страны, скороговоркой поздравила саму себя с праздником, потом нежно и трогательно обратилась к Андрею, желая от всей души любимому всяческих благ и счастья:

— Пусть не со мной, только, пожалуйста, Андрюша, будь живой! А еще я хочу, любовь моя, чтобы тебя никогда не покидало доброе здоровье, всегда сопутствовала удача и, чтобы одиночество обходило тебя стороной. Будь счастлив, солнце моей жизни, и прощай!

Смахивая с ресниц непрошеные предательские слезы и чуть раскачиваясь в такт мелодии, Айра негромко запела песню известного казахского композитора Нургисы Тлендиева «Кустар», повествующую о прощании птиц, улетающих в теплые края, с родной землей.

О, как она понимала в эти минуты их беспредельную тоску, смятение и неутихающую боль перед вынужденной разлукой! Пожалуй, она сама была подобна внезапно подстреленной птице, не успевшей достигнуть своей обетованной земли.

В начале января по рекомендации одной своей старой знакомой Айра Эмирова обратилась к адвокату Маровой, имевшей неплохой опыт работы и достаточно приемлемые расценки на свои услуги.

Адвокат, ознакомившись с материалами дела, заявила, что, на ее взгляд, никаких особых поводов для беспокойства у Айры не должно быть, так как доказательства, на которые ссылается передавший дело в суд старший лейтенант, следователь финансовой полиции Азизов, носят явно натянутый характер, которые невозможно принимать всерьез.

У Айры, никогда прежде не сталкивавшейся с законодательными структурами, отлегло от сердца. Однако ее радость оказалась преждевременной.

На первом же заседании, самом длительном и впечатляющем по количеству приглашенных свидетелей, судья районного суда по фамилии Баркиджоев, не долго думая, назвал Айру Эмирову мошенницей, а также сообщил, что он ничуть не сомневается в ее виновности.

Когда Айра – маленькая, одиноко сидевшая на жестком стуле посреди просторного судейского кабинета, словно бы выставленная на всеобщее обозрение и тайное злорадство, попыталась выразить свое несогласие с поспешными и категоричными формулировками в свой адрес, Баркиджоев, пригрозил, что если Эмирова посмеет еще раз в ходе судебного слушания открыть рот, когда ее об этом не просят, он не сомневается в том, что довольно быстро найдется повод, чтобы завести на нее второе уголовное дело.

Наслаждавшийся своей властью судья повышал голос на всех.

На молодого прокурора, призванного от имени государства следить за соблюдением законности на проходящих судебных процессах.

На несчастных свидетелей, которые все как один начинали заикаться под взглядами грозного кавказца, мечтая лишь о том, чтоб поскорее сказать то, что от них хотят услышать, чтоб под каким-либо предлогом исчезнуть из этой, наводившей на них первобытный ужас, обители сатаны, где комфортно и безопасно чувствовали себя лишь всемогущий судья Баркиджоев и выступавший в качестве свидетеля конкурсный управляющий ТОО «Адам» Проценко, победоносно поглядывавший на несговорчивую и публично растоптанную Айру Эмирову.

В предоставленном ему слове «полицай» Проценко долго и неискренне рассказывал о том, как болит его душа за государство, вынужденное терпеть убытки из-за недоплаченных в казну налогов, по вине таких безответственных и корыстолюбивых лиц, как подсудимая Эмирова, в отношении которой Проценко просил суд применить суровые меры наказания.

Невзирая на испитое и порочное лицо данного свидетеля, Баркиджоев, казалось, едва удерживался от аплодисментов в его адрес.

Столь же благосклонно судья отнесся к показаниям бывшего главного бухгалтера ТОО «Адам» Ивана Денисова, без обиняков заявившего, что фирма оказалась банкротом всецело по вине ее руководителя Эмировой, постоянно в устной форме, якобы, приказывавшей ему не делать налоговых отчислений в бюджет, чему он, сознавая неправомерность подобных приказов, тем не менее, в силу своего служебного положения, был вынужден следовать.

Очень волновалась Зарема Баширова, почему-то все время называвшая Айру при даче показаний: «этот человек». Единственное, что можно было понять из весьма сбивчивого выступления Заремы – это то, что к «этому человеку» она лично претензий не имеет.

Не имели претензий также курьеры, разносившие газету по почтовым ящикам, и всегда вовремя получавшие зарплату. Вот, пожалуй, и всё.

Остальные свидетели, представлявшие типографию, еще какие-то фирмы, размещавшие в газете рекламу, напряженно следили за движением нахмуренных бровей грозного судьи, у которого, по слухам, была хорошая поддержка в администрации города. Неудивительно, что с ним никто не хотел лишний раз ссориться.

Адвокат Марова старалась высказываться крайне осторожно, даже деликатно. Робкий прокурор, поверхностно ознакомленный с данным делом, часто говорил невпопад, сводя все свои недолгие, непрофессиональные высказывания к вопросу непреложной виновности подсудимой.

Айра отлично видела, что идет нечестная игра в одни ворота, но понимала, что она не в силах изменить ее правила. Единственное, что она могла себе позволить – это сохранить стройность и независимость осанки, что в условиях трехчасового заседания сделать было не так-то просто, но Айра Эмирова очень старалась.

После окончания судебного заседания она поинтересовалась у адвоката, могут ли они дать отвод судье ввиду его предвзятого отношения к ней. Адвокат коротко ответила: «Нет».

Эмирова в ответ только вздохнула: «На «нет» и суда нет». У Айры пропала последняя надежда, исход дела больше не вызывал никаких сомнений.

Все последующие судебные слушания, а их было семь или восемь, мало чем отличались от первого, только судья Баркиджоев в конце каждого задумывался над вопросом, кого еще можно вызвать в качестве свидетеля на очередной процесс.

Он как будто что-то выжидал, порой многозначительно поглядывая на уже ко всему безразличную Айру Эмирову.

Наконец, на шестом или седьмом по счету слушании дела он объявил, что на следующем процессе будет вынесено решение суда по уголовному делу Эмировой.

В сей знаменательный день, заставив Айру полдня прождать под дверями его кабинета, Баркиджоев в присутствии секретаря судебного заседания зачитал приговор.

Больше никого не было, хотя в качестве участников данного заседания были официально указаны и прокурор, и адвокат.

Судья долго и монотонно читал пятнадцатистраничный приговор, большая часть которого практически слово в слово была нагло переписана из обвинительного заключения, который состряпал следователь финансовой полиции Азизов.

Собственно, ничего другого ему и не оставалось делать, как переписать, или точнее, перепечатать то, что было под рукой, поскольку суда, как такового, изначально не было.