— Многие там не смогут дождаться. Не только бабы с детишками, лучшие мастера тощают и бьют друг друга. Это ж живые убытки.

— Нет нужды убеждать меня, мастер. Я и так был согласен.

— Дай мне шанс убедить тех, кто против. Сведи с людьми из торговой Лиги. — Эйден всматривался в умные глаза собеседника, всё глубже понимая глупость и бессмысленность собственных потуг. Но не готов был прекратить попытки. — Информация, профессиональные услуги, деньги, да даже просто убедительные слова… Мало ли, что может послужить ключиком. Я бы попробовал подобрать нужный, а?

— Деньги? — Недоумённо переспросил Лютер. Небо заворчало далёкими громовыми раскатами, закапало. — Слова? Мастер Эйден, я сделаю для тебя то немногое, что сделать могу. С удовольствием, из благодарности и уважения. Но давать ложных надежд не стану. Ничего не выйдет. Главы гильдий не будут с тобой разговаривать. Не пустят на порог. Не занимай свой изощрённый разум тем, на что повлиять нельзя. Прими это, как волны, ветер или дожди. С тучами ничего не сделать, давай же просто понаблюдаем за косой моросью. Благо — сами находимся под хорошей крышей.

Эйден думал о «косой мороси». О качестве редакарской «крыши» для него самого. Видел, что молодой рыцарь не одобряет происходящего, уверенно и терпеливо ожидает грядущего, судит бесстрастно, холодно, сухо. Но, вроде бы, не жестоко. Сочувствует людям, пусть и по-своему, по-господски. Тему деятельного сопротивления оставили, дальше только делились наблюдениями, опытом, мнением о пиве и прочем.

— И тут, обойдя тесные ежи пикинёров, мы перерезаем путь коннице Нима, с хрустом врезаясь в их левый фланг, — пересказывал события позднего лета Дэсфорд, чуть ссутулившись над столом, увлечённо двигая «войска» из хлебных корок, кружек и кубков. — Трещало, звенело, Сайг Муррэ́ вопил так, что пугались лошади. Я старался от него не отставать, хотя, признаться, команд особо не понимал. Маркиз и в спокойной-то обстановке вещал невнятно, из-за старой раны в лицо. Маневрируя странным образом, мы оттеснили нимийцев к реке, те сбились в кучу, мешая друг другу, топча, кто-то пытался форсировать Севенну. А на том участке дно глинистое. Даже по невысокой воде, вязли почти все. Там я и свалил своего первого врага. Второго там же.

— И как тебе?

— Проще, чем я думал. И не так… волнующе.

— Да, понимаю. — Эйден не вполне понимал. Вспоминал собственный опыт столкновения с кавалерией Нима. Тогда ему чуть не отрубили ногу, и, если бы было чем, он наверняка бы обгадился. В тот раз пехоту спас ближайший овраг, к которому удалось прижать конников. — Когда я видел нимийцев, они удирали от нас оврагами. Запомнились щиты в белом и буром, брошенные, валяющиеся по лесу.

— Точно. Я и сам приметил. Белые мечи с их гербов пропали, выпачкались в речной глине. Так и торчали там коричневым буреломом, латные наручи, поножи — кверху, из-под лошадей или рядом с ними, сплошная каша, что-то булькают, воют. Херня, одним словом. Точно, как и это вот. — Длинным пальцем Лютер брезгливо отодвинул блюдо с килёвкой, сырой телятиной в маринаде. — Мои люди продолжают жрать эту пакость. Привыкли, не слушают.

— Паразиты для человека привычны. У половины вши, черви, и это если не вскрывать. Не все умны, как ты, не все слушают и запоминают.

— Та твоя смесь, травы, помогли отлично. Как раз черви и вышли из меня комом. Перепугался жуть, яркие впечатления. Зато потом сразу раздался в плечах, пошёл дальше ввысь, есть не перестал, но теперь шло впрок. Меняю латы и гардероб дважды в год. Отец ворчит, что кузнецы с портными поминают меня в вечерних молитвах.

— Рад, что смог услужить. Может и ещё смогу быть полезным.

— Уверен, сможешь. — Лютер поднялся, снова вырастая к потолку. Протянул руку, прощаясь. Не по чину и положению вежливо, как теперь точно понимал Эйден. — И я смогу. Ты только обращайся… с чем-то разумным, житейским, для себя.

Молодой рыцарь вышел в дождь, остальные лайонелиты последовали за ним. Тилхамин почти тут же оказался рядом, улыбаясь широко и открыто, показывая неполные ряды неровных зубов.

— Ну и славно. — Сказал он, делая женщине знак убрать со столов и принести нового уже им. — Я знал, что всё выйдет благопристойно. Прости, что не сказал о вежливой «засаде» прямо, не мог, не смел. Но и ты сам не говорил мне о своих высоких связях, а? Такие гости, такие знакомства…

— Так а что за гости, Тил? — Эйден был несколько пуст, растерян. Не знал, на что теперь направить мысли и надежды, чего бояться, чего хотеть. — Парня я вижу второй раз. Хороший парень, спору нет, и важный. Но что с того? Дэсфорд, верно?

— Верно. Как и его отец. Лорд Дэсфорд, глава ордена святого Лайонела. Большое семейство, богаты, сильны, влиятельны. Честь принимать такого. Жаль только, пришёл сытым. Моя телятина самая свежая, отборная, дорогая. Маринад сардийского уксуса, специи Имжара́дра. Ему понравилось?

— Сказал — пакость.

Пивовар схватился за сердце, закатил тёмные глаза. Подхватил широкое блюдо, спустил на пол, щёлкнул пальцами.

— Отдам собакам. Знал бы — подал вальдшнепов в вине с эстрагоном. Ну хоть твоим нравится, хоп, и чиста посуда. Скоро будет солнце, близится обед, а к обеду прекрасно идёт тёмное с полынью. На. — Он поставил кружку с принесённого подноса. — Я тебе — ты мне. Рассказывай, делись, хвастай.

У Эйдена больше не было планов, даже абстрактных и обобщённых. Он будто пришёл к месту, до которого толком не ожидал дойти. Оставались какие-то сумбурные рассуждения, теоретические взгляды, словно дыра на самом дне кармана, делающая его не пустым, но совершенно бессмысленным.

— Какие разные, всё-таки, люди. — Проговорил он, наконец, облизывая с губ горькое пиво. — Один юнец, примерный ровесник этого, сумел было внушить мне уверенность, даже веру. В то, что изначально шаткие идеи способны вырасти, оформиться, сыграть, как задумано. Тот парень был абсолютно туп, но как-то вдохновлял. А этот умён, и разгромил совершенно всё то, что позволяло мне считаться человеком. А где ты потерял зубы, Тил? Тот, который дурак, тоже был без зубов.

— Цинга и голод. — Пожал плечами Тилхамин, понимая много и не торопясь понять всё. — Меня в жизни не били по лицу, если ты про это. Даже и нос, — он потёр явно перебитую переносицу, — помял об угол стола. Запнулся о спящего пьяницу.

Как только дождь затих, кругом снова забурлила жизнь. Они сидели и смотрели на просыхающую мостовую, бегающих по делам людишек, на нестройный лес мачт вдалеке. В порту всегда было шумно, но ветер сдувал, уравнивал голоса с разным стуком и скрежетом, волны, даже незлые, шепчущие, смазывали последние резкие звуки и позволяли слушать не вслушиваясь. Не слыша. К обеду веранда и зал таверны наполнились людьми, женщины Тилхамина бегали меж столов, ложки тюкали по тарелкам и мискам, точно мелкий осенний град.

— Я предпочту не напиваться сегодня. — Отказался Эйден от очередной кружки, очередного, совершенно особого пива. — Видишь там, наверху, у самых стропил, последний обрывок алой ленточки?

— Вижу. Я все их оборвал уж пару лет как. На солнце выгорели, пообтрепались. Да и жена, — он замялся на секунду, — жену ты видел в тот раз, была средь прочих девок. А как стала женою, руки в бока упрёт и давай гундеть. Не нравилось ей носить алый атлас. Гости цепляли за ленточки. Вот я и убрал, чтобы не ругалась.

— Добрый ты человек, Тилхамин.

— А что делать? — Грустно вздохнул пивовар. — Ты и сам такой.

Вопреки намерению или его отсутствию, Эйден напился скоро и хорошо. Не помнил, как прощался с хозяином, как обнимался и плакал, как падал по дороге, кое-как держась за холку осла. На какой-то кривой улочке, среди калек и нищих, он на минуту пришёл в себя. Не сам, не своей волей, а побуждаемый к трезвой мысли чувствительной оплеухой. Лайонелит, поднявший его с обочины, грубо отряхнул запачканное лицо. Это был один из тех, что сидели в таверне утром. Эйден буркнул что-то, запрещая собакам жрать грубияна, успокаивая их и ещё кого-то. Сфокусировав зрение, он заметил рядок попрошаек, чумазых, паршивых и откровенно несчастных. У одного шла носом кровь, другой держался за ухо. Алхимик сообразил, что ещё мгновение назад видел те же грязные рожи куда более весёлыми. Когда, спотыкаясь, тащился мимо, вкладывая по золотой марке в каждую тянущуюся к нему сальную ладошку. Он снова взглянул на рыцаря, снова получил от того бодрящий подзатыльник, снова спас служивого от зверей, приказывая стоять. Лайонелит, собравший с нищих жуликов всё розданное золото, ссыпал тяжёлую горсть Эйдену во внутренний карман жилета. Похлопал по звякнувшему выступу, застегнул пуговицу. Предостерегая, показал жуликам крепкий, уже знакомый им кулак, и пропал.