Впрочем, одну традицию она уже попрала. Вспомнив об этом, Илона опасливо поджала ноги, но было поздно.

— Милочка, что это у вас? — госпожа Боскет картинно приложила руку к лицу. — Вы, конечно, не из Байроканда, но из достаточно культурного города. Разве вы живете где-нибудь в дальнем поместье, где всех развлечений — бегать через поля к соседям? Тамошним жителям приходится носить ботинки на плоском ходу, будто прислуге или селянкам, но мы-то с вами не из этих!

— Госпожа Боскет, культурный город или нет, но я не хочу повредить ребенку, споткнувшись на мостовой в туфлях на каблуке.

— Куда это вы собираетесь ходить? В вашем положении, милочка, далее чем от двери до кэба ходить не стоит!

— Благодарю за совет, госпожа Боскет, — процедила Илона, стараясь унять желание немедленно пройтись от кэба до двери в дом госпожи Эббот. Но вот незадача, та сегодня сказалась больной и осталась охать в кресле гостиной, наказав Илоне всё запомнить и непременно передать ей в точности.

Кэб катился по мостовой в сторону дома госпожи Нафепан, будто вагон по рельсам, и свернуть не было никакой возможности, но выслушивать нотации остаток пути Илоне совершенно не хотелось. По словам госпожи Эббот, матушка Леопольда происходит из просвещенного Байроканда и считается в местном свете знатоком культуры. Илона состроила лицо «вежливый интерес высокой степени» и повернулась к госпоже Боскет:

— Вы знакомы с жизнью в Байроканде?

— О, более чем! Ах, большой город! Вы, конечно слишком молоды, чтобы помнить, что до объединения Байроканд почитали как культурную столицу Риконтии. Впрочем, я уверена, что и сейчас другого такого просвещенного места в королевстве нет. Мы наезжали туда время от времени, пока был жив господин Боскет. Как жаль, как жаль, что с течением лет Байроканд превратился в гнездо разврата! Нет, я ничуть не жалею, что моему супругу дали высокую должность в Шинтоне.

Илона с госпожой Боскет прибыли последними. Их радушно встретили. Госпоже Боскет хватило ума позаботиться о репутации будущей невестки, и она представила Илону самым положительным образом. Вид Илоны был снова оценен, но «непристойная» обувь на этот раз укрылась за подолом, а все остальное заслужило вежливого одобрения пополам со сверкавшей в глазах завистью. Все же матушка перестаралась с выбором тканей.

Или нет? Илона обвела глазами полукруг дам в небольшой гостиной: самая молодая лет на десять старше Илоны. Представься Илона равной им по статусу, в силу возраста на нее смотрели бы сверху вниз. Но матушка, подбирая наряды, достаточно откровенно показала, что семья Илоны занимает высокое положение в обществе. Теперь шинтонские дамы не знали, стоит ли указать юной вдовице ее место, или же, напротив, выразить уважение. Выход нашла хозяйка, поприветствовав «свежую кровь в наших рядах», и предложила Илоне почетное место рядом, чтобы познакомить ее с «нашим небольшим кружком». Госпожа Боскет уселась с другой стороны.

Беседа началась совершенно светским образом — с погоды. Одна за другой дамы сетовали на ветер, дождь, не вовремя выглянувшее солнце, не вовремя набежавшие облака, высокие волны — будто Три Сосны стояли на берегу, а не в глубине города — и все без исключения кляли сырость. Илона пока не почувствовала никакой чрезвычайной влаги и допустила легкий намек на скептическое отношение к подобным явлениям.

— О, госпожа Кларк, — ответила на ее мысли дама с высокой прической, в голубом платье с красными розами по лифу. — Поверьте старожилам, та свежесть, которая так радует нас теплой ласковой осенью, зимой будет кусать за щеки, словно злой голодный пес.

Илона кивнула, отдав должное поэтичности сравнений.

От погоды свернули к светским новостям — верней, так разговор представлялся собравшимся.

Некий господин Туржен женился на дочери фермера. Достопочтенное собрание обсуждало его падение. Мнения разделились. Одни считали, что он ненароком скомпрометировал несчастную и под угрозами ее родни был вынужден жениться. Другие пребывали в уверенности, что ушлая девица завлекла Туржена в сети, и может быть, подстроила сцену, упав к нему в объятия при свидетелях, после чего — родня, угрозы, вынужденный брак. Обе партии описывали такие страсти, которые сделали бы честь дамским романам, что ходили по рукам пансионерок.

Дама в голубом с розами взяла на себя труд прочитать объявление о свадьбе в городской газете:

— Ах, я знаю эту семью! — Подавшись вперед, она веско добавила: — По моим сведениям приданое девицы превышает годовой доход господина Туржена в три раза!

Мнения вновь разделились. Одни считали, что господин Туржен скомпрометировал несчастную, чтобы вынудить ее родню дать согласие на брак. Другие не сдавали своих позиций, утверждая, что ушлая девица подстроила сцену, будучи «с сюрпризом» от другого мужчины, и родня дает за ней достаточную сумму, чтобы покрыть грех свадьбой. На этот раз плоды фантазии дам не прошли бы цензуру даже самой лояльной преподавательницы пансиона.

Затем перешли к обсуждению своей же товарки — некоей Каролины, верного солдата Гвардии Нравственности, которая сегодня отсутствовала на собрании. По-видимому, в компании не было единого мнения, как следует оценивать поведение соратниц — заслуживают они поблажек или же, напротив, к ним надо относиться с особой строгостью. Оная Каролина, как стало понятно из притворно-дружелюбных реплик, вместо того чтобы вести жизнь благопристойной вдовы, принимала знаки внимания некоего «неподходящего» мужчины и не слишком тщательно это скрывала.

Илона слушала без особого интереса и только после вырвавшегося у кого-то слова «квакис» наконец сообразила, что речь идет о госпоже Эббот, благосклонность которой к дядюшке Фирцу, по-видимому, сделалась достоянием общественности. Сама собой в голову пришла и следующая мысль: а не для того ли госпожа Эббот спровадила ее, Илону, из дому на это дурацкое собрание, чтобы поужинать со своим поклонником? То-то она при заявленной «мигрени» имела подозрительно цветущий вид…

Илоне стало так смешно, что она вынуждена была симулировать неожиданный приступ кашля с насморком, и из-за этого не сразу заметила, как дамы оставили госпожу Эббот в покое и перешли к гвоздю программы — Айси.

— А я предупреждала госпожу Диггингтон, что нельзя допускать в дом этакую распутницу!

— О да! Я совершенно согласна! И что же госпожа Диггингтон ответила вам на это?

— Всякую чушь про сострадание к ближнему. Поделом ей! А я говорила!

— Ах, если бы эта Лангин только ступила на мой порог!.. Куда смотрит городское управление? Почему ее не выставили из города? Недостаточно мы ее проучили!

— О, полноте, в Мостках таких пруд пруди.

Илона припомнила, что Мостками называли злачный район около порта.

— Вот и шла бы в Мостки! Там ей самое место! Послушалась бы нас, не сидела бы сейчас в тюрьме. Но нет, захотела остаться в приличном доме!

Илона вернула чашку с горячим чаем на стол, чтобы избежать сильного искушения: вспомнился рассказ Айси, как эти дамы поймали ее у дома Диггингтона и бранили за недостойное поведение. Неудивительно, что бедняжка пряталась от людей в переулках.

Откричавшись про Айси, дамы перешли к новостям культуры. Госпожа в голубом вычитала в «Вестнике добродетельной души» про ужасающе непристойную выставку в столице, где гравюры смущали праведный дух исключительно скандальными подробностями. По словам рассказчицы, фантазия художника была достойна самого нетрезвого обитателя тех самых Мостков.

Блеск в глазах дамы в голубом навел Илону на идею непременно найти последний номер «Вестника».

— Представьте себе, — голубые рукава взметнулись над столом, едва не угодив в свечу. — Там… о-о-о, многорукие женщины в короне и… и… кроме короны… о, я не могу!

— Ах, милочка, я вас поняла. Ни единой ниточки, не правда ли? — картинно приложила руку ко лбу госпожа Боскет.

— Да-да, совершенно…

— Восемь совершенно обнаженных, да-да, совершенно обнаженных женщин, танцующих вокруг розового элефанта! — снова помогла ей Боскет. — Не представляю, кому могло такое прийти в голову! Я считаю, что это все от неумения. Господин… как его… Комасат?