— Звезды пресветлые, а я и не подумала тебе плед принести, — пробормотала она. — Я завтра принесу, и чулки теплые, и… Айси, слушай. Давай сразу: это ты?

— Нет, конечно, — фыркнула та. — Как я могла его убить? И зачем? Да я и не знала ни о каком завещании! Он мне столько денег принес, и приносил бы еще… то есть… Словом, зачем мне его убивать?

— Денег? Ты работала у него лечсестрой?

— А? Да, вроде того. Не круглый день, я приходила на час или два. Я сперва училась в школе лечсестер, потом бросила. Меня одна добрая женщина научила делать специальный массаж ног или рук, если плохо работают. Я эти новомодные тонкие зелья втираю особым образом. Так я сразу работать начала, деньги зарабатывать! А методика хорошая, больным легче становится. Диггингтон ходил едва-едва, пока я разминать не стала. Лекари помочь не могут, и магов звали, ничего не помогает, только один маглекарь посоветовал разминать с тонкомагической настойкой. Вот я и хожу к нему. Ходила. Знаешь, у меня еще трое таких. Какие-никакие деньги шли. А наследство… не знала я ни про какое наследство, и сейчас даже не знаю, сколько там! Что он за глупость придумал, зачем мне его деньги!

Быстро, много, нехорошо говорит. Забалтывает. Значит, что-то скрывает.

Илона забормотала что-то про поиск хорошего законника, но осеклась, сообразив, что денег у Айси нет, а тех, которые выделила матушка, может и не хватить. Что делать, что делать…

— Скажи мне честно. Ты была там?

— Нет! Правда нет! Они мне не верят! — с жаром произнесла Айси. Вот теперь Илона хорошо видела, что она говорит правду. — Постучал мальчик, беспризорник какой-то, принес записку: госпожа Лангин, приходите сегодня на два часа позже, брат нездоров. Подпись: Нинель Диггингтон. А я и рада, меня последнее время все в сон клонит, прилегла поспать… Еле проснулась. Прихожу к особняку, а там уже стражи, как налетели: ага, вернулась, говорят. А я удивляюсь: почему вернулась, меня со вчерашнего дня тут не было! А они говорят: тебя видели. А я им: кто это мог меня видеть, я же была дома, мне записку прислали! Они записку отобрали, и говорят: могла бы и поумней чего придумать… Мальчишку, что ее принес, даже искать не стали… Что теперь будет, Илона? Что⁈

Напускная бодрость Айси иссякла, и теперь она выглядела страшно: отчаянные, наполненные ужасом глаза и дурацкая улыбка, словно приклеенная к посеревшему лицу.

— А кто, по-твоему, мог его убить?

— Ума не приложу. Тихий, безобидный человек… сидит себе в кресле, смотрит на волны, вспоминает прошлое. Кому он мог помешать?

— Айси? Я вижу, ты на кого-то думаешь, но не хочешь сказать. Нас никто не слышит! Я обещаю, что без твоего позволения никому не скажу. Кто?

Айси пожала плечами и безнадежно махнула рукой.

— Честно, я сразу решила, что это его сестра. Вообще-то она хорошая тетка. Со мной всегда вежлива, не делает кислое лицо, когда мой живот видит. Не то, что эти кумушки, Гвардия Нравственности! Слышала, наверное? — Илона кивнула. — Представляешь, однажды подстерегли меня, как я вышла от Диггингтонов, и давай ругать по-всякому! К стенке прижали! Я думала, на части разорвут. И такая я, и сякая, и честные девушки себя так не ведут, и гореть мне в демоновом огне…

Бедная Айси! Илона ужаснулась, представив себе эту сцену, но одновременно ее вдруг накрыл прилив душного стыда, как тогда, наутро, после той ночи. Ее-то не прижимают к стенке и не бранят, а чем она, благопристойная «госпожа Кларк», лучше Айси? Та, по крайней мере, не лжет о себе.

— Эта их банда! — продолжала тем временем Айси, даже приободрившись от гнева. На щеках вспыхнули красные пятна, пальцы сжались в кулак, глаза засверкали. — Думаешь, они меня запугали? Плевать я на них хотела, если хочешь знать. Плевать! Как по мне, так они лишь мерзкие, надутые от собственной важности, нелепые бездельницы. Да, бездельницы! Мы с господином Диггингтоном после смеялись над ними. Полюбуйся, сказал он мне, на что они тратят жизнь.

— А что про госпожу Диггингтон? Ты с нее начала, — напомнила Илона.

— Ах да. Как ни крути, она-то — основная наследница, если, конечно, Дигги… то есть господин Диггингтон не оставил все состояние больницам; но мне кажется, вряд ли.

— И записка была от нее! — воскликнула Илона.

— Да! А еще они ссорились накануне. И на той неделе тоже. Много раз ругались, и все об одном и том же. Точно я не знаю… но вроде как она хотела у него каких-то денег для какого-то Антуана. А он ей говорит: слышать ни про какого Антуана с его глупостями не желаю, сама разбирайся. И пригрозил, если не отстанет, ее содержание тоже урезать. В последний раз она так и сказала — в сердцах! — раз так, я решу это дело по-своему. А вдруг… она имела в виду, что убьет его?

— Надо рассказать майору!

— Говорила я, — махнула рукой Айси. — Не получается. Ушла в двенадцать, через четверть часа его видел живым садовник. А она в половину первого была на другом конце города, спрашивала дорогу у какого-то мужчины, он ее запомнил… из-за чего-то там. Там далеко, ей бы только-только хватило времени добраться, никак не успела бы Дигги убить. Так что не выходит. А больше никого нет, сама голову ломаю!

Илона растерянно помолчала. Махнув рукой, спросила о другом:

— А этот твой… как его зовут? Господин Сырнокс? Он не подтвердил, что ты была дома?

— Дик? А он ушел. Еще до того, как прибежал мальчишка с запиской.

— Неужели он не мог сказать, что был с тобой дома? — прошипела в сердцах Илона и в испуге глянула на дверь. — Хоть бы ребенка пожалел… — и осеклась, припомнив, что майор говорил о предполагаемом отце.

— Пф… он с самого начала не хотел ребенка. Сразу сказал, мол, избавься, только я не дура, чтоб из-за этого слизняка себя калечить.

Илона натянула маску сочувствия в попытке скрыть изумление. Все же она была права, не могла Айси быть столь легкомысленной. Значит, Сырнокс врал. Зачем? Айси не могла знать о его вранье, но будто бы в ответ на незаданный вопрос, невесело улыбнулась:

— Думаю, Дик заберет деньги и уедет. Как только следствие закончится, так и уедет. Растратит все за полгода, конечно…

— Какие деньги?.. Ведь наследство тебе не дадут, ему тем более…

Айси открыла рот, закрыла, неловко взмахнула руками.

— Да… не важно. Наши сбережения небольшие. Мои то есть. Останусь я без денег.

Ничего себе небольшие, если такой образцовый проходимец, как Сырнокс, будет их тратить целых полгода. Хорошо же платят разминателям ног.

Илона встала. На прощание нужно было, наверное, сказать Айси что-то ободряющее, но слова — нелепые, неубедительные — не шли, застревали в горле, словно рыбные кости. Неестественно бодрым тоном Илона пообещала, что все будет хорошо, что правда обязательно будет обнаружена и доказана, дознаватель разберется… остановилась, поймав себя на том, что ходит по кругу и в третий раз обещает то, во что не верит сама.

Барк дожидался ее у входа. Илона глянула на небо, где низкие тучки, будто клочья нечесаной шерсти, быстро бежали в сторону моря, а верхние, светлее и плотнее, едва заметно ползли вслед.

— Похоже, дождя не будет. Пройдемся. Поговорить нужно.

По дороге она рассказала Барку историю Айси.

— Я помогу вам, чем смогу, поезжу с тобой завтра, заглянем на рынок, в таверны, но и ты уж помоги. Послушай, что люди говорят, да сам подумай, вдруг что узнаешь.

Погода портилась. Последняя неделя октября даже здесь, в южной части Риконбрии, могла отхлестать незадачливых горожан холодными порывами ветра, а самых доверчивых выманить из дома без зонта под чистое голубое небо и после насмехаться, глядя, как мокрые человечки удирают от промозглого осеннего ливня.

Люси прожила в Шинтоне всю жизнь. Когда Илона, выглянув в окно, решила пойти в легкой накидке, покачала головой и настояла на зонте.

— Люси, солнце светит!

— Вы как хотите, госпожа, но или вы берете зонт, или я вам шнурки завязывать отказываюсь.

Угроза была нешуточная, и Илона покорно взяла зонтик. Ходить становилось тяжеловато, а зонт был большой и прочный, хоть опереться сойдет.